Деревенька Красновка была совсем маленькая, всего на четыре улицы, да и те были такие узкие, что по ним едва мог проехать автобус. Дома на этих улочках стояли тесно, словно деревья в лесу, соединяясь друг с другом низенькими заборами. Некоторые, оставленные навеки хозяевами избенки были приземисты и кособоки, и на их покрытых мхом крышах росли травы и деревья. Жилые же дома, наоборот, были крепкими и ладными, с выкрашенными яркой краской наличниками, высокими воротами и вычищенными до зеркального блеска окнами. Но было в Красновке еще одно строение, выделявшееся среди остальных – огромный домина, сложенный из красного кирпича, с высоким крыльцом посередине. Он стоял в конце одной из улиц, почти у самой речки, через которую был перекинут старый деревянный мост. Сразу за мостом начинался лес, и окна задней части дома смотрели прямо на его опушку.
Некогда этот дом принадлежал Петру Алексеевичу Соловьеву, председателю колхоза, а ныне — его внучке Екатерине. Сложно сказать, что заставило ее, выросшую и проведшую большую часть своей жизни в городе, кардинально поменять образ жизни и перебраться в маленькую деревню. Екатерине было ближе к сорока; детей она не имела, как и супруга. Муж Екатерины, Андрей, спустя три года после свадьбы внезапно и тяжело заболел, и, так и не сумев выкарабкаться, оставил Екатерину вдовой. Еще через полгода Екатерина потеряла и маму. Получив наследство в деревне, Екатерина долго размышляла над тем, что с ним делать, и в конечном итоге приняла неожиданное для всех решение. В начале июля, она, собрав свои вещи и распрощавшись с немногочисленными друзьями, оставила раскаленный душный город и отправилась в Красновку.
Поначалу Екатерине было трудно управляться с деревенским хозяйством. Дом требовал ремонта, большой огород давно не возделывался и был сильно запущен. С работой в Красновке — тоже туго — единственная вакансия, которую предложили Екатерине по приезду, была должность продавщицы в маленьком деревенском магазине.
Несмотря на все эти трудности, Екатерина не жаловалась. За лето она привела свой участок в порядок, завела кур и козу. Деревенская рутина больше не казалась ей такой уж тяжелой, как раньше, тем паче, что разделить ее, на помощь Екатерине участливо вызвались все соседи.
Особенно Екатерина сдружилась с бабой Шурой — бойкой старушкой, жившей на переулке, наискосок от дома Екатерины. Несмотря на свой почтенный возраст, баба Шура была чрезвычайно легка на подъем и, казалось, никогда не знала усталости.
Ее потемневшие от старости руки без труда доводили до конца любое дело. Баба Шура вязала, шила готовила, доила козу, пекла пироги в русской печи. Екатерина помнила бабу Шуру еще с детства, с тех пор, когда она, совсем еще маленькой девочкой приезжала погостить к бабушке.
С тех пор баба Шура не слишком-то изменилась; ее небольшие, обрамленные складками морщин глаза все так же излучали мудрость и доброту, и движения ее были плавными, без малейшей суеты. Екатерина дивилась ее крепкому здоровью и даже немного завидовала — бабе Шуре уже перевалило за девяносто, а ее и колом не сшибешь, когда у самой Екатерины то спину прихватит, то простуда одолеет, то ноги сведет так, что пару дней ходить невозможно.
— Вставай пораньше, ложись попозже, себя не жалей, не плачь — вот и весь мой секрет, — всякий раз отвечала баба Шура, когда Екатерина пыталась выведать тайну ее долголетия. — Бабушка моя до ста десяти лет дожила, а тогда времена куда труднее были: и пахали, и сеяли — все сами. А сейчас живи да, радуйся. Лень гнать подальше — вот и весь совет.
Крепко, словно дерево, стояла баба Шура на земле. Екатерина звала ее ласково — соседушкой, и всякий радовалась, когда старушка заглядывала к ней в гости. Но со временем Екатерина заметила за бабой Шурой одну странность — та всегда наведывалась по вечерам, после захода солнца.
Днем старушки нигде не было видно. В магазин баба Шура тоже никогда не захаживала, по крайней мере, в те дни, когда работала Екатерина. Дом старушки с улицы выглядел серым и безжизненным, палисадник зарос сиренью и золотарником, на лужайке раскинулось буйное разнотравье. Всегда, когда Екатерина подходила к воротам бабы Шуры, то находила их запертыми на большой ржавый замок. А сквозь мутные, грязные окна виднелась лишь густая, безжизненная темнота, и казалось, будто в доме никто уже давным-давно не живет.
