Написать бы письмо на небо,
Почтальон бы отнес его маме,
Помахал бы толстым конвертом,
И сказал бы: Танцуй! От Ани!
Я б кленовые листья вложила
Между пачками ярких фото,
Земляничный кусток подсушила
Ягод так себе, но хоть что-то…
Я б письмо написала длинное
На страниц, приблизительно, тысячу
В нем тебя о прощеньи молила бы
Долго-долго, пронзительно истово!
На ошибках давно я научена
За меня, мама, будь спокойна.
Только… так по тебе соскучилась,
И порою так было больно.
Напишу я последнюю фразу,
Только вряд ли отправлю куда-то…
За все время ни разу, ни разу
Не нашел почтальон адресата…
(Из стихотворения Анны Лебедевой «Письмо маме»)
Сколько Алексей Никитин себя помнил: эта женщина не менялась никогда. Маленькая, хрупкая, аккуратненькая, волосы тщательно прибраны в пучок, чистенькая кофточка, выглаженная юбка и старенькие, но опрятные туфельки. Глаза ясные-ясные и неизменная мягкая улыбка на лице. Она каждый день проходила одной и той же дорогой, не меняя маршрут годами.
Лет тридцать пять назад двенадцатилетний Лешка прилипал носом к окну и наблюдал, как она семенит по улице: мимо ателье, пожарной части, магазина «Василек», неизменно заруливая в магазин «Молоко». Ничего такого в ней не было: обыкновенная пожилая тетенька, каких миллионы. Разве только левая рука у нее не совсем нормальная, похожая на высохшую куриную лапу. Ее так и звали: Поля-сухоручка.
Но не внешность Поли-сухоручки Лешку интересовала, а ее собака. Вот это была собака! Всем собакам собака! Страшнее этой собаки Лешка нигде и никогда еще не видел! Среднего размера псина была не гладкая и не лохматая – шерсть на ней росла клочками. Пасть у собаки похожа на дырокол, или капкан: нижние челюсти выступали вперед, и клыки смешно торчали наружу.
Нос не черный, а розовый. Ноги кривые, как у бульдога, пузо круглое, и уши торчком. А еще собака уморительно тявкала: не «Гав», «Гав», а «Хры», «Хры»! Словно не собака, а поросенок какой-то! Чудовище по кличке Тимошка.
Правда, ни Лешка, ни его друзья Тимошку не обижали. Тимошка был прикольный: он всем своим знакомым подавал лапу. Если ему дать сушку с маком и сказать: «умри», Тимошка с удовольствием показывал фокус: валился на землю, закатывая глаза и похрюкивал – типа, помер. Поля весело хихикала и всегда, абсолютно всегда покупала ребятам фруктово-ягодное мороженое, за семь копеек которое.
Никитин уже давно стал взрослым, даже немного старым. Тридцать пять лет прошло, как никак. А Поля все так же семенила по одной и той же улице: мимо бывшего ателье, мимо бывших магазинов «Василек» и «Молоко». Мимо пожарной части, где сейчас служил Алексей. Она была все такой же чистенькой и ясноглазой, правда смешного Тимошки с ней рядом много-много лет уже не было.
Жизнь в части не такая, как рисуют в легкомысленных сериалах. Помимо выездов из смены в смену тянулась нудная рутина: бесконечные учения, тактика и стратегия тушения пожаров, отработка нормативов, проверки и экзамены… Каждый день нужно было проверять техническое состояние пожарного автомобиля: замеряли количество горючего и уровень воды в цистернах, включали световую и звуковую сигнализации.
Никитин принял дежурство без особых проблем. Внутренне пожелав себе сухих рукавов, (суббота на дворе – бани, шашлыки, аварии – вечный спутник выходного дня) он прошел на кухню. Ребята завтракали. Попили чайку и, Алексей отправился к машине – новая, поступила четыре дня назад, надо бы изучить ее как следует.
Он забрался в кабину, как в ворота части кто-то позвонил. Ребятишки, что ли в гости просятся? Они частенько прибегали – век высоких технологий, а все же интересно у пожарных – огромные красно-белые автомобили, пожарные рукава, дяди в форме вокруг бегают…
Алексей открыл дверь и увидел… Полю-сухоручку.
— Здравствуйте, — вежливо поздоровалась она.
— Здравствуйте.
— А позовите, пожалуйста, Надежду Алексеевну.
Алексей удивленно ответил:
— Я около двадцати лет здесь работаю и всех знаю. Но у нас не было здесь никакой Надежды Алексеевны.
Женщина взглянула на него своими ясными, прозрачно голубыми, как вода озера под мартовским небом, глазами.
— Правильно, вы не знаете. Мама уже тридцать лет, как умерла…
У Никитина похолодело в груди. Явно, Поля давно не в себе. Но та даже в лице не изменилась:
— Понимаете, сегодня всю ночь выла сирена. Да так громко! Я очень испугалась: у мамы, наверное, была тяжелая смена. Вот я и пришла ее встречать.
Алексей почувствовал, как по спине побежали мурашки. Смысл простых слов, сказанных Полей будничным, спокойным голосом, был жутковатым.
— А кем работает… работала ваша мама?
— Вот ее окна, — указала Поля на окна диспетчерской, — я почти всегда приходила ее встречать. Особенно, когда сирены шумели. Мы недалеко живем. На Советской 35.
Она вздохнула, расправила складки своей юбки.
