Завещание (1)

Владимир Алексеевич в мрачном настроении задумчиво стоял у окна в своём кабинете. За окном собиралась гроза, темнело, вот-вот начнётся ливень.

— Владимир Алексеевич, — по внутренней связи обратилась секретарша, — к вам посетитель. Утверждает, что ваш школьный товарищ. Впустить?

— Впусти, — Владимир Алексеевич был слегка удивлён.

Дверь отворилась, и вошёл мужчина, ровесник хозяина кабинета, лет сорока пяти, с чёрной сумкой через плечо, в белой рубашке с короткими рукавами в мелкую синюю клетку, в джинсах и когда-то белых кроссовках. Был он немного смущён.

— А, Васька, привет, — с усмешкой произнёс Владимир Алексеевич,— мой совет впрок пошёл три года назад?

Три года назад у Василия серьёзно заболела жена, требовалось дорогостоящее лекарство. Он случайно встретил на улице Владимира Алексеевича и был приглашён в офис. В офисе Владимир Алексеевич самодовольно распинался о жизни, сказав, что если человек не может заработать денег столько, сколько ему надо, то пусть их украдёт. Если очень надо, то грех небольшой. Василий тут же воспользовался советом и украл у него сто тысяч рублей. Потом он прислал письмо, объясняя свой поступок, а также сдачу, оставшуюся от покупки лекарства. Владимир Алексеевич не стал преследовать своего школьного товарища.

— Я верну, — произнёс посетитель неуверенно.

— Да? Не думаю, видимо, случилось что-то такое, что кражей делу не помочь. В прошлой раз всё получилось у тебя?

— Да, спасибо тебе, Володь, я верну.

— Если бы смог вернуть, сюда бы не пришёл.

— Сейчас у меня совсем беда, Володя.

На глаза Василия навернулись слёзы, но он справился и продолжил:

— Машенька, дочка, пятнадцать лет девочке, здоровая такая была и вдруг оказалось, что у неё сердце больное, срочно требуется операция, но она платная. В Швейцарии.

— И сколько?

— Шестьсот пятьдесят.

— Шестьсот пятьдесят?

— Швейцарских франков.

— Двадцать один миллион рублей примерно.* А почему Швейцария? А в России таких операций не делают?

— Делают, но тоже платно.

— И сколько?

— Два миллиона.

— Недорого.

— Евро.

— Да они охренели! И где ты возьмёшь такие деньги?

— Я так понял, что ты хорошо знаешь Максим Максимовича, главу администрации нашего города? У него фонд помощи есть, «Благо России» называется. Он, может быть, поможет, если ты попросишь?

Владимир Алексеевич расхохотался. Он сел за свой стол и показал рукой на место рядом.

— Садись, Василий. Эх, Вася ты, Вася. Это не совсем фонд, это скорее «прачечная». В нём деньги отмывают.

Василий загрустил, сжался в комок и с робкой надеждой спросил:

— А ты сам не сможешь помочь? Хотя я помню — это не в твоих правилах…

— Не в этом дело. Максим Максимович рейдерством занялся. Не он сам, но с его подачи. Нет у меня больше ничего, кроме этого здания. Пятьсот тысяч в месяц я собираю с арендаторов. Вот и все мои богатства. Особенно комбинат железобетонных изделий жалко. Я его лелеял, холил, столько сил и труда в него вложил.

— Ты же его по ваучерной приватизации за гроши купил.

— Откуда такие сведения, интересно? Ну да, приватизировал недорого, и что? Завод работал, я людям зарплату платил. А теперь на него возьмут кредитов немерено, обанкротят, людей на улицу выгонят, оборудование на металлолом сдадут, корпуса снесут, а на его месте какой-нибудь торгово-развлекательный центр построят.

— Значит, придётся продавать квартиру, — обречённо вздохнул Василий, — говорят, она как раз двадцать два миллиона стоит.

— Ни хрена себе! А, ну да, твоя квартира так и стоит.

— Я сам удивился, как узнал. В старом доме.

— В сталинском, довоенном. Почти центр города. Я помню, какая у тебя квартира — шикарная. Кто, интересно, её у тебя купит в нашем городе за такие деньги?

— Говорят, фонд этот, «Благо России», может купить.

— Фонд? Фонд, пожалуй, может. А сам где жить будешь?

— Дачу утеплю. Там и жить буду, на своих четырёх сотках.

