На даче, всласть наработавшись, все трое жарили на летней печурке картошку, варили суп из кильки в томатном соусе, настаивали чай на ароматном смородиновом листе. Тетя Маша, заговорщицки подмигивая, иногда доставала бутылочку «красненького». После пары стаканов и Надя, и Маша, наливаясь румянцем, хором запевали какую-нибудь протяжную песню. А Поля, устраиваясь на крохотной веранде, читала томик Асадова и частенько рыдала над некоторыми стихами о животных.
Так и жили, никого не обижая и не ущемляя. Годы бежали, и Поля даже не заметила, как ей исполнилось вдруг сорок лет. Но она не печалилась. Все так же Поля работала в бассейне, которому присвоили имя Хорена Азарапетовича Бадальянца. Надежда, уже пенсионерка, с работы не увольнялась: деньги небольшие, а жить с прибавочкой все как-то интереснее. Она на пару с Полей повадилась кататься в Ленинград на всякие экскурсии. А на поездки нужны деньги, конечно. Да и мало ли, дефицит какой прикупить в северной столице – надо ведь.
Тетя Маша от Нади так и не отлепилась. Но истинной любви найти так и не успела. Однажды утром она не проснулась. Врачи сказали: оторвался какой-то тромб. Какой, ни Надя, ни Поля не поняли. После похорон соседки-подружки Надежда как-то изменилась в не очень хорошую сторону. Она вдруг купила себе новую юбочку, кофточку и беленькую комбинацию. А еще мягкие тряпочные тапочки.
— Мама, это что у тебя тут? – наводя порядок в шкафу, Поля увидела бумажный сверток.
— Так, на смерть, — объяснила Надежда, — видишь, как получается? Маша и не собиралась, а эвон – как!
Надежда вздохнула.
— У меня, доча, на книжку пятьсот рублей отложено. Мало ли, у тебя зарплата – с гулькин нос. А ведь надо за квартиру платить. Да и вообще. Тебе бы замуж, если по хорошему. Ребеночка родить. Хоть ты уже девушка в годах. Ну, а все-таки?
— Мама! О каком замуже ты говоришь? Нам и так весело вдвоем! – Поля не на шутку рассердилась.
— Ну, это вдвоем, Полечка… Ты знаешь, что? Если я уйду, то одна не оставайся. Ты у меня вековуха, неуберега… Не найдешь мужчину, то хоть собачонку какую заведи. Пока заботишься о ком-то, то живешь…
— Да что ты такое говоришь? Что тебе в голову сбрело?
Надежда опять вздохнула. Ей очень не хотелось сообщать Поле о своих нехороших предчувствиях. Но пришлось.
— Маша приходила. Зовет. Говорит, бояться не надо, «Там» хорошо. Я, Поля, сама знаешь, неверующая. Но ведь поверишь, так явно она приходила. Я ее видела, как тебя! Я вот чего хочу… Может, съездим в Тихвин, покрестимся?
Тогда Поля с мамой в первый раз повздорили. Они даже не разговаривали два дня. А потом поехали в Тихвин – теперь никто не скрывал своей веры. Многие, даже самые заклятые коммунисты, вдруг уезжали в Тихвинский храм. Он удобно расположился прямо около автостанции – крестись – не хочу. Вот и Поля с мамой покрестились. Надежда сразу успокоилась и разговоры свои загробные прекратила.
Весной вскопали огород, посадили картошку-синеглазку, петунии в горшки, и рассаду помидоров в парнике. Поля все так же навещала маму на работе, а выходные обе торчали на даче. В этот раз Полина читала запоем «Поющие в терновнике» и радовалась, что она – вовсе не старая, никому не нужная дева. Главная героиня, красотка, прожила ведь без всяких там мужей и не пропала.
А в конце августа мама умерла. Инсульт «захватил» ее в теплице. Было жарко, у Надежды кружилась и ужасно болела голова. Но помидоры сами себя со стеблей не снимут. Так и упала она на унавоженные гряды под мясистыми томатными кустами. Так и лежала там…
Единственный раз Поля не поехала вместе с мамо на дачу. И этот единственный раз…
***
После похорон Поля лежала ничком несколько недель. Она ничего не ела, никуда не ходила, только если на кухню – попить из крана водички. Руки ни на что не налегали. Жить не хотелось. Поле казалось что у нее вырвали сердце. А самое главное – Поля считала себя виноватой в смерти мамы. Как она посмела вообще отправить пожилую женщину одну в такую жару? Где мозги у Поли были? О, Господи, о, Господи, как все это перенести…
Директор бассейна имени Хорена Азарапетовича, узнав, что Полина не выходит на работу несколько дней, все поняла и заочно выписала ей положенный, кстати, отпуск. Но прошел уже месяц, второй, а милой Поленьки все не было.
