Начало в предыдущей публикации
После третьей рюмки (караул, что деется) Люба смогла отвечать на Костины вопросы, улыбаться, не краснея и смотреть ему в глаза. А тот и не пьянел вовсе, сыпал забавными институтскими историями, хохотал, осыпал своих соседок комплиментами и подливал, подливал водку. За-за-за-раз-за!
Дядя Володя потыкал по кнопкам двух кассетного магнитофона, чертыхаясь под нос. И вдруг зазвучала та самая мелодия, под которую в стране народ насочинял, наверное, целый миллион детей. Энигма. Музыка лилась из динамиков, и чудесные голоса Григорианского хора заставляли Любино сердце колотиться еще быстрее. Костя протянул руку и пригласил на танец. Странный танец, как в «Технологии». Он положил ей руку на талию и увлек за собой. Все! Больше никого вокруг. Только он и она. Где-то там гости, где-то сверлит их спины злым взглядом Ленка… Плевать. Они улетали все выше, и выше… пока дядя Володя, диджей недоделанный, не врубил «Ненси». А эту группу Люба терпеть ненавидела.
А потом тетя Маша, разгоряченная «Дымом сигарет с ментолом» вырвала Костю у Любы, обхватила его плечи и прижалась в танце как к родному. Пока москвич ювелирно вел свою громоздкую партнершу, Ленка присела к Любе поближе и предложила еще по одной.
— Не, я пас, — отказалась Люба.
— Ой, какие на тебе колготки! Ленка двумя пальчиками ущипнула тонкую лайкру, и… та не выдержала, с нежным, едва слышным треском превратилась в жирную стрелу!
— Ты специально? Назло, да? – Люба готова была заплакать.
Подруга округлила глаза и с ужасом пролепетала:
— Я не нарочно, правда! Я не хотела! Мама!
— А? – тетя Света в это время усердно рылась в кассетнице в поисках забористого хита.
— У Любы стрелка!
— О! Точно, вот это мне и надо! – тетя Света выкопала из общей кучи кассету группы «Стрелки», которую Люба, кстати, тоже терпеть ненавидела.
— У Любы колготки!
Это послужило сигналом. Мама отвела девушку в спальню, где из ящика достала новую упаковку:
— Вот как чувствовала! Как знала! Две пары купила, себе и Ленке, и не надевала даже. Мал размер-то!
— Ой, спасибо! Спасибо вам!
Через пять минут она вернулась на место, форсировать отбитые подружкой позиции. Та, засранка этакая, уже сидела в обнимку с Костей и, голова к голове, рассматривали какую-то интересную штукенцию. Компьютер, не компьютер, тетрис не тетрис, фиг знает что. На тусклом экране пищала какая-то тварь, то ли собака, то ли кучка навоза.
— Вот на эту кнопочку нажимаешь, видишь – кормишь его, — терпеливо объяснял Костя, — а вот на эту кнопку если нажать, значит — поиграть с ним.
Фигня эта называлась Тамагочи, Костя ее Ленке подарил. Впоследствии житель яйца благополучно сдох от Ленкиного обращения с ним. Живодерка!
Люба так же склонила голову, разглядывая тамагочи, двоившийся у нее в глазах. Да разве ей было дело до японской игрульки, когда от Монахова шел такой умопомрачительный запах дорогой туалетной воды. И кантик шевелюры на загорелой шее – ровный, без хвостов. Како-о-ой!
Через некоторое время решили уйти по-английски, чтобы показать Монахову местные достопримечательности и злачные места. Кабак, например. Собрались кое-как. Но задержались на кухне – покурить. Ленка старалась держать марку, но курить у нее не получилось. Да и не умела она толком, больше выпендривалась. Хотела затушить сигарету в пепельнице, но одна шальная искра попала Любе… на колено. Тр-р-ык – готово! Дыра. И стрелка.
Убить ее после этого?
Лена опять забегала, запрыгала. Начала рыться в тумбочке. Нашла. Правда, обычные, дешевые, без блеска. Отечественные, в простеньком пакетике, мгновенно собравшиеся складками на щиколотках и коленях. Люба натянула уродские колготы чуть ли не до груди, решительно тряхнула головой и приказала себе не реветь!
