— Бабы Шуры? — хрипло переспросил дед Анатолий, вытирая лоб грязной рукой. — Так она уж десять лет как померла. Ты чего это, Екатерина? Али заболела?
Екатерина привалилась к стене. В груди неприятно заныло, и к сердцу змейкой пополз обжигающий холод.
— Как это — померла? — изменившимся до неузнаваемости голосом произнесла Екатерина, глядя куда-то сквозь старика, в темный закуток между печью и стеной. — Я же ее видела… Вот же она заходила ко мне… в воскресенье…
Дед Анатолий с минуту постоял в замешательстве, потом снова вернулся к работе и энергично застучал ручкой мастерка по кирпичам.
— Не знаю, кого ты видала, знаю только одно — бабы Шуры уж лет десять как нет на белом свете, это уж как Бог свят, — пробубнил он. — Недавно ей как раз година была. Пошла она под вечер за дровами к поленнице, поскользнулась и упала. Никто и не заметил этого: ночь, праздник… Вот бабу Шуру-то волки и задрали. Вредная была старуха, а все равно жаль. Страшную кончину приняла.
Дед Анатолий размашисто перекрестился и умолк. Екатерина сидела, вцепившись онемевшими пальцами в ручки старого кресла. Громко тикали настенные часы, в боковое окно жалобно стучалась березовая ветка. А в голове Екатерины шумел бушующий ураган. Нотки волчьего воя переплетались в нем со свистом пурги. Было холодно и страшно, так, будто рядом кто-то только что умер.
— Ты, Екатерина, наверное, на работе шибко устаешь, — тихо сказал дед Анатолий. — Вот и грезится тебе всякое. Отдыхать надоть хоть немного. А то так и до сумасшествия недалеко, шутка ли дело.
Екатерина молча кивнула и протерла остекленевшие глаза. Дед Анатолий все работал и работал, прилаживая кирпичик к кирпичику, удовлетворенно крякая под нос. Незаметно приблизились сумерки. В доме стало совсем холодно, так, что изо рта и ноздрей валил пар.
— Ну вот, принимай работу, — сказал дед Анатолий, поднимаясь. — Давай-ка затапливай поскорее, а то совсем у тебя тут студено стало. Ишь, засиделись как. Ночь уж вон на дворе.
Екатерина быстро положила в подтопок дрова и подожгла бересту. Сухие березовые поленья взялись дружно, и в полутемной кухне заплясали веселые отблески пламени. Печь не дымила, не коптила, дым шел в трубу, тяга была хорошая. Дед Анатолий не зря корпел столько времени над подтопком. Работа удалась на славу.
Подкинув еще дров, Екатерина накрыла на стол и с трудом уговорила старика выпить рюмочку-другую. От денег дед Анатолий отказался. Усевшись на табурет, он опрокинул стопку водки, и уже хотел было закусить соленой волнушкой, как вдруг в дверь кто-то тихо постучал.
— Чего это у тебя заперто, Катерина? — послышался из-за двери голос бабы Шуры. — Неужто волков напугалась? Так они двери открывать не умеют.
И Екатерина, и дед Анатолий замерли, широко вытаращив глаза. Старик первым справился с оцепенением и схватил Екатерину за рукав.
— Не открывай, слышь, — зашипел он, тряся руку Екатерины. — Не вздумай!
Но Екатерина, сама не своя, поднялась со стула и подошла к двери. Лязгнул крючок, скрипнул снежок на лестнице. Баба Шура вошла в дом. Ее меховое пальто было белым от инея. Отряхнув свои чесанки от снега, старушка подняла сощуренные глаза к сидевшему за столом старику, и лицо ее как-то странно вытянулось.
Лицо бабы Шуры не просто вытянулось. Екатерина с ужасом наблюдала, как оно превращается в жуткую, уродливую маску неприятного синюшного цвета. Глаза бабы Шуры затянулись бельмами, рот растянулся в беззубой ухмылке. Нос и вовсе исчез — на его месте зияла окровавленная дыра. Руки бабы Шуры тоже изменились — несколько пальцев исчезло, вместо них остались неровные культяпки. Вытянув искалеченные руки вперед, баба Шура быстро приблизилась к деду Анатолию и схватила его за грудки.
— Сгинь, проклятая! — захрипел старик, пытаясь высвободиться. — Святый Боже, святый крепкий… Чтоб тебя… Да отстань ты!
Баба Шура вцепилась старику в горло и приперла его к стене. Дед Анатолий задергался и начал обмякать. Екатерина пронзительно завизжала и опрокинула стол. Баба Шура вздрогнула, глянула на трясущуюся Екатерину, и на мгновение лицо ее приняло обыкновенный вид. Глаза старушки добродушно сощурились, страшные раны исчезли, исчез и удушливый, замогильный смрад.
