Окончание. Начало здесь
Их встретила пожилая женщина, Зинаида Петровна, мать Нины, и застенчивый четырёхлетний мальчик. Владимир Алексеевич поставил на стол торт, а мальчику подарил шоколадку и модель джипа.
— Вырастешь, у тебя такой же будет, только настоящий. Тебя как зовут?
— Тоша.
— Антон, — уточнила Нина. — Антон Евгеньевич Ковалёв.
— А меня… — Владимир Алексеевич запнулся: как себя назвать — дядей?
— Тоша, иди, играй, — сказала Нина. — Я ему отчество своего отца дала. Ты не против?
— Нет.
Посиделки получились грустными, Владимир Алексеевич пытался шутить, но женщины не были расположены к юмору.
Нина посмотрела на часы.
— Пора вызывать такси.
— Я довезу, — сказал Владимир.
Прощаясь, женщины плакали. Глядя на них, заплакал и Антон.
— Не плачь, дружище, — сказал ему Владимир, — мама скоро приедет.
В аэропорту Владимир сказал Нине:
— Обратно полетишь, позвони, встречу.
Нина кивнула.
***
Звонок от Зинаиды Петровны застал Владимира Алексеевича в субботу в его доме за городом.
— Да, — сказал в трубку Владимир, зная точно, что услышит.
Он долго хмуро слушал Зинаиду Петровну, ничего толком не понял из её сбивчивого монолога.
— Хорошо, я сейчас приеду.
Люба, жена Владимира Алексеевича, по его лицу поняла, что случилось что-то неприятное.
— Что, Володь?
Владимир втянул в себя воздух и выдохнул:
— Пять лет назад я тебе изменил с Нинкой Ковалёвой.
— Чтооо!?
— Не надо ревновать к мёртвой, она умерла вчера в немецкой клинике. Болезнь у неё очень серьёзная была. В Москве не смогли помочь, она надеялась, что в Германии смогут, а сама даже до операции не дожила.
— Если твоя любовница умерла, то куда ты спешишь?
— Она не любовница, это случайная связь.
— Ты знаешь, сколько у неё мужиков было, и чем она зарабатывала?
— Знаю. Не ревнуй. Перед отъездом в Германию она попросила меня в случае её смерти позаботиться о своей матери и сыне.
— А ты тут при чём, енот-потаскун?
— Не обзывайся, это мой сын.
Владимир Алексеевич достал телефон и показал жене фотографию сына.
— Похож, — безразлично сказала Люба, — Меня всегда удивляло: чужие трусы, вы, мужики на себя не натянете, побрезгуете, а чужую бабу очень даже просто.
— Бабы тоже чужую зубную щётку в рот не возьмут.
— Это по́шло, и я тебе не изменяла.
— Я всего один раз, бес попутал.
— Зато как удачно! Ты же всегда хотел сына!
— Не надо ничего придумывать.
— И что она от тебя хотела?!
— Ничего. Если бы не её болезнь, я бы вообще о ребёнке не узнал. И что? Старушку с ребёнком послать куда подальше? Пусть свои дела сами улаживают? Старушка и маленький мальчик? Деньги за операцию уплачены, а операции не было, их надо вернуть. Кто это делать будет?
— А деньги можно покрутить. Езжай. У мальчишки же ни отца, ни матери. А Ковалёву, извини, мне не жалко. Мальчик, это другое дело, мальчик ни в чём не виноват.
Владимир представил себе своего сына, четырёхлетнего застенчивого мальчика.
— Она хотела пожить для себя с матерью и ребёнком, не получилось.
Печальные хлопоты длились больше недели, супруги Скворцовы друг с другом почти не разговаривали: Владимиру было некогда, а Любовь думала о чём-то своём. Только спросила один раз:
— Как там мальчик?
Владимир пожал плечами.
— То плачет о маме, то забывается, играет. Он маленький, мало чего понимает. Никак не может понять, что мама больше не придёт.
— И тебе всё равно?
— Что «всё равно»? А что я должен делать?
— Эх, мужики…
***
Когда Владимир Алексеевич вышел на работу, его компаньон Василий Зайцев спросил:
— Ну и что дальше думаешь делать?
— Работать.
— Я не про это, я про ребёнка.