Уф, слава богу, выбрались наконец на свежий воздух. До кабака – рукой подать. Костик – посередине, а они под руки держатся. Сильные руки, крепкие бицепсы – врут про изнеженных москвичей люди. Этот в обиду не даст! Шли весело, цокая каблучками по асфальту. Эхо от стука каблуков отдавалось далеко в округе. Лена свернула с тротуара Советской и поцокала по дорожке, ведущей через парк – так быстрее. А за ней – пристяжные – Костя и Люба. В темноте Люба не заметила булыжник, споткнулась и…
Нет, парень упасть ей не дал, подхватил на лету, но все-таки Люба успела чиркнуть коленкой по раздолбанной поверхности дорожки и получила дыру на колготках. Третью за вечер! Да сколько можно-то! Сама судьба ей не благоволила. Вот тут-то она разозлилась, плюнула на все, развернулась и ушла! А точнее, сняв туфельки, убежала босиком. Домой! Рыдать!
Она так надеялась, что Костя догонит ее, успокоит, проводит до дома… Фигушки. Лахудра Ленка сказала ему, что Люба живет рядом, в двух шагах, никто ее не съест. И вообще – напилась – пусть спать идет!
С подругой Люба неделю не разговаривала. Видеть ее не хотела! Но женская дружба, это такое дело: поцапались, да снова помирились. Потому что Лена явилась в воскресенье с повинной головой, которую не секут, между прочим.
— Ну хватит, Любочка. Прости меня, идиотку. Не удержалась, вцепилась… Ну что, теперь будем из-за этих мужиков ссориться?
— Это не простой мужик. Не надо мне тут, — строго оборвала ее Люба. Что смотришь на меня масляно, коза драная? Натешилась, накувыркалась, да?
Ленка покраснела, побледнела, а потом смутилась:
— Нее. Не сошлось. Он не по нашему вопросу.
— С чего это?
— Да с того, дура, как будто не понимаешь. Гей он! – выпалила подруга, как выплюнула, — а колготки твои чертовы я тебе куплю!
— Да-а-а, дальновидящие колготки… Прорицательские, — задумчиво сказала Люба.
И они весело расхохотались.
Когда Лена ушла, Люба долго не могла уснуть. Не вяжется, нет, не складывается что-то. Может быть, она и дурочка, но внутреннюю женскую интуицию ведь не обманешь. Между ними что-то случилось. Люба чувствовала это каждой клеточкой своего тела.
Так тоскливо стало, хоть вой.
В дверь кто-то позвонил. Люба открыла и чуть в обморок не упала. Перед ней стоял Костя. Который – гей.
— Здравствуй.
— Привет, — гей, не гей, а коленки у нее дрожали.
— Я на поезд билет уже купил. Но просто так уехать не могу, не простившись, — тихо сказал Монахов.
— Ну, прощай, — Люба не сводила с него глаз.
— Это ты прости меня. Как-то глупо все получилось. Бросил одну. Как дурак, честное слово.
— Да я простила уже, Костя. Что с того? Правда, напилась. Правда, в двух шагах, мне как-то пофи… — договорить она не успела, потому что Костя сграбастал ее всю, целиком в охапку и начал целовать. Долго, жарко, горячо!
И вот так, словно в медленном танце, повел ее, мягко втолкнув в квартиру, по коридору, мимо кухни, в комнату. От него шел упоительный запах дорогого одеколона, свежести, кожи, табака и чего-то еще, незнакомого, но такого родного. Так пахнут мужчины, которые становятся для женщин, любящих их, единственными и неповторимыми. На всю жизнь, на века и тысячелетия.
После они долго молчали. А потом Люба спросила:
— Ты такой вероломный. А если бы дома у меня родители были?
— Не было у тебя здесь родителей, я все про тебя у Лены вызнал. Одна ты живешь.
Люба перевернулась на живот и искоса посмотрела на Костю.
— Лена? Интересно…
Костя прядку Любиных волос намотал на палец, отпустил задумчиво.
— Не знаю, что это было. Думал, придет какая-нибудь дурочка, вроде Ленки. Ну и ладно. А пришла ты. Сидишь рядом, а я всю тебя чувствую, каждый нерв, каждую клеточку. И запах… Будто я на лугу утром. И где-то журчит родник с ключевой водой… Да мало ли что Ленка говорила. Врушка. Но девка неплохая. Правда, надулась на меня в баре тогда. Я ее домой повел, а она обиделась.
— Конечно, обиделась, — Любе хватило ума не рассказывать, каким эпитетом окрестила Костика подруга. Да, и какие разговоры могут быть у влюбленных ночью в постели? После поговорят. Жизнь впереди долгая. Люба на это искренне надеялась.
—
Анна Лебедева
(3 оценок, среднее: 4,33 из 5)
Загрузка...