— Увольнять, — констатировала факт инспектор отдела кадров.
— Не надо, — сказала директриса.
Она долго звонила в дверь квартиры Полины. Потом послышалось шарканье. Поля открыла: страшная, исхудавшая до состояния скелета, с темными провалами глаз.
— Надо жить, милая, — твердо сказала ей начальница, — надо жить, ни смотря ни на что.
***
Поля выписалась из больницы уже в конце октября. Осень выдалась злая, мокрая, холодная. На огороде гнила под землей невыкопанная картошка, умерли томаты и огурцы, и одна только капуста, разложив свои листья на грядке, красовалась барыней и ни на что не жаловалась.
Поля ковыряла раскисшую почву, вытаскивая крупные картофелины, облепленные склизкой грязью. Вытащила погибшую помидорную ботву, скосила мертвые цветы и травы. Все это добро нужно было отнести в компостную яму – вместительную, по большому блату обложенную со всех сторон бетонными плитками. Только собралась кинуть туда ворох отживших свой короткий век растений, как услышала писк. Глянула вниз и за сердце схватилась: крыса!
Пригляделась: нет. Не крыса. Изувеченный щенок, малюхонный, с варежку величиной! Он уже и пищал через раз. Какой-то изверг закинул в яму – лишний рот никому не нужен. Обычно неугодное потомство Мурок и Жучек топили в Чубкином озере. А тут видимо лень добираться скоту безымянному – видит, никого на даче нет – вот и управился, подонок!
Поля опустила в яму деревянную лавочку, и сама туда спрыгнула. Подобрала несчастное существо, мокрое, уже холодненькое, вступила на лавочку и выкарабкалась из компостки. Щенок, тюкнув носом теплую ладонь, тоненько пропищал.
— Ничего, маленький, ничего! Этого поганца, убийцу твоего, Бог накажет. Накажет, накажет! – Полина засунула щенка под кофту и поспешила на автобус. Через двадцать минут она уже сидела в салоне, а щенок притих под курткой. Полина улыбнулась: в первый раз вспомнила о Боге. Ну надо же! А потом сурово себя одернула: должна же быть на свете высшая справедливость!
По пути домой Полина завернула в «Молоко». Дите нуждалось в тепле и усиленном питании. Прибежав в квартиру, она с превеликим трудом вытащила щенка из-за пазухи: тот жалобно заскулил. С подвывом даже – подумал, сердешный, что его снова швырнут в мокрую погибельную яму.
Покормила его теплым молоком. Тот, ничего, и лакать сразу научился без всяких там пипеток. Щенок предсталял из себя удивительное зрелище: страшненький. Смесь бульдога с носорогом. Неправильный прикус делал мордочку бедолаги похожей на открывашку, шерстка покрывала голое тельце кое-как, клочками. И эти крысиные розовые лапки. Смех и грех!
— Да-а-а-а-а, Тимошка, вот почему тебе определили место в яме, — задумчиво сказала Полина, разглядывая щенка, — ну так и я не красавица, правда? Будем жить?
Несмотря на уродство, глазки пуговицы собачонки были такими трогательно наивными, что сердце Полины потеплело, забилось. Вечером, отмытый, согретый и сытый, Тимошка свернулся клубочком под мышкой Полины и уснул, крепко зажмурив свои замечательные глазки. Полина улыбнулась и вдруг ахнула: так ведь это мама ей Тимошку прислала! Знак подала! Вот бы письмо ей (куда? На небо?) написать и поблагодарить!
В ее жизни появился тот, кого можно было любить бескорыстно! Разве не счастье? Они стали неразлучными друзьями. Симбиоз человека и животного, двух одиночеств, представлял собой то ли связь сестры и брата, то ли матери и ребенка. Тимошка оказался на редкость, по человечески умным. Все понимал, даже людской язык. И если кто-то глупый над ним мерзко хихикал, Тимошка тускнел, торопился с прогулки домой, где забирался под стол и целый вечер сидел там, сгорбившись.
— Тима! Да прекрати ты расстраиваться! – Поля, стоя на коленях под столом, уговаривала собаку выйти, — На идиотов обижаться? Это же глупо, Тимочка! Не с твоим высоким интеллектом!
Каждый день Тимошка будил Полю, стаскивая с хозяйки одеяло. Провожал ее на работу и чинно ждал, сидя у бассейна, улыбчиво помахивая хвостом «хорошим людям». Как-то он различал хороших и плохих. От плохих прятался.