***
С наступлением зимы в деревне стало беспокойно. Лунными ночами, когда скованные морозом деревья звонко трещали, а в печной трубе пел свои жуткие песни ветер, в деревню наведывались волки. Они серыми пятнами скользили по заметенным снегом улицам, забирались во дворы и искали, чем поживиться.
Голод и холод гнал их на кровавый промысел, и серые хищники совершали набеги на курятники и хлевы, утаскивали сидевших на цепи собак. Волков не пугали ни капканы, ни ружья, ни яркие фонари; словно насмехаясь над испуганными селянами, они оставляли после грабежей свой символ — длинные кровавые следы.
Бусинки замерзшей крови утаскиваемых волками жертв вели через речку, глубоко в лес, туда, где было логово. Тщетно мужики устраивали облавы и вызывали на подмогу городских охотников. Волков меньше не становилось; наоборот, они как будто прибывали и прибывали, появляясь из ниоткуда, и продолжали свое черное дело, унылым воем запугивая и без того напуганных людей. Неумолимые, беспощадные, жестокие — они были похожи на древних языческих духов, являя собой воплощение самой зимы и смерти.
— Вот паразиты, теленка задрали, — как-то утром пожаловался Екатерине ее сосед, дед Анатолий. — Сделали подкоп в хлев и пролезли, черти. Ладно, хоть корова отбилась, хотя и ей ногу зубищами пропороли. И чего им надо, ума не приложу. Неужто в лесу совсем жратвы не осталось?
Самой Екатерине волки никаких проблем не доставляли. Ее недавно разродившаяся коза Машка с козленком Яшкой жили в задней части дома, за крепкими кирпичными стенами, неприступными для волков. Но по ночам, в минуты бессонницы, Екатерина часто смотрела в затянутое морозом окно и видела, как на другом берегу речки мельтешат большие серые силуэты. Иногда они садились на опушке и заводили свою тягучую, безрадостную песню. До самого утра они выли, задрав кверху, к луне свои длинные морды, и от их воя все нутро Екатерины покрывалось коркой льда.
Из всех деревенских жителей не боялась волков одна только баба Шура. Иногда, поздними вечерами, после ухода от Екатерины, она подолгу бродила по улицам, укутавшись в свое меховое пальто. Порой домой она возвращалась далеко за полночь; тяжелые ворота закрывались за ней с протяжным скрипом, где-то в глубине дома на мгновение зажигался свет, и тут же снова воцарялись тишина и темнота. И снова слышались волчий вой, завывание ветра и скрип замерзших деревьев.
***
Как-то, аккурат под Рождество, в сильные морозы, у Екатерины приключилось несчастье: прохудилась печка. Утром, когда Екатерина хотела растопить подтопок, то обнаружила, что он полон прогоревших кирпичей. Поразмыслив, Екатерина наведалась к соседу, тому самому деду Анатолию; он с давних пор слыл хорошим печником и часто выручал односельчан в подобных ситуациях. Дед Анатолий бодрым шагом вошел в дом Екатерины, осмотрел всю печку, простучал ее палочкой и закурил.
— Что ж, наладим, — кивнул он, засучивая рукава рубашки. — Не замерзать же тебе, в самом деле.
Екатерина поблагодарила деда Анатолия за помощь и, усевшись у окна, принялась наблюдать за тем, как он готовится к работе. Дед Анатолий быстренько принес в дом кирпичи, размешал глиняный раствор и принялся разбирать подтопок. Дело спорилось легко, старик хорошо знал свое дело. Точными ударами молотка он отбивал от печки кирпичик за кирпичиком, стараясь не повредить ни один из них зазря.
— Что-то соседушки давно не видать, — сказала Екатерина, поглядывая в окошко на дом бабы Шуры. Соседка не заходила в гости уже три дня, и Екатерина начала волноваться. Дом старушки выглядел как-то особенно неприглядно и безжизненно на фоне белоснежных сугробов. — Уж не случилось ли с ней чего?
Дед Анатолий с увлечением работал мастерком, щедро набрасывая на кирпичи глиняный раствор, и потому не сразу ответил Екатерине.
— Это какой-такой соседушки? — наконец промолвил он, не поворачивая головы.
— Так бабы Шуры, — с удивлением ответила Екатерина. — Вы ее, случайно, не видали?
Дед Анатолий медленно поднялся и повернулся к Екатерине. Мастерок выпал у него из рук и запачкал пол глиной. Екатерина заметила, как румяное лицо старика буквально на глазах становится бледным как простыня.
Автор рассказа: Антон Марков
Канал Фантазии на тему