Окончание. Начало здесь>
— А ещё Чавкины? Филипп Фомич и Марфа, отчество не помню. Нет таких?
— Чавкины? Вы уверены? Ну, в принципе, есть.
Архиерей попросил одного из монахов проводить друзей на монастырское кладбище.
— Я чуть позже туда подойду, — пообещал Феодосий.
Пришёл он минут через пятнадцать. Владимир Алексеевич и Василий выглядели несколько растерянными.
— Что-то случилось? — спросил архиерей.
— Да, — сказал Василий, — Зайцевых нашли, а Чавкиных нет.
— Так вы у их могилы стоите.
— Да где, батюшка?
— Вот — Филипп Фомич Галкин и Марфа Дорофеевна Галкина.
Архиерей указал на огромный серый крест с этими именами.
— Галкина же?
— Так «чавка» по-мордовски и есть «галка». Птица такая.
— Вы мордвин, владыка?
— Да, а что удивительного? Эрзя и мокша много священнослужителей дали России. Патриарх Никон и его противник Аввакум тоже из мордвы будут.
— Вот как! А что значит «пичай»? — спросил Владимир Алексеевич.
— Это имя. Означает «сосновый» или «сосновая». У нас нет деления по родам, как и в английском.
— Интересный язык.
— Согласен с вами, Владимир Алексеевич. Многие мои соплеменники стесняются на нём говорить. Я вам псалтырь принёс. Что просто так у могил стоять? Помолитесь об усопших, порадуйте их души. Возможно и ваши предки здесь лежат, Владимир Алексеевич, или, по крайней мере, однофамильцы. Вон видите — Письмаровы?
— И при чём здесь я?
— «Письмар» по-мордовски «скворец», а вы же Скворцов, Владимир Алексеевич. Чавкины перевели свою неблагозвучную для русского уха фамилию и стали Галкиными. А Письмаров звучит получше, но могли тоже перевести на русский. Но не буду вам мешать. Псалтыри можете не возвращать. Я вам их два принёс, в подарок. До свидания, чада мои.
— До свидания, владыка, — улыбнулся Владимир Алексеевич.
Как только архиерей скрылся из вида, Василий сказал:
— Володь, читай псалтырь.
— Зачем?
— Для конспирации. Громко читай.
Владимир Алексеевич подчинился, а Василий согнулся и стал внимательно осматривать крест, зашёл за него и… улыбнулся.
— Есть!
Он достал из висевший у него через плечо чёрной сумки раскладной нож, раскрыл его и стал царапать им заднюю стенку креста. Наконец снял крышку и аккуратно положил её рядом с собой. Из ниши в кресте он извлёк продолговатый предмет, завёрнутый в плотную материю.
— Тяжёлый, но не так, чтобы очень, не сказать, что золото.
— Прячь, — скомандовал Владимир Алексеевич, — потом разберёмся.
Василий кивнул, положил предмет в сумку, а из неё вытащил большой тюбик.
— Что это? — спросил Владимир Алексеевич.
— Жидкие гвозди. Не так же оставлять.
— А я всё думаю: что ты в этой сумке с собой таскаешь?
***
В машине, когда выехали из ворот монастыря, Василий спросил:
— Когда открывать будем? — в голосе его чувствовалось нетерпение.
— В офисе спокойно откроем. Имейте терпение, Василий… э…
— Григорьевич.
— Да, Василий Григорьевич, имейте терпение.
В офисе предмет освободили от материи. Он оказался чем-то вроде деревянного тубуса. Его открыли. Оттуда выпали туго свёрнутые листки.
— Что это? — удивился Василий.
— Сейчас разберёмся, — ответил Владимир Алексеевич. — Керенки, царские ассигнации, акции «Руссо-Балта», Путиловский завод. Интересно, а сейчас он работает?
— Мы гонялись за этой макулатурой? — разочарованно произнёс Василий.