— Почему четырёх? У всех же шесть?

— Ну нам так «повезло».

— Да, действительно, повезло. Тебе хуже, чем мне. Я торчу в этом офисе и радуюсь, когда у арендаторов лампочка перегорит: хоть какую-то проблему решу. Но твоя проблема, боюсь, мне не под силу. Тебя спасти может только чудо, например, чемоданчик, набитый долларами или затонувший галеон с пиастрами. Не знаешь, в нашу речку испанские галеоны с дублонами не заходили? Или, может, у тебя карта «Острова сокровищ» имеется?

— А ты бригантину на пятьсот тысяч в месяц снарядишь?

— Умеешь ты поддеть, Вася. Значит, карты сокровищ у тебя нет.

Владимир Алексеевич вздохнул и отвернулся к окну. Грянул гром и полил ливень.

— Есть, — сказал Василий.

Владимир Алексеевич резко обернулся:

— Что ты сказал? Есть?

За окном сверкнула молния и вскоре прогремели раскаты грома.

— Есть. Ну, не карта, но… есть. Завещание, с описанием места, где спрятаны сокровища моего прадеда.

— Так что же ты тут сидишь, попрошайничаешь?

— Так оно зашифровано и прочитать его нельзя. Отец пробовал, я пробовал, расшифровать не получилось.

— И что у тебя за прадед такой? Много денег за ним водилось?

— Видел здание из красного кирпича на набережной, где наша администрация города располагается?

— Ну ты спросил, — покачал головой Владимир.

— Так вот, это дом моего предка — купца первой гильдии. Харитон Григорьевич Зайцев! Не слышал?

— Нет. Судя по зданию, денег у него было до хрена.

— Ха! До хрена! Гораздо больше, только вот куда они делись? У моего прадеда до этой заварухи с революцией были сын и дочь. Сын в Гражданскую ушёл с Деникиным, и судьба его неизвестна.

— Может, он сейчас миллионер в Америке?

— Вряд ли он вообще жив. А дочь моего прадеда — это моя бабушка. Она вышла замуж за партийного функционера (отсюда и квартира), пережила много всякого разного, включая войну, поэтому ей было не до сокровищ своего отца. Но завещание сохранила.

— Сохранила, — задумчиво произнёс Владимир Алексеевич. — Постой, если твоя бабка замуж вышла, то почему ты Зайцев?

— Честно? Не знаю. Может, за однофамильца замуж вышла, а может, просто фамилию менять не захотела.

— Ладно, неважно. Ты сейчас где работаешь?

— Временно безработный.

— Это хорошо.

— Что же тут хорошего? На зарплату жены живём. Думаешь, учителям много платят? Тем более сейчас, летом.

— Это я к тому, что от поисков клада ничего отвлекать не будет. Значит так, Василий, давай договоримся: находим клад, лечим твою дочь, остальное вкладываем в бизнес, доходы от бизнеса — в пополаме.

— А если там только на лечение Машеньки или меньше?

— Ну, тогда все тебе. Поиск клада неплохое развлечение. Квест, как сейчас говорят. Всё интересней, чем решать мелкие проблемы арендаторов.

— Хорошо, я согласен.

— Тогда едем к тебе, я забираю по дороге свою жену, и при наших жёнах я повторяю своё предложение, при свидетелях, так сказать.

— Это не обязательно, я тебе доверяю.

— Я сам себе не доверяю. Поехали. Ливень нам не помеха, это к удаче.

***

В квартире у Василия при жёнах Владимир повторил своё предложение. Все согласились: Надежда, жена Василия – потому, что не очень верила в успех, но надеяться больше было не на что, а у Любы, жены Владимира, не было иного выбора.

Дочери Василия Владимир сказал:

— Что-то ты, Мария, как-то не похожа на смертельно больную…

— Врач сказал, что через полгода я превращусь в развалину и умру.

На глазах девушки блеснули слёзы.

— Спокойно, Машенька, дядя Вова всё уладит, иди, занимайся своими делами. Давайте ваше завещание, – отреагировал Владимир.

Ему подали лист плотной бумаги, исписанный незнакомыми буквами, в нижнем правом углу красовалась подпись и стояла печать. На печати написано: «Зайцев и сын».

— Буквы какие-то странные, — сказал Владимир Алексеевич.

— Греческие, — пояснил Василий.

