Люк (3)

Окончание. Начало здесь

Едва разлепив глаза, Сева осознал, что все произошедшее вчера было реальным, а он по-прежнему в своей странной «новой» семье. За стеной шуршала вода и шкворчала сковорода, видимо «Зоя» что-то готовила, дети тихо разговаривали друг с другом.

«Интересно, почему все дома? Ведь сегодня понедельник?» — Сева потихоньку вышел в коридор и уставился на отрывной календарь, который висел там же, где и должен был. По логике, вслед за воскресным 16 октября, должен был идти понедельник 17, видимо никто не удосужился оборвать вчерашний листок. Протянув руку, Сева оторвал лист и обомлел — на месте только что вырванного листа красовался точно такой же, с той же проклятой датой — 16 октября. Воскресенье…

Понимая, что это не шутка и не ошибка, допущенная типографией, Сева впервые за все время ощутил отчаяние. А что, если он навсегда застрял здесь, в этом странном, так похожем на идеал, мире, в котором нет ничего настоящего? И как ему вернуть свою жизнь, пусть и не образцово-показательную, но такую человеческую? Сева машинально сунул лист в карман пижамы и направился в сторону кухни.

«Дорогой, завтракай скорее! Мы идем гулять!» — голос «Зои» прозвучал так резко, что Сева вздрогнул, входя в светлое помещение. За столом восседали все домочадцы, как и было положено в это идеальное воскресное утро…

***

Нарядное и улыбающееся, новое семейство Севы вышло из подъезда — Сева даже не удивился, увидев десятки таких же глянцевых и выглядящих практически одинаково, гуляющих семей. Несмотря на то, что не прошло еще и суток с его появления в этом мире, Севу начинало физически мутить от окружающей искусственной правильности. «Все-таки это сотрясение…», — с надеждой хватался за спасительную мысль Сева, и тут же отвергал ее, понимая, что это было бы слишком простой разгадкой происходящего. Казалось бы, самым надежным способом вернуть себе свою жизнь, было бы отправиться к злополучному люку и попытаться спуститься внутрь. Однако Севу очень пугала возможность навсегда потерять надежду на возвращение, если попытка окажется неудачной. Поэтому он, отчасти смирившись с настоящим, предпочел тешить себя надеждой, что все само как-нибудь образуется…

***

Между тем дни сменяли друг друга, но не выходили за рамки проклятого воскресенья. Сева понял, как это работало: существовали незыблемые основы, но в их границах можно было немного менять реальность. Так, пока он хорошо помнил настоящий вкус обожаемых им котлет и гречневой каши, салата со свежей капустой с чесноком, он мог пожелать их себе на обед или ужин, но чем сильнее стирались вкусовые воспоминания, тем слабее был вкус любимых яств. Он не бросал попыток отчетливо вспомнить что-то гастрономическое, и периодически получал вполне сносный плов, борщ со сметаной и даже пирог с грибами. Однажды он так отчетливо припомнил образ «Хортицы», что к вечеру на столе появилась запотевшая бутылка — однако, откупорив заветный сосуд, Сева обнаружил, что напиток в нем не имеет совсем никакого аромата… Это разочарование, между тем, было не таким острым, как ежевечерние попытки раззадорить «супругу» — каждый раз «Зоя» отвергала его приставания, мотивируя отказ все тем же вторником, видимо, когда-то давно Сева вычитал про подобные семейные традиции и они прочно засели в его «идеальном» восприятии супружества… Однажды, проворочавшись до самого рассвета, Сева осознал, что вожделенный вторник не наступит никогда, а переориентировать «супругу» на воскресенье уже не получится. Выскочив в коридор, Сева сорвал со стены календарь и еще раз переворошил массу его листков — ничего не изменилось: он навечно застрял в воскресеньях… Самое странное, что он не ощущал ни страха, ни отчаяния, как это случалось раньше, — у него появилось такое чувство, что новая реальность начала поглощать его самого, слой за слоем убирая эмоции и ощущения.

Сунув руку в карман пижамы, он вытащил целый ворох вырванных листков — их оказалось ровно тринадцать. Значит, уже почти полмесяца, как он пытается жить по чужим правилам и почти смирился с ними. «Нет, надо что-то с этим делать!» — решил про себя Сева, ощущая волнующее предчувствие, и в очередной раз отправился в кухню, внутренне готовясь к традиционной воскресной прогулке.

Прогуливаясь по сияющей площади? Сева неожиданно заметил мужчину, как две капли воды похожего на исчезнувшего Иваныча — мужчина в новеньком плаще и начищенных до зеркального блеска ботинках заговорщицки подмигнул Севе, не отпуская локоть нарядной женщины, отдаленно напоминавшей его настоящую супругу.