— Очень тоскливо одной. И Бог никак не прибирает меня, старуху. Серо, скучно… А сегодня сирены к-а-а-а-а-к взвоют… Чувствую – пора. Вот. Пришла. А мамы нет.
Ее глаза заблестели от слез. Никитину захотелось обнять женщину – так жалко стало ее, крохотную, миленькую и глубоко несчастную. Может, отвлечь как-нибудь?
— А расскажите мне про вашу маму, — попросил он.
А Поля будто ждала этой просьбы, не ломаясь, сразу приступила к рассказу.
***
Она очень любила маму. А мама очень любила дочку. Надюшка родила ее в победном сорок пятом году. Казалось, что теперь-то жизнь наладится у всего народа. Войны нет, и все будет просто замечательно! Надя рожала Польку без мужа и нисколечки не боялась – мужиков мало, почти все мамки в родилке, бывшем военном госпитале, были одиночками.
Полечка получилась бы ладненькой и хорошенькой, если бы не ее врожденный дефект – недоразвитая ручка, похожая на высохшую куриную лапку. Но это обстоятельство нисколько не отвратило мать от дочери.
Половина страны – калечные, подумаешь, куриная лапка. Зато глазки умные, светлые. Как у отца. Надюшка ухаживала за ним в этом самом госпитале. Красивый был, все шутил. Наде казалось – на поправку идет. Но – нет. Умер. Осколок в опасной близости от сердца был. Не повезло. Его, сердечного, здесь, на братском кладбище и положили.
Поля росла абсолютно счастливым человеком! У нее было все: молодой, активно строившийся город, летнее солнце, добрая и красивая мама!Ни у кого лучше мамы не было! Она рассказывала волшебные сказки, заплетала Поле красивые, сложно-сочиненные косы, никогда ничего не запрещала, просто объясняла, почему вот это – можно, а вот это – нельзя. Жили Поля и мама не Бог весть как богато, но пирог и компот в воскресенье обязательно были. А на день рождения Поля получала всегда то, о чем мечтала. Мама каким-то образом угадывала дочкины мечты. Волшебница!
Мама к тому времени устроилась диспетчером в пожарную часть. Раз в четверо суток они шли по улице вдвоем: мама сворачивала к большому двухэтажному зданию с каланчой, а Полечка топала дальше, в школу. На обратном пути она обязательно забегала к маме на работу. Поболтают, мама поцелует дочку и, Поля скакала домой.
Ярко светило майское солнце. Улица была украшена красными флагами. Блестели чистенькие, отмытые к праздникам витрины магазинов «Василек» и «Молоко», в ателье за стеклом красовались капризные манекены в шелковых платьях, взъерошенные воробьи дрались, кувыркаясь в лужах. Пахло тополиными почками и той особенной, весенней свежестью, которая во все времена будоражит юношеские сердца!
Полю встречала соседка тетя Маша. Она воспитывала Полечку, пока мама работала. У них была такая договоренность. Когда Надюша была на работе – Маша возилась с Полей. Когда Маша уходила в свой буфет на Спортивную, Надя возилась с Машиной старой кошкой.
Тетя Маша кормила девочку нехитрым обедом, проверяла уроки и частенько гоняла на Заводскую, в «керосинку». Поля стояла в очереди, разглядывала людей и не понимала, отчего у большинства такие хмурые и сердитые лица? Ведь жить на свете так хорошо!
Полечка повзрослела, но замуж ее никто не взял. Понятно, после победного сорок пятого народилось много «целых» людей, и в калечную, хоть и симпатичную девушку, так никто и не влюбился. Но Полечка совсем даже не расстраивалась по этому поводу. Она устроилась на нехитрую работу: техничкой в новенький городской бассейн – инвалидность не мешала ей ловко управляться одной правой.
Ей все так же хорошо жилось: по пути с работы Поля заходила в буфет к тете Маше и покупала у нее самые вкусные на свете пирожки с яйцом и рисом. А потом – прямиком в пожарную часть – маму угощать. Поболтав с ней о том, о сем, Поля спешила домой. И опять, все по той же Советской. Резвился весенний ветер, шевеля листву молодых липок, развевая кумачовые флаги, повешенные к первомаю, и юбки городских модниц. Из репродуктора звучала веселая музыка. Солнечные зайчики играли в окнах витрин, и на душе было хорошо, празднично!
Полина знала, что на праздник у мамы выпадает выходной, и они уедут на дачу на целых три дня. Года три назад Наденьке выделили целых шесть соток. Планов было – громадье! И, в первую очередь, головы обеих, и матери, и дочери, были заняты строительством маленького дачного домика, чтобы было где попить чайку и отдохнуть. Домик все-таки построили. Маленький, выкрашенный в зеленый цвет, а окошки – с белыми наличниками! Уже и яблони высадили, и вишни, и сливы! И грядку под клубнику выделили, и под картошку, и под лук. А все остальное занимали цветы. Так хотелось обоим – так и было.
Тетя Маша частенько отдыхала вместе с ними. Она вообще-то прилепилась к Наде не просто так. Тетя Маша не теряла надежды выйти замуж. А у Нади мужской коллектив. Может быть, и для Маши какой-нибудь бобыль найдется? Но бобылей пока все не находилось, и Маша терпеливо ждала, год за годом, свою любовь.
Автор рассказа: Анна Лебедева
Канал Фантазии на тему
Загрузка...