Дед Анатолий, воспользовавшись моментом, собрался с силами и рванулся вперед, к двери. Вылетев из дома, он с истошным криком выбежал на улицу и исчез в черноте безлунной январской ночи. Тут же исчезла и баба Шура, словно ее и не было. Екатерина осталась одна в темном, холодном доме. Шумели поленья в печке, хлопала раскрытая настежь дверь, за стенкой тревожно голосили козы. А с улицы, из-за речки доносился протяжный волчий вой, страшный и тягучий, будто голос самой смерти.
***
Все ночь Екатерина просидела без сна, трясясь от страха и озноба, прижавшись спиной к запертой двери. Когда немного рассвело и с соседских дворов послышалось пение петухов, в дом к Екатерине заглянула Анна Павловна, супруга деда Анатолия. Путано и сбивчиво она рассказала о том, что вечером ее муж заявился сам не свой и вроде как тронулся умом.
— Всю ночь метался по избе и хватался за грудь, да все кричал, что будто убил кого-то, — дрожащим голосом говорила Анна Павловна, кутаясь в шерстяную шаль. — Плохо совсем с ним, я уж боялась, что помрет. Сейчас вроде как отошел немного, лежит у себя. За тобой вот послал, сказать что-то хочет.
Екатерина, пообещав, что скоро придет, наспех навела порядок в доме и вышла на улицу. Стало еще холоднее прежнего, и на скрипучем снегу виднелось множество волчьих следов. Казалось, будто все волчье население леса вышло минувшей ночью в деревню.
Дома у деда Анатолия было сумрачно, пахло молоком и медом. Сам старик лежал в постели, укутавшись в одеяло и, не моргая, смотрел на стоявшие под потолком образа, освещенные маленькой лампадкой. Губы его беззвучно читали какие-то молитвы, а скрюченные пальцы творили крестное знамение. За ночь дед Анатолий сильно похудел, лицо его осунулось, а глаза глубоко впали.
— Выйди, — велел он жене, когда Екатерина присела рядом с его кроватью. — Мне кой-чего сказать надобно. Ну выйди, кому говорю!
Анна Павловна нехотя ушла, вытирая мокрое от слез лицо полотенцем. Дед Анатолий закряхтел, поднялся и пристально посмотрел на Екатерину.
— Это ведь я убил Шуру, — сказал старик скрипучим голосом. — Разногласия у нас с ней были. Ругались мы шибко. Я-то одно время пчел держал, а они за каким-то чертом все к ней в огород летели, на вишни, да на яблони. А Шуре это не нравилось, жалили они ее. Она все ругалась, чтобы я убрал их. А мне меду надо было, жадничал я, чего греха таить.
А потом она мне всех пчел и потравила. Бросила чего-то к ульям, и все пчелы примерли. Все шесть ульев, как и не было. Обозлился я тогда на нее, и задумался, как бы ей отомстить. Вот я ей ведро воды возле поленницы-то и разлил. Я ж не думал, что она с концами, так, проучить хотел. А она померла… А вчерась вот…
Дед Анатолий закашлялся и рухнул обратно в кровать, на подушки. Екатерина хотела ему помочь, но старик замахал на нее рукой.
— Поди, ты все слышала, — нетерпеливо бросил старик, укутываясь в одеяло. — Помираю я, недолго мне осталось. Попа у нас нету, а исповедоваться кому-то надо было. Поди, оставь меня одного.
Екатерина послушалась и вышла. Анна Павловна, поджидавшая на крыльце, кинулась обратно в избу и закрыла дверь. Послышалась негромкая ругань.
Тем же вечером Екатерина узнала, что дед Анатолий умер. Перед смертью он хватался за горло, будто пытался освободиться от невидимого душителя. Схоронили деда Анатолия на второй день; жена не могла выносить вида его страшного, посиневшего лица с выпученными глазами, которые никак не удавалось закрыть.
***
От похорон деда Анатолия и до самой весны волки больше не наведывались в деревню. В марте приезжие охотники уничтожили целую стаю и заверили, что серые хищники проблем селянам больше не доставят. Селяне облегченно вздохнули и поблагодарили охотников, но капканы на всякий случай далеко убирать не стали.
В мае, перед праздником Радоницы, возвращаясь с кладбища после уборки на могилах родственников, Екатерина наткнулась на невысокий, едва заметный среди деревьев крест. Фотографии на нем не было, лишь имя и фамилия, которые почти стерлись со ржавой металлической таблички.
— Александра Васильевна Щукина, — вслух прочла Екатерина, опустившись на полусгнившую скамейку. — Баба Шура, соседушка…
Екатерина встала, положила на могилку парочку конфет, затем взялась за грабли и начала наводить порядок.
—
Автор рассказа: Антон Марков
Канал Фантазии на тему