В милиции только руками развели.
— Что вы, Сергей Александрович, воду мутите? Алла Борисовна – уважаемый человек! Депутат, между прочим. Она за каждого ребенка порвет любого, как Тузик грелку. А в том, что Панкова помогает бездетным обеспеченным людям обрести семейное счастье, состава преступления нет! Идите, идите, гражданин! Нечего тут!
Сергей пришел в бухгалтерию за расчетом. Да плевать на этот «расчет» было. Болела душа за Сеньку. А вдруг Панкова его спрятала где-нибудь?
Медичка Танечка поманила Сергея к себе.
— В изоляторе Сеня закрыт. Ревет белугой, к тебе рвется. Возьми ключи, а я покараулю. Только не глупи, Сережа. Если заберешь к себе парня – отнимут и тебя посадят. Ты ведь Аллочку знаешь. Не бойся, никуда Сеньку не увезут – здесь Сенька останется. Что ты вообще Аллочке такое сказал?
— В любви признался! – буркнул Серега, но, осекшись, улыбнулся благодарно, — спасибо, Таня, хорошая ты девка.
Сеня свернулся клубочком на койке изолятора. Увидев Серегу, будто игрушка на пружине, подпрыгнул и повис на мужчине, крепко обняв его маленькими ручонками. Серега почувствовал тепло цыплячьего тельца Сеньки.
— Ну чего ты приуныл? Не надо!
— Меня тебе никогда не отдадут! Никогда, никогда! – Сенька вдруг заплакал.
В душе Сергея все перевернулось, опрокинулось, словно кувшин с кипятком разбился и ошпарил сердце.
— Ты потерпи немного, потерпи! Мне всего-то и надо денег заработать. Женой обзавестись. Кто я? Никто. Устроюсь на нормальную работу, человеком стану и заберу тебя, Сеня.
— Обещаешь?
— Обещаю!
Танечка деликатно стукнула в дверь. Сеню не пришлось отдирать от себя – он был понятливым мальчиком. Аккуратно заложив руки за спину, он сказал лишь одно:
— А я буду ждать!
Не плакать! Нельзя! Серега поцеловал Сеню в нос, в щеки, в вихрастую макушку.
И ушел.
Он уходил тайными, безлюдными тропами, чтобы никто не видел, как плачет большой и взрослый мужчина.
***
Работенку он нашел себе адскую. Сутками мотался на цементовозе из одного конца области другой. Иногда заезжал и в родной город. Пока стоял в очереди на затарку, порывался сбегать в детдом к Сеньке, но… его вечно что-то останавливало. Так и сидел в своей «Скании» и курил без конца. Что он скажет парню? Что надежду на родной дом и семью придется отложить еще на один год? Хорошенькое дельце… А потом опять откладывать и отмазываться, кормить ребенка обещаниями? Рвать Сеньке душу? Пускай так. Пускай проклянет его Сеня навсегда. Урок ему на всю жизнь: никогда никому не доверяй. Не стоят взрослые людишки его доверия.
***
Жизнь летела, катилась колобком не в гору, а с горы. Сергей уже седой стал, а так и не перестал крутить баранку. Правда, теперь эта баранка принадлежала «Вольво», пятой по счету фуре. Он так и не женился, не завел ребенка, не обустроил свой дом, не посадил дерево… ничегошеньки он не сделал. Дорога, дорога, дорога, сутки, неделю, год, десять лет. Обедал в придорожных столовках, ночевал в придорожных гостиницах, в отпуске уезжал на море, омывающее турецкий берег. Все включено, доступный сервис: сиди себе в номере, уставившись в одну точку – отдыхай.
На купанье, дискотеки, женщин, экскурсии не было у него ни желания, ни сил. Обострились хронические болезни, начало пошаливать сердечко, подсело зрение. Сергей каждый раз с трепетом проходил медосмотр, боясь, что однажды его просто вышибут из фирмы за «профнепригодность».
Это на бумаге зарплата вроде бы и не плохая, а на деле – пшик, слезы. Сергей уже и человеком себя не чувствовал, а этаким челноком, снующим туда-сюда, из города в город, сутками, без напарника, в одиночку. Это не работа, а гонка на выживание! Женатые быстро слетали с трека и увольнялись. Не каждый выдержит бесконечную дорожную жизнь, когда каждый нерв – напряжен. Зато хозяева пухли, богатели на глазах.
После очередного кризиса повалил на заработки рабочий люд с Урала. Молодые мужики, крепкие, непьющие парни, посчитав первую зарплату, чуть не плакали от восторга: деньжищи-то какие! Полетели переводы в Сибирь, и кормильцы жилы рвали, похоронив надежды местных на повышение жалованья. А потом и здоровенные фуры, груженые цементом, полетели с трассы в кюветы, на встречку… Человеки из мяса и костей, не роботы, истощив последний адреналин, засыпали на ходу, провоцируя аварии, одна страшней другой.
Серега не прыгал через голову – годики до пенсии считал. Выдержать бы, выстоять, не свалиться…
Постепенно мечты о семье пропали, как вода в песок, утекли. Он старался не думать о том, что где-то ждет его мальчишка. Он старался не вспоминать его глаза – от этих воспоминаний было больно, и сердце екало нехорошо, словно пьяное, спотыкалось на, казалось бы, ровном ходу.
Но, чем старше становился Сергей, тем больше лезли поганые мысли в голову. Подкатывал к горлу комок, наворачивались на глаза слезы, и приходилось останавливать машину, чтобы не сойти с дороги. Продышавшись, он вновь заводил двигатель, и, добравшись до базы, поставив верного «коня» на прикол, уезжал на такси в «город», в ближайший кабак, где напивался до чертиков в надежде, что тоска отпустит.
Не отпускало.