— Спокойствие, главное спокойствие! Векселя на предъявителя в швейцарском банке. Ни хрена себе! Интересно, он работает?
Владимир Алексеевич кинулся к компьютеру.
— Работает. Василий, тебе повезло, прямо там, куда ты собирался дочку везти!
— А нам деньги дадут?
— Конечно. Векселя на предъявителя! Вопрос — сколько там денег на счету. Счёт, я думаю, на имя твоего прадеда. Надо будет доказать, что ты его прямой наследник. Так, что там ещё? «Баварские моторы»…
— Они живы?
— Судя по моей машине — да. Акции концерна BMW семнадцатого и восемнадцатого года. Твой прадед их, наверное, на сдачу купил. Они только образовались в семнадцатом году, никому не известная фирма, делали какие-то моторы и велосипеды. Ладно, смотрим дальше.
Владимир Алексеевич на столе справа от себя откладывал акции существующих фирм, слева — не существующих. Закончив разбор, он сказал:
— Итак, Василий Григорьевич, это всё надо как-то вывезти за кордон и доказать, что ты имеешь на них право. Что-то определённое сказать сейчас сложно, но, судя по всему, мы с тобой как минимум… долларовые миллионеры.
— А Машенька?
— Это с учётом траты на твою дочку! Считай, что она здорова. Уж лимон франков тут точно есть. Короче, ты берёшь вот эти бумажки, — Владимир Алексеевич указал на керенки и акции не существующих в данный момент фирм, — посчитаешь их и по одной штучке отнесёшь в «Нумизмат». Знаешь, где это? Хорошо. Отнесёшь туда с целью продать все, что есть. Продашь или не продашь — неважно. Боюсь, что многие в городе догадываются, что мы клад ищем. Надо показать, что мы его нашли, но он оказался пустышкой. Если тебе дадут деньги — бурная радость, если откажут — искреннее огорчение. Понял, Вася? Главное, чтобы к нам потеряли интерес. Завтра, после «Нумизмата», придёшь сюда, я тебя введу в курс дела, будешь руководить моей фирмой.
— Я?
— Ну не я же! Я поеду в Москву, а потом поеду за границу, в частности в Швейцарию. Надо твою дочку лечить или как? А ты здесь будешь тихо и незаметно собирать необходимые справки, какие я тебе скажу. Буду звонить, отчитываться. Деньги тебе надо оставить, а то помрёшь с голоду, «временно безработный». Мне интересно: как твой прадед умудрился всё это собрать и привезти сюда? Первая Мировая война ещё не кончилась, а Гражданская уже началась?
— Я думаю, что-то у него из этого было. Уехал в 1917 году в Европу, там всё это купил и с войсками Деникина вернулся сюда. Деникина слишком быстро разбили, прадед не успел с ними уйти, или его что-то задержало. Теперь уже не спросишь, бабушка давно умерла, я ещё маленьким был.
— Может быть, Вася, может быть…
***
Через день Владимир уехал, а Василий остался руководить офисным центром.
Владимир Алексеевич позвонил через несколько дней.
— Василий, я договорился по телефону с клиникой в Швейцарии по поводу твоей дочери и внёс предоплату, но они требуют расширенный диагноз.
— И где его взять? У нас в центре, где ей диагноз поставили?
— Лучше в Москве в Первой Городской. Я уже договорился. Отправляй жену и дочь, я их здесь встречу на вокзале.
— А жить они где будут?
— Номер в гостинице забронирован.
Через несколько дней Василий услышал в трубке разъярённый голос Владимира Алексеевича:
— Васька, ты лох! И я повёлся, как последний лошара! Кто такой диагноз твоей дочери поставил?
— Так в городе медицинский центр открылся. У Кольки Баранова там директор знакомым оказался. Мы и прошли всей семьёй обследование бесплатно. Все мы оказались здоровы, но вот Машенька…
— С худшими показателями в космос отправляют! Здорова она абсолютно.