— Хорошо, что не армянские. Значит, текст греческий. Надо его просто перевести.

— Какой ты умный, Владимир Алексеевич, прям куда деваться! Переводи.

Василий покопался на книжной полке, достал две книги.

— На тебе в помощь словарь новогреческого языка, на тебе ещё и древнегреческий. Думаешь, что ты один такой умный, а мы пеньки с глазами?

— И результат?

— Не угадали ни одной буквы. В смысле, буквы угадали, но ни одного слова не угадали.

— Нет, угадали одно слово, — сказала Надежда.

Они с Любой сидели на диване, Владимир за письменным столом Василия у компьютера, сам Василий стоял рядом.

Завещание (1)

— Какое? — встрепенулся Владимир.

— Самое последнее — «аминь».

— Боюсь, что нам это ничего не даст. Обратите внимание: в завещании нет ни одной заглавной буквы, ни одного знака препинания.

— Чтобы трудней было прочитать, — предположил Василий.

— Возможно. А как все эти слова в завещании произносятся? Вася, ты не знаешь?

— Нет, а зачем? Какая разница, как произносится слово, если ты не знаешь его значение?

— Ну, мало ли. Может быть, что-то блеснёт. А как вы вообще догадались, что это слово именно «аминь»? Тут больше похоже на А, М, N, V (аμήν).

— Оно единственное, которое перевелось, — сказала Надя.

— Ага! Нет, давайте всё-таки узнаем, как завещание будет звучать. Если это не греческий, то какой-то другой. А какой? Что в гимназиях изучали до революции?

— Церковно-славянский, — стала перечислять Надежда, — греческий, латынь, французский и немецкий.

— Нам любой подходит.

Владимир Алексеевич повернулся к компьютеру, долго что-то там искал, наконец, попросил отпечатать листок.

— Ну, слушайте, — сказал он, взял листок в руки и стал по возможности чётко произносить слова. Все внимательно слушали.

— Ну? — спросил Владимир Алексеевич, после окончания чтения. — На какой похож? Французский?

— Слишком длинные слова, — усомнился Василий.

— Тогда немецкий?

— Для немецкого — слишком короткие слова.

— На тебя не угодишь.

— Если смягчить окончания, все эти «пос», «кос», «мос», то будет похоже на мордовский язык, — сказала Надежда — «пось», «кось», «мось».

— Очень будет похоже, — подтвердила Люба.

— А с какого? Откуда в нашей местности мордва?

— Есть, Володь, — сказал Василий, — это русские здесь пришлые, а мордва испокон веку здесь жила.

— Рядом с моей деревней было мордовское село, — сообщила Надя.

— И у нас в школе мордвины учились, — сказала Люба.

— А в моей нет, — сказал Владимир. — Какое отношение, Вася, к твоему прадеду имеет мордва?

— Его жена была мордовкой. Но это не точно. Русские редко берут мордовок в жёны, но бабка хвасталась, что у ее деда приличное состояние было, и за её матерью хорошее приданое дали, на этом прадед и поднялся.

— Молодец твой прадед, но это всё лирика, — сказал Владимир и повернулся к компьютеру.

— Так, — вскоре сказал он, — мордовского языка нет. Есть мордовские языки.

— Всё верно, — согласился Василий, — у мордвы два языка: эрзянский и мокшанский.

— Зачем одному народу два языка?

— Они считают себя разными народами — эрзя и мокша.

— А, говорят, есть ещё и шокша, — сказала Люба.

— Ну, это уже слишком, — возмутился Владимир, — два языка для одного народа много, а третий-то куда? Хорошо, допустим. И какой язык применён в завещании?

— Какой-то, — пожал плечами Василий. — Я читал, что во Вторую Мировую американцы передавали свои сообщения на языке племени навахо и японцы не могли их расшифровать.

— Значит, твой прадед придумал это раньше америкосов. Но не будем унывать, мы не японцы.

Владимир Алексеевич вновь застучал по клавиатуре.

— Ну вот, смотрите, — сказал он, оторвавшись от компьютера, — русско-эрзянский и русско-мокшанский словарь. Переводим, а утром у меня в офисе сверим результаты.

— Нам тоже приходить? — в один голос спросили Надя и Люба.

— Приходите, если делать больше нечего.

Продолжение здесь>

Автор рассказа: Анатолий Гусев

Ссылка на основную публикацию