Владимир Алексеевич в мрачном настроении задумчиво стоял у окна в своём кабинете. За окном собиралась гроза, темнело, вот-вот начнётся ливень.
— Владимир Алексеевич, — по внутренней связи обратилась секретарша, — к вам посетитель. Утверждает, что ваш школьный товарищ. Впустить?
— Впусти, — Владимир Алексеевич был слегка удивлён.
Дверь отворилась, и вошёл мужчина, ровесник хозяина кабинета, лет сорока пяти, с чёрной сумкой через плечо, в белой рубашке с короткими рукавами в мелкую синюю клетку, в джинсах и когда-то белых кроссовках. Был он немного смущён.
— А, Васька, привет, — с усмешкой произнёс Владимир Алексеевич,— мой совет впрок пошёл три года назад?
Три года назад у Василия серьёзно заболела жена, требовалось дорогостоящее лекарство. Он случайно встретил на улице Владимира Алексеевича и был приглашён в офис. В офисе Владимир Алексеевич самодовольно распинался о жизни, сказав, что если человек не может заработать денег столько, сколько ему надо, то пусть их украдёт. Если очень надо, то грех небольшой. Василий тут же воспользовался советом и украл у него сто тысяч рублей. Потом он прислал письмо, объясняя свой поступок, а также сдачу, оставшуюся от покупки лекарства. Владимир Алексеевич не стал преследовать своего школьного товарища.
— Я верну, — произнёс посетитель неуверенно.
— Да? Не думаю, видимо, случилось что-то такое, что кражей делу не помочь. В прошлой раз всё получилось у тебя?
— Да, спасибо тебе, Володь, я верну.
— Если бы смог вернуть, сюда бы не пришёл.
— Сейчас у меня совсем беда, Володя.
На глаза Василия навернулись слёзы, но он справился и продолжил:
— Машенька, дочка, пятнадцать лет девочке, здоровая такая была и вдруг оказалось, что у неё сердце больное, срочно требуется операция, но она платная. В Швейцарии.
— И сколько?
— Шестьсот пятьдесят.
— Шестьсот пятьдесят?
— Швейцарских франков.
— Двадцать один миллион рублей примерно.* А почему Швейцария? А в России таких операций не делают?
— Делают, но тоже платно.
— И сколько?
— Два миллиона.
— Недорого.
— Евро.
— Да они охренели! И где ты возьмёшь такие деньги?
— Я так понял, что ты хорошо знаешь Максим Максимовича, главу администрации нашего города? У него фонд помощи есть, «Благо России» называется. Он, может быть, поможет, если ты попросишь?
Владимир Алексеевич расхохотался. Он сел за свой стол и показал рукой на место рядом.
— Садись, Василий. Эх, Вася ты, Вася. Это не совсем фонд, это скорее «прачечная». В нём деньги отмывают.
Василий загрустил, сжался в комок и с робкой надеждой спросил:
— А ты сам не сможешь помочь? Хотя я помню — это не в твоих правилах…
— Не в этом дело. Максим Максимович рейдерством занялся. Не он сам, но с его подачи. Нет у меня больше ничего, кроме этого здания. Пятьсот тысяч в месяц я собираю с арендаторов. Вот и все мои богатства. Особенно комбинат железобетонных изделий жалко. Я его лелеял, холил, столько сил и труда в него вложил.
— Ты же его по ваучерной приватизации за гроши купил.
— Откуда такие сведения, интересно? Ну да, приватизировал недорого, и что? Завод работал, я людям зарплату платил. А теперь на него возьмут кредитов немерено, обанкротят, людей на улицу выгонят, оборудование на металлолом сдадут, корпуса снесут, а на его месте какой-нибудь торгово-развлекательный центр построят.
— Значит, придётся продавать квартиру, — обречённо вздохнул Василий, — говорят, она как раз двадцать два миллиона стоит.
— Ни хрена себе! А, ну да, твоя квартира так и стоит.
— Я сам удивился, как узнал. В старом доме.
— В сталинском, довоенном. Почти центр города. Я помню, какая у тебя квартира — шикарная. Кто, интересно, её у тебя купит в нашем городе за такие деньги?
— Говорят, фонд этот, «Благо России», может купить.
— Фонд? Фонд, пожалуй, может. А сам где жить будешь?
— Дачу утеплю. Там и жить буду, на своих четырёх сотках.
