Шаги гулко бухали в каменном подземелье, эхо металось, отскакивало от низкого потолка. Казалось, идёт человек восемь, а то и больше. Десять, сто… целая армия печатает шаг, грозно и страшно.
Но Рыжий понимал, что армия не поместилась бы в эти узкие коридоры.
В оконце лязгнуло, и появилось лицо. Не целиком — оконце было слишком маленьким, только нос, один глаз и кусочек бороды.
— Моя ловушка от воров сработала! — голос скрипел и скрежетал, и тоже метался эхом от каменных стен.
— Я не вор! — плаксиво ответил Рыжий. Хотел сказать спокойно, а получилось вот так.
— Ага, ага, — затряслась борода в оконце. — А я император Горбылагна. В изгнании.
И захихикал.
Рыжий хлюпнул носом.
— Я хотел учиться, — сказал он.
— Значит, учиться? — голос вдруг стал серьезным и строгим. Борода немного отодвинулась от окошка, и хозяина стало не видно совсем.
— Ага, — ответил Рыжий торопливо. — Вы же самый великий чародей, все знают!
Вообще-то в родной деревне Рыжего, в Малом Кулаке, считали хозяина Серой Башни чокнутым старикашкой, от которого лучше держаться подальше. Но Рыжий решил, что немного лести не повредит.
— Великий, великий… — забормотал голос за дверью. — Стало быть, учиться?
— У вас же нету ученика, — сказал Рыжий. — А я слышал, что всякому чародею нужен. Чтоб помогал. Чтоб слушался. Чтоб потом дальше…
— Потом?! — старик взвизгнул, и Рыжий замолчал. — Потом — это когда ученичок сведет меня в могилу? Украдет все мои мысли, мои чары, мои труды, а самого меня закопает в землю? Вот значит, чего ты хочешь?
Рыжий хотел ответить, но старик визжал, хрипел и скрипел, и не давал вставить ни слова. Рыжему стало не по себе, словно он заглянул в душу старого чародея, и увидел там пыль, плесень и холодные каменные стены. Точно такие, как вокруг.
И еще страх, непонятный и глубокий страх.
— Я знал, я всегда знал! — скрипел старик, — ты придешь! Ты придешь украсть! Украсть мою силу, моё могущество, мою жизнь!
— Нет, нет! — попытался прервать чародея Рыжий, но тот не слышал. Он все говорил, говорил и говорил. Бормотал, скрипел, порой хрипло кашлял. Сперва в оконце заглядывал то нос, то трясущаяся борода, потом осталась только брань, а вскоре и она стала удаляться, превратилась в бормотание, стала невнятной. Старик ушел. Оконце осталось открытым.
***
Рыжему хотелось плакать, и он даже всхлипнул, но здесь это было даже страшнее, чем молчать. Живо представилось, как он начинает плакать, потом рыдать, потом выть. Как эхо катается под каменными сводами, передразнивает и насмехается. Как вскоре в каждой тени здесь оказываются глумливые чудовища, провалы глаз чернеют в полумраке, насмешливые голоса повторяют его стоны… а затем вонь из пасти бьёт в нос, оглушает и замораживает кровь, и потом старик-чародей находит лишь скрюченное тело, жалкое и ничтожное. Умереть от страха — Рыжий чувствовал, что здесь сами стены усилят и отразят в него отчаяние и ужас.
Он стиснул зубы и медленно выдохнул. Потом ещё медленнее вдохнул, глубоко и ровно, стараясь не обращать внимания на затхлый запах.
«Если подумать, то так пахнут вовсе не мертвецы, что скалятся голыми черепами в углах каземата, а просто… просто… Гнилые доски, лежалые тряпки, трупы… Нет, нет, трупов здесь нет!» — Рыжий снова медленно вдохнул и выдохнул. И ещё раз, стараясь думать только о вдохах и выдохах.
— А ты ничего держишься! — сказал чей-то голос. Рыжый вздрогнул всем телом и медленный выдох превратился в крик, короткий и отчаянный.
— Не ори, — сказал голос, — я тебя и так слышу, а Хозяин все равно далеко.
Рыжий завертел головой, пытаясь понять, где находится собеседник, но свет падал только из приоткрытого оконца в двери, и этот свет скорее подчеркивал мрак, чем позволял что-то разглядеть.
— Ты кто? — спросил Рыжий, и порадовался, что удалось выговорить эти слова ровно и правильно, без заикания, без визга.
— Я? — переспросил голос. — Я тут живу.
Рыжий никак не мог понять, откуда доносится голос.