К вечеру Поля и Тимошка возвращались домой. Их встречали ребятишки, болтавшиеся на Советской. То к пожарным попросятся на «машины посмотреть», то к Тимошке привяжутся с угощениями. Тимка их любил, этих пацанят – весь изваляется в пыли, сделает вид, что помер с концами. Поля угощала ребят копеечным мороженым. Они ей очень нравились. Хорошие ведь люди? Тимка никогда не ошибался!
***
Он бессмертным не был, хотя прожил долгий век, почти восемнадцать лет. Они вместе старились, ездили вместе на дачу, ходили на кладбище ухаживать за могилкой, и каждый день, уже неровной походкой шли по одному и тому же маршруту. Одна эпоха сменила другую, выросли любопытные ребятишки, изменились названия и назначения магазинов, поменяли деревянные рамы диспетчерской на модные пластиковые, а Поля со страхом ждала: Тимошка ее когда-нибудь покинет. И она останется одна одинешенька.
Пес все понимал. Он с каждым днем все хуже ел, подолгу не выползал из-под стола. Вечерами просился на руки – самому было уже не подняться на диван – ослабел, ослеп, и лапы дрожали по-стариковски.
Однажды ночью подполз к кровати, позвал Полю. Поля, проснувшись, взяла его на руки. Тимошка посмотрел ей в глаза долгим, все понимающим взглядом. Лизнул Поле руку и уснул для того, чтобы больше не просыпаться.
Так жизнь Поли-сухоручки стала черно-белой. Скучная, монотонная, монохромная, никому не нужная, даже самой Поле, жизнь.
***
Никитин отвернулся, скрывая слезы. Собрался с духом. Мужик он, или кто, в конце концов?
— А вы приходите ко мне на работу. Поговорим. Может, вам не будет так грустно?
— Правда? Можно? – глаза бабушки засияли надеждой.
— Ну конечно, — улыбнулся Алексей.
Она пришла на следующую смену Никитина. Хитренько посмотрев на Алексея, достала из сумки… мороженое. Плодово-ягодное. За пятьдесят рублей.
Больше она в пожарную часть не приходила.
***
Баба Поля уснула вечером. И сон в этот раз был странным — он затягивал Полю, будто водоворот: она пыталась выбраться из него, но ни руки, ни ноги больше ее не слушались.
Она проснулась от яркого света, бившего в окно. Нет, разбудил ее, все-таки, не солнечный луч. Одеяло кто-то стащил. Поля свесилась с кровати и чуть не взвизгнула от радости: Тимошка уставился на нее блестящими глазенками-пуговками.
— Хры! Хры! – сказал Тимошка.
Поля вскочила с постели, схватила на руки собаку. Тот лизал ее щеки и нос, яростно помахивая куцым хвостишкой. Звал гулять.
Куда пропала боль в суставах? Ломота? Почему так легко двигаться? Полина с удивлением посмотрела в зеркало и ахнула, прижав пальцы ко рту – на нее смотрела юная шестнадцатилетняя Поленька.
Тимка колобком скатился по лестнице, за ним вприпрыжку скакала Поля. Выскочили чуть ли не кубарем на улицу. Синее небо, легкие облака, и майский ветерок играет с молоденькими липовыми листочками. Красные флаги! Музыка из репродуктора!
— Эй, стрекоза! Ты куда, не завтракамши, намылилась! – тетя Маша с тазиком во дворе. Опять на веревке красуются ее лифчики шестого размера – сколько раз мама ее за это ругала!
Мама!!!
— Потом! – крикнула Полина и побежала по Советской. Мимо ателье, мимо магазинов «Молоко» и «Василек», прямиком к пожарной части! Тимошка хрюкал и крутил хвостом, указывая Поле путь.
Вот они, заветные окна диспетчерской. Они раскрыты по случаю хорошей погоды. Трепещет казенная занавеска, звучит музыка, цветут под окном пахучие тюльпаны, пожарные приветливо машут ей рукой.
— Здрасте, а Леша сегодня на работе?
— Нет! Леша пока не работает здесь! – смеются пожарные. Сирены их красно-белых автомобилей празднично гудят.
Занавеска в окне диспетчера отодвигается… отодвигается…
У Поли замирает сердечко…
И вот… она…
Молодая, смеющаяся, красивая!
— Мамочка! – радостно кричит Поля. И бежит к окну. Тимошка путается лохматым клубком в ногах.
— Здравствуй, лапушка моя ненаглядная! – мама целует свою дочь, — слава Богу, ты пришла!
Автор рассказа: Анна Лебедева
Канал Фантазии на тему