«Так вот куда ты запропастился, друг мой закадычный», — мелькнуло у Севы в голове, и он, выпустив руку «Зои» из своей и ободряюще улыбнувшись ей прямо в удивленное лицо, двинулся в сторону Иваныча. Тот, разгадав маневр Севы, отстранился от жены, и, что-то сказав ей вполголоса, медленно пошел в сторону возвышавшихся за площадью труб.

Не сговариваясь, они свернули туда, где должна была располагаться Промплощадка. Скрывшись из виду своих «родственников», оба ускорили шаг и в несколько минут достигли заветного люка.

— Как тебя-то угораздило, Сева? — вопрос Иваныча был совершенно нелогичным, ведь оба они прекрасно знали, что сюда была только одна дорога. Сева глянул на друга исподлобья и молча указал вниз — под ногами едва виднелась крышка люка. Ее уже практически полностью затянуло землей, да так, что одному высвободить ее было бы невозможно. Так же молча, они синхронно начали прямо руками отгребать землю, стараясь как можно быстрее сдвинуть крышку с места — как будто понимая, что в любой момент что-нибудь или кто-нибудь может им помешать. Вскоре они уже смогли приподнять крышку: под ней все так же зияла холодная пустота…

Люк

— Ну, давай. Ты первый… — сказал Сева, будучи уверенным, что возвращаться нужно в той же последовательности. Иваныч, тяжело вздохнув, занес свое туловище внутрь, опираясь руками о края люка.

— А ты уверен, что мы все делаем правильно? — в голосе Иваныча звучал страх.

— Уверен. Или ты хочешь стать как они, таким же целлулоидным? А наши семьи? Кто знает, какая дичь происходит там, пока мы прохлаждаемся здесь? — голос Севы дрожал, но в нем слышалась решимость. Иваныч набрал полные легкие воздуха, как будто собираясь нырнуть, и в мгновение скрылся в недрах люка. Выждав минут десять, Сева огляделся, стараясь запомнить это темное осеннее небо, и погрузился во мрак. Он лез вниз с упорством, которого ранее за собой не замечал. Зависнув между мирами (он снова четко ощутил тот момент, когда очутился где-то посередине), Сева выдержал пару минут и полез вверх, испытывая страх и отчаянную надежду.

Вынырнув из люка с сильно бьющимся сердцем, Сева пошел на свет — он шел и с каждым шагом понимал: это был родной, тусклый свет старого микрорайона, а под ногами у него снова ощущались неровности раскрошившегося от времени и непогоды асфальта.

Войдя в обшарпанный подъезд, Сева с дикой ностальгией нажал на звонок, опасно раскачивающийся на полуоборванном проводке и, казалось, перестал дышать. Зоя, его Зоя, открыв дверь, развернулась и ушла в сторону кухни, беззлобно ворча:

— Ну вот, все воскресенье где-то прошарился, всё не как у людей… Иди мой руки и за стол, я второй раз котлеты греть не собираюсь…

Сбросив плащ, Сева заскочил в кухню, и сгреб жену, зарываясь лицом в ложбинку между больших, пахнущих крепким потом и жаренным луком, грудей. Он прижал ее так сильно, что она хлопнула его рукой между лопаток и взвизгнула:

— Обалдел, дети дома!

— Ты еще скажи, что сегодня не вторник, — Сева счастливо заулыбался, вглядываясь в недоумевающее лицо жены. Услышав за спиной смех и прысканье, он развернулся и с радостью увидел сына: обросшего, с непослушными вихрами, и дочь, забавно сморщившую веснушчатый носик.

— А хотите, в следующее воскресенье пойдем всей семьей на площадь? — как-то само собой вырвалось у Севы.

— Не, мы с Вовкой идем в боулинг, — Варя недовольно пожала плечами.

— А я пойду кататься на новый велодром, — выпалил Толик, и показал сестре язык. Сева громко рассмеялся, отпуская остатки напряжения.

— Пьяный, что ли, опять пришел… какой-то сильно веселый… — раздалось в конце коридора ворчание тещи…

Сева вышел из кухни, и, озираясь, оборвал лист календаря. Новый лист был блестящим и пах типографской краской. На нем крупным шрифтом было отпечатано заветное: 17 октября. Понедельник…

— Боже, какое счастье, — прошептал Сева, ощущая непередаваемое умиротворение.

КОНЕЦ РАССКАЗА

Автор рассказа: Мария Моторина

Ссылка на основную публикацию