— А ты где? — спросил он и медленно поднялся. В ожидании ответа он стал поворачивать голову туда-сюда, чтобы определить, где таинственный собеседник.
— Не стоило тебе сюда приходить, — сказал голос. В нем слышалось легкое сочувствие, а вот направление так и оставалось непонятным. — Ум Хозяина давно умчался прочь, и нам остается лишь ждать, когда его дух последует туда же.
Рыжему показалось, что он определил направление. Он отдавал себе отчет в том, что возможно, он просто убедил себя в том, что голос исходит из самой глубокой тени, из самого дальнего от двери угла.
— Я же ничего не сделал ему, — сказал Рыжий. Начал он говорить, просто чтобы поддержать разговор, чтобы собеседник не пропал, чтобы понять что-то про него, про каземат, в котором оказался, но пока говорил, вспомнил, как подходил к дверям, как надеялся на новую премудрость, как протянул руку… Как внезапно и страшно завертелся мир вокруг, оглушительным звоном пронизало кости и наступила тьма — едва он взялся за кольцо на двери, как сработала ловушка, его забросило прямо в темницу.
— Я ничего не сделал, — пробормотал Рыжий и понял, что слезы снова подступили прямо к глазам, а в горле стоит комок из страха и обиды. — Я хотел… хотел…
— Ага, — равнодушно и спокойно ответил голос. От этого равнодушия слезы сами собой высохли, и вернулась злая сосредоточенность. — Я ж говорю, Хозяин уже не здесь. Тушка еще бродит тут, творит всякую ерунду, а умище улетел. Как птицы — в теплые края!
— А ты его, похоже, не слишком любишь, — сказал Рыжий.
— Мне его не за что любить, — ответил голос. — Я ему служу.
Рыжий собрал всю свою волю, и вложил ее в следующие слова:
— Кто ты? Назовись!
Умения у него не было, но способности были, и немалые. Ребята в деревне быстро поняли, что порой он может сказать так, что ослушаться невозможно. Взрослые стали коситься на слишком умелого парня, но не трогали. А сам он всегда чувствовал, что не делает и половины из того, что мог бы.
Потому и пошел к чародею Лесной Башни проситься в ученики… потому и попал в этот каземат.
— Ух, какой шустрый, — ответил голос, и на этот раз в нем слышалась насмешка. — А если я обижусь?
— А я не знаю, кто ты, — ответил Рыжий, — и не знаю, чем это опасно. Зато вижу, что влип так, что…
— Так, что можно обижать всех подряд? — спросил голос с той же насмешкой.
— Извини, — сказал Рыжий. — Ты, наверное, могучий чародей, раз так легко мои жалкие потуги отразил.
— Лесть, — сказал голос. Насмешка осталась, но стала как-то добрее. Мягче. — Это уже лучше. Что делать будешь?
— А ты поможешь мне выбраться? — спросил Рыжий. — Клянусь, я уйду, и никогда больше не побеспокою…
Наступила долгая тишина. Рыжий ждал ответа, но голос молчал. Рыжий уже начал думать, что обладатель голоса ушел, так же бесшумно и таинственно, как появился. Или, быть может, он сам себе все это вообразил, может, тут есть только игры теней и страха.
— А мне безразлично, будешь ты беспокоить Хозяина или нет, — ответил голос, когда Рыжий уже почти поверил, что его обладатель ушел. — Мне нужно другого…
Наступила тишина, но в ней Рыжий слышал ожидание. Он попытался подняться, но понял, что руки и ноги затекли, и шевелиться трудно. Тени вокруг сгустились и ждали его ответа. Оконце в двери смотрело на него свысока, словно говорило: «Ты жалкий недоучка!»
— Что угодно, только вытащи меня!
Послышался смех.
— Хозяин забыл запереть двери, — сказал голос. — Выходи, я жду тебя внизу.
— Дверь все это время была не заперта? — не удержался Рыжий от возмущения.
— Хочешь отказаться от моей помощи? — в голосе снова была насмешка, злая и беспощадная, и Рыжий замотал головой, кляня себя за несдержанность. — Такие вещи надо думать молча, — заявил голос, — а не болтать вслух.
Рыжий промолчал. Встал и медленно двинулся к двери. Вроде и просидел он здесь совсем недолго, но ощущение такое, словно состарился на годы, словно холодные стены выпили его силы, молодость и нахальство. Ему казалось, что он слышит скрип собственных суставов при каждом шаге.
— Не бойся, — сказал голос, — это скоро пройдет.
—
Пашка В.
Загрузка...