— Да ты что? Вот радость!
— Баранов, говоришь? Ну козёл, ну козёл. Одноклассничек. Это они тебя на двадцать один миллион хотели развести.
— А предварительный диагноз?
— Откуда они знают, что в Швейцарии такие требования? Да и не стали бы они заморачиваться этим. Отправили бы твою дочь вместо Швейцарии в Египет и там на рынке в Александрии продали бы её за две тысячи баксов, если она девственница, а если нет, то за полторы, и стала бы она женой сотни храбрых воинов ислама где-нибудь в Ливии или Сирии. А вам бы сказали, что умерла на операционном столе.
— Какой ужас!
— Ну да, зато у этого козла Баранова было бы двадцать с небольшим миллионов, если в рублях, а вы бы жили на свежем воздухе, на своих четырёх сотках, без дочери.
— Ужас, — повторил Василий.
— Ладно, всё прошло, я отправил твоих поездом, встречай.
***
Владимир Алексеевич окончательно вернулся в город к концу ноября с кучей документов, которые требовалось срочно подписать.
— Я вот всё думаю: а если бы твой отец нашёл все эти бумаги? Что бы он с ними делал?
— Не знаю, Володь. Выкинул бы или в макулатуру сдал.
— А завещание, Вася, написано честь по чести, юридически грамотно, только на эрзянском языке и оформлено на твою бабушку. Я в Саранск ездил, переводил. И слава богу, что твоя бабка девичью фамилию оставила. Когда бодался с их юристами там в Европе, это помогло, и у нас появились деньги.
— И много у нас денег?
— Чуть меньше, чем до хрена. Остальное он, наверное, сыну отдал.
— Если бы Колька Баранов не попытался бы меня кинуть… По-хорошему нам его надо в ресторан сводить.
— Обойдётся. Он сейчас мой ЖБИ дербанит по поручению главы. Да и что он хотел с твоей семьёй сделать вообще и с дочерью в частности? Ты что, простишь, что ли?
— Нет, конечно.
— Тогда, Василий Григорьевич, переходим к нашим баранам. Мы с тобой являемся топ менеджерами фирмы «Ред Меркюри».
— Какой фирмы?
— Из Лихтенштейна.
— И мы там менеджеры?
— Ну да. Топ. А что тебя не устраивает? Фирма владеет заводом в Индонезии по производству «изделия №2». Знаешь такое?
— Знаю. А почему именно их?
— А что ещё? Консервированные ананасы? Так там жить тогда надо, а то законсервируют какую-нибудь змею, вот потребитель обрадуется. А тут есть линейка наименований: простые, с усиками, с гранями, с волнами и прочее. Плантации каучуконосов вокруг завода. Я там был и лично всё видел. Из каучука делают латекс, из латекса — их, упаковывают в блистер и присылают нам сюда. А мы их здесь расфасовываем в коробочки, в смысле упаковываем.
— А коробки где возьмём?
— Фирма в нашем районе построит завод по переработке макулатуры и производства картонной тары и туалетной бумаги. А ещё фирма построит завод по производству макаронных изделий. Я уже скупил всю пшеницу будущего урожая.
— Всё лучше, чем эти изделия.
— А что такое, Вася?
— У нас в стране с демографией не всё хорошо.
— Ты думаешь, что наши изделия встанут на пути рождаемости? Чушь, Вася. К тому же мы коробочки упаковываем в короба и отправляем в Нидерланды. Им там они нужней. Так. Вот ещё бумаги, подписывай.
— Что это?
— Фирма «Ред Меркюри» принадлежит фирме «Аэтои тис Кипру» — «Орлы Кипра». Красиво?
— И что?
— А этой фирмой в равных долях владеют Скворцов Владимир Алексеевич и Зайцев Василий Григорьевич. Знаешь таких?
— Знаю. И зачем столько нагромождений?
— Чтобы не отняли!
—
Автор рассказа: Анатолий Гусев