Однажды Сергей, оформляя путевку, вдруг покачнулся и потерял сознание. Медработник, выдающая допуск на вождение, не растерялась: быстро вызвала скорую. В больнице подтвердили: микроинсульт.
Сергей, пролежав на койке ровно сутки, засобирался прочь. Настроение – дерьмо: с таким диагнозом его отправят за ворота, это точно, даже сомнений нет. И кому он теперь нужен? Да, хочешь-не хочешь, а сама судьба знак дала: нужно отправляться домой, в родной городишко. Жизнь профукана, состояние он не нажил, да еще и здоровье про… Понятно, что он сделал со здоровьем. Найти бы теперь какую-нибудь работенку: сторожем на лесопилку или вахтером на фабрику, что ли? Ага, так и ждут его, мордоворота, на непыльной работе… А был бы сынок, утешил, поддержал, похлопав по отцовскому плечу: Не переживай, батя, что-нибудь придумаем!
Ишь ты, про «сынка» вспомнил, когда хвост прищемило. Понадобился сынок. У-у-у-у-у…
Сергей лежал лицом к стене, когда услышал молодой, бодрый, упругий баритон.
— Доброе утро, как ваше самочувствие?
Говорили, что молодой доктор только-только из отпуска вышел. Говорили, что золото, а не доктор, самородок! Говорили, что на него вся клиника молится, что сюда попасть – удача редкая.
«Зашибись, удача» — криво улыбался Сергей.
Он привстал с больничной койки и встретился глазами с врачом. Зеленые глаза у доктора, цвета болотной травы осоки, с яркой точечкой зрачка. Взглянул на Сергея доктор, и брови его соболиные, не прикрытые шапочкой, приподнялись, удивившись.
— Будем знакомы, я – Арсений Николаевич, а вы…
— С-сергей Иванович, — ответил Сергей, и, застыв в изумлении, скукожился весь, будто черепаха, готовая под панцирь спрятаться.
Арсений Николаевич что-то говорил, поругивая пациента за невнимательное отношение к здоровью, что-то объяснял, а Сергей кивал и соглашался, как китайский болванчик. И в голове его только одна мысль: «Узнал? Не узнал? Хоть бы не узнал!»
Глаза врача лучились умом и добротой. И молодостью, счастливой, немного бесшабашной молодостью. Это, когда человек хочет казаться строгим, серьезным, даже равнодушным, но у него ничего не получается.
А потом ласковое, ободряющее прикосновение-пожатие руки больного:
— Все будет хорошо!
А потом Арсений продолжил кратко, без сантиментов, но бодро и дружелюбно беседовать с остальными обитателями палаты. И все тянулись к нему, за ним, как дети за мамкой, как подсолнухи за солнцем.
После того, как врач ушел, мужики повели, заплели неспешные разговоры-разговорчики.
— Этот и здесь не задержится… В центральную переведут. Его и так, откуда-то с периферии сдернули.
— Ну дык, там-то врачей хороших не надо, обойдемся! Я сам из Боксит, так чудом, по блату сюда попал!
— А что Арсению в вашем Мухосранске делать-то? Заживо гнить?
— Так ведь там тоже люди! Ешкин-матрешкин, дооптимизировались, твою мать!
— Хороший парень. Душевный. Говорят, детдомовский! Не верю! Умница!
— Умница, умница, ничего не скажу. Но мать у него есть. Медик тоже по образованию. В том детдоме работала, вот и усыновила…
— Да-а-а-а… Мужики, я курить пошел!
— Васька, ты с дубу рухнул? Только ведь с того света достали!
— Тянет!
— Т-я-я-я-нет его. Я дык сразу и пить и курить бросил, как..
— Ага, бросил, отсюда выйдешь, через пивнушку, небось, побежишь…
Далее мужики завели беседу о том, кто сколько пил раньше. У одного сто лет дед-пьяница прожил. Мол, всю жизнь бухал, как не в себя, и — ничего. А брат-спортсмен в тридцать помер. Дальше они переключились на спорт, потом на политику, на жен, на детей, и на все остальные-прочие проблемы, волнующие мужское население.
Сергей в споры не вступал. Он снова повернулся лицом к стене. Хотелось убежать. Нет, сначала оставить записку для Сени, а потом убежать.
«Трус! А в глаза посмотреть – слабо?»
А еще хотелось обнять молодого, здорового, сильного Сеню. И спросить, как поживает его мама, та самая Танюшка. Сергей даже не сомневался – это была она. У нее мужества хватило. И сил хватило. И любви – хватило!
***
— Готовьтесь к выписке, Сергей Иванович! Пока – все в порядке, но знайте – это тревожный звонок. Берегите себя. – Арсений Петрович деловит, собран и улыбчив, — вам нужно хорошенько отдохнуть. Вы совсем израсходовались!
— Да, доктор, да. Я понимаю. Спасибо! – буркнул Сергей.
Он бубнил невразумительные слова, а хотелось просто попросить прощения. По-мужски. Чтобы Сеня понял, чтобы услышал… В горле комок.
Арсений Петрович что-то чиркнул на бумажке и протянул Сергею.
— Вот, здесь мой телефон. Звоните. Обязательно позвоните. Обещаете? – глаза в глаза. И вдруг – разрывная волна: помнит.
***
Как тяжело, и пальцы не слушаются. Просто поговорить – надо. Если не простит – правильно. Простит – легче не станет.
Сергей набрал номер. Гудки, гудки, гудки… И вдруг:
— Алло, Алимов слушает.
— Здравствуйте, Арсений Николаевич… Сеня.
— Здравствуй, дядя Сережа. Как хорошо, что ты все-таки позвонил!
—
Автор рассказа: Анна Лебедева
Канал Фантазии на тему
Загрузка...