— Почему четырёх? У всех же шесть?
— Ну нам так «повезло».
— Да, действительно, повезло. Тебе хуже, чем мне. Я торчу в этом офисе и радуюсь, когда у арендаторов лампочка перегорит: хоть какую-то проблему решу. Но твоя проблема, боюсь, мне не под силу. Тебя спасти может только чудо, например, чемоданчик, набитый долларами или затонувший галеон с пиастрами. Не знаешь, в нашу речку испанские галеоны с дублонами не заходили? Или, может, у тебя карта «Острова сокровищ» имеется?
— А ты бригантину на пятьсот тысяч в месяц снарядишь?
— Умеешь ты поддеть, Вася. Значит, карты сокровищ у тебя нет.
Владимир Алексеевич вздохнул и отвернулся к окну. Грянул гром и полил ливень.
— Есть, — сказал Василий.
Владимир Алексеевич резко обернулся:
— Что ты сказал? Есть?
За окном сверкнула молния и вскоре прогремели раскаты грома.
— Есть. Ну, не карта, но… есть. Завещание, с описанием места, где спрятаны сокровища моего прадеда.
— Так что же ты тут сидишь, попрошайничаешь?
— Так оно зашифровано и прочитать его нельзя. Отец пробовал, я пробовал, расшифровать не получилось.
— И что у тебя за прадед такой? Много денег за ним водилось?
— Видел здание из красного кирпича на набережной, где наша администрация города располагается?
— Ну ты спросил, — покачал головой Владимир.
— Так вот, это дом моего предка — купца первой гильдии. Харитон Григорьевич Зайцев! Не слышал?
— Нет. Судя по зданию, денег у него было до хрена.
— Ха! До хрена! Гораздо больше, только вот куда они делись? У моего прадеда до этой заварухи с революцией были сын и дочь. Сын в Гражданскую ушёл с Деникиным, и судьба его неизвестна.
— Может, он сейчас миллионер в Америке?
— Вряд ли он вообще жив. А дочь моего прадеда — это моя бабушка. Она вышла замуж за партийного функционера (отсюда и квартира), пережила много всякого разного, включая войну, поэтому ей было не до сокровищ своего отца. Но завещание сохранила.
— Сохранила, — задумчиво произнёс Владимир Алексеевич. — Постой, если твоя бабка замуж вышла, то почему ты Зайцев?
— Честно? Не знаю. Может, за однофамильца замуж вышла, а может, просто фамилию менять не захотела.
— Ладно, неважно. Ты сейчас где работаешь?
— Временно безработный.
— Это хорошо.
— Что же тут хорошего? На зарплату жены живём. Думаешь, учителям много платят? Тем более сейчас, летом.
— Это я к тому, что от поисков клада ничего отвлекать не будет. Значит так, Василий, давай договоримся: находим клад, лечим твою дочь, остальное вкладываем в бизнес, доходы от бизнеса — в пополаме.
— А если там только на лечение Машеньки или меньше?
— Ну, тогда все тебе. Поиск клада неплохое развлечение. Квест, как сейчас говорят. Всё интересней, чем решать мелкие проблемы арендаторов.
— Хорошо, я согласен.
— Тогда едем к тебе, я забираю по дороге свою жену, и при наших жёнах я повторяю своё предложение, при свидетелях, так сказать.
— Это не обязательно, я тебе доверяю.
— Я сам себе не доверяю. Поехали. Ливень нам не помеха, это к удаче.
***
В квартире у Василия при жёнах Владимир повторил своё предложение. Все согласились: Надежда, жена Василия – потому, что не очень верила в успех, но надеяться больше было не на что, а у Любы, жены Владимира, не было иного выбора.
Дочери Василия Владимир сказал:
— Что-то ты, Мария, как-то не похожа на смертельно больную…
— Врач сказал, что через полгода я превращусь в развалину и умру.
На глазах девушки блеснули слёзы.
— Спокойно, Машенька, дядя Вова всё уладит, иди, занимайся своими делами. Давайте ваше завещание, – отреагировал Владимир.
Ему подали лист плотной бумаги, исписанный незнакомыми буквами, в нижнем правом углу красовалась подпись и стояла печать. На печати написано: «Зайцев и сын».
— Буквы какие-то странные, — сказал Владимир Алексеевич.