— Не знаю, всё думаю, думаю, не брошу, конечно. Я, Вася, всегда хотел сына, но у Любаши при последних родах что-то пошло не так, короче, детей у неё больше не будет. Две дочки, я уж смирился, что наследника не будет. А тут — раз и есть. Но с другой стороны: как у бабушки отнять внука? Она и так, считай, всю жизнь одна прожила, муж её умер, узнав о Нинкиных подвигах, сама Нинка по заграницам моталась, домой редко заглядывала. Вот что значит один ребёнок, а не два, а ещё лучше — три! Взять их к себе? А зачем нам чужие люди в доме?
— Они тебе не совсем чужие.
— В принципе — да, но по закону чужие. Может быть, оно и к лучшему, что Нинка умерла. Знаешь, Вась, люди с криминальным прошлым редко завязывают.
— Что, есть подозрения?
— Да, когда бюро переводов продавал по Нинкиной наводке местному авторитету Сергею Кузнецову, он же Кузя. Он безропотно отдал приличные деньги. Вот зачем Кузе бюро переводов?
— Наверное, можно переводить не только тексты…
— Но и деньги нелегально за границу. Вот я боюсь: а что, если мальчишке передалась только моя внешность, а от Нинки авантюрный характер? Вырастет, может такое отколоть…
— Ну, это как воспитаешь.
— Ты думаешь, Вася, родители Нинки её с детства в проститутки готовили? Это склонности характера, Василий, воспитание здесь ни при чём.
***
Владимир Алексеевич ехал домой, за город, а мысли птицами кружились в его голове. Совесть мучила, и именно из-за Антошки и Зинаиды Петровны. Нинку ему было не жалко, он прекрасно понимал, что такие деньги одной лишь сдачей женского тела во временное пользование не заработаешь. Наверняка к этому надо ещё прибавить и наркотики. Сколько девчонок она на них подсадила, сколько жизней поломала? Но при чём здесь застенчивый мальчик, его сын?
Владимир поставил машину в гараже, вошёл в дом и понял, что что-то изменилось.
В гостиной жена с Зинаидой Петровной пили чай, на столе стоял торт, из детской доносился звонкий смех.
— Здравствуйте, Зинаида Петровна. Люба, а что происходит?
— В детской? — как бы не поняв вопроса, уточнила Люба. — Иди посмотри.
Владимир поднялся на второй этаж, осторожно приоткрыл дверь. Тошка накрылся покрывалом, махал руками и ухал, изображая приведение, носился за девчонками. А они притворно визжали и все трое хохотали до слёз.
Владимир Алексеевич спустился вниз.
— И как ты объяснила девчонкам: кто это?
— А как я могу объяснить? Сказала, что это их брат, что их отец подлец, гад и бабник.
— Не слишком резко?
— Нормально.
— И как они восприняли?
— Никак. Покрутили пальцем у виска.
— Любят папку!
— Балуешь ты их.
— Но это же девочки. Что будем делать с мальчиком и Зинаидой Петровной?
Зинаида Петровна попыталась подняться из-за стола.
— Может, нам с Тошенькой уйти?
— Не надо никуда уходить, Зинаида Петровна, это теперь ваш дом.
Владимир Алексеевич удивлённо поднял брови.
— Пойдём, я с тобой поговорю, Володя, — сказала Люба.
Они ушли на кухню.
— Что ты удивляешься, Володь? Состругал ребёнка, теперь шлифуй. Негоже ребёнку без отца, ты же всегда хотел сына. Не объедят они нас, и деньги у них есть. Деньги Нинки теперь твои?
— До совершеннолетия Антона — да.
— Ну, вот, я уже поручила юристам оформить опекунство на Антона, с последующим усыновлением, после генетической экспертизы, чтобы всё официально. У него будет твоё отчество и фамилия. Это моя месть Нинке за то, что она на моего мужа позарилась. И Нинкины деньги тебе покрутить можно.
— Что ты меня всё этими деньгами тычешь?
— Ты бизнесмен и жадный.
— Я предприниматель. И не жадный, а экономный и расчётливый.
— Извини. Ты же всегда хотел сына. А Тошка мальчик такой славный.
Владимир вздохнул облегчённо, с его плеч как гора свалилась, а глаза защипало. Он нежно обнял жену и прошептал ей на ушко:
— Любаша, ты у меня самая-самая.
—
Автор рассказа: Анатолий Гусев