— Греческие, — пояснил Василий.
— Хорошо, что не армянские. Значит, текст греческий. Надо его просто перевести.
— Какой ты умный, Владимир Алексеевич, прям куда деваться! Переводи.
Василий покопался на книжной полке, достал две книги.
— На тебе в помощь словарь новогреческого языка, на тебе ещё и древнегреческий. Думаешь, что ты один такой умный, а мы пеньки с глазами?
— И результат?
— Не угадали ни одной буквы. В смысле, буквы угадали, но ни одного слова не угадали.
— Нет, угадали одно слово, — сказала Надежда.
Они с Любой сидели на диване, Владимир за письменным столом Василия у компьютера, сам Василий стоял рядом.
— Какое? — встрепенулся Владимир.
— Самое последнее — «аминь».
— Боюсь, что нам это ничего не даст. Обратите внимание: в завещании нет ни одной заглавной буквы, ни одного знака препинания.
— Чтобы трудней было прочитать, — предположил Василий.
— Возможно. А как все эти слова в завещании произносятся? Вася, ты не знаешь?
— Нет, а зачем? Какая разница, как произносится слово, если ты не знаешь его значение?
— Ну, мало ли. Может быть, что-то блеснёт. А как вы вообще догадались, что это слово именно «аминь»? Тут больше похоже на А, М, N, V (аμήν).
— Оно единственное, которое перевелось, — сказала Надя.
— Ага! Нет, давайте всё-таки узнаем, как завещание будет звучать. Если это не греческий, то какой-то другой. А какой? Что в гимназиях изучали до революции?
— Церковно-славянский, — стала перечислять Надежда, — греческий, латынь, французский и немецкий.
— Нам любой подходит.
Владимир Алексеевич повернулся к компьютеру, долго что-то там искал, наконец, попросил отпечатать листок.
— Ну, слушайте, — сказал он, взял листок в руки и стал по возможности чётко произносить слова. Все внимательно слушали.
— Ну? — спросил Владимир Алексеевич, после окончания чтения. — На какой похож? Французский?
— Слишком длинные слова, — усомнился Василий.
— Тогда немецкий?
— Для немецкого — слишком короткие слова.
— На тебя не угодишь.
— Если смягчить окончания, все эти «пос», «кос», «мос», то будет похоже на мордовский язык, — сказала Надежда — «пось», «кось», «мось».
— Очень будет похоже, — подтвердила Люба.
— А с какого? Откуда в нашей местности мордва?
— Есть, Володь, — сказал Василий, — это русские здесь пришлые, а мордва испокон веку здесь жила.
— Рядом с моей деревней было мордовское село, — сообщила Надя.
— И у нас в школе мордвины учились, — сказала Люба.
— А в моей нет, — сказал Владимир. — Какое отношение, Вася, к твоему прадеду имеет мордва?
— Его жена была мордовкой. Но это не точно. Русские редко берут мордовок в жёны, но бабка хвасталась, что у ее деда приличное состояние было, и за её матерью хорошее приданое дали, на этом прадед и поднялся.
— Молодец твой прадед, но это всё лирика, — сказал Владимир и повернулся к компьютеру.
— Так, — вскоре сказал он, — мордовского языка нет. Есть мордовские языки.
— Всё верно, — согласился Василий, — у мордвы два языка: эрзянский и мокшанский.
— Зачем одному народу два языка?
— Они считают себя разными народами — эрзя и мокша.
— А, говорят, есть ещё и шокша, — сказала Люба.
— Ну, это уже слишком, — возмутился Владимир, — два языка для одного народа много, а третий-то куда? Хорошо, допустим. И какой язык применён в завещании?
— Какой-то, — пожал плечами Василий. — Я читал, что во Вторую Мировую американцы передавали свои сообщения на языке племени навахо и японцы не могли их расшифровать.
— Значит, твой прадед придумал это раньше америкосов. Но не будем унывать, мы не японцы.
Владимир Алексеевич вновь застучал по клавиатуре.
— Ну вот, смотрите, — сказал он, оторвавшись от компьютера, — русско-эрзянский и русско-мокшанский словарь. Переводим, а утром у меня в офисе сверим результаты.
— Нам тоже приходить? — в один голос спросили Надя и Люба.
— Приходите, если делать больше нечего.
—
Автор рассказа: Анатолий Гусев