— Тук, тук, тук… — тупые птицы бились о стену и падали вниз, поднимались, упорно стремясь снова и снова сплющиться о старую кирпичную кладку. Каждый такой бросок отдавался в голове Севы острой болью, растекающейся от затылка к плечам. С трудом открыв глаза, он скинул с себя тяжелую руку жены, которая пригвоздила его к подушке, перекрыв кислород. Птицы разлетелись, но боль звонкими молоточками отдавалась в затылке и висках. Зоя, проворчав что-то сквозь сон, перевернулась на другой бок, намотав на свое дородное тело общее одеяло. Зная, что попытки высвободить хотя бы край ни к чему не приведут, Сева обреченно закутался в лежащий плед и попытался уснуть. Осеннее утро уже проклевывалось сквозь свинцовые тучи, и с каждой минутой в комнате становилось все светлее. Сон не шел, в висках по-прежнему стучало, к тому же за стеной уже слышался старческий кашель Агафьи Иннокентьевны, просыпавшейся всегда ни свет ни заря, а ее шаркающие шаги и звон склянок с лекарствами окончательно взбодрили…
— Ну вот, выспался, называется, — пробормотал Сева, не разжимая губ, и поднялся с кровати. Утро единственного выходного было откровенно испорчено, а значит, и весь день будет скомкан. Всю жизнь Всеволод Иванович Бостин старался обращать внимание на знаки и приметы, считая, что они посланы людям для предупреждения. Вот и в это воскресенье подсознание шептало, что ничем хорошим этот день не закончится. Решив для себя, что он ни за что не пойдет в гараж продолжать обмывать отпускные Иваныча и не поддастся на уговоры жены отвезти ее по магазинам, Сева почувствовал некоторое облегчение и смело шагнул из комнаты, уже не так внутренне ежась от перспективы встречи с Агафьей Иннокентьевной.
Теща пила чай, с размахом, по-купечески оттопырив локти так, что ее сухонькое тело всеми своими острыми углами занимало большую часть семейного круглого стола. Она макала в чай квадратики печенья, губами пытаясь ухватить размякшую часть, которая едва держалась, чтобы не утопиться в глубине чашки. Обычно эти попытки выглядели комично, но не в это утро. Зыркнув на зятя своими маленькими блестящими глазками, она сложила тонкие губешки в подобие улыбки.
— Что, на водопой, пришёл, болезный? — прошамкала старушенция язвительно. Стараясь сохранять остатки душевного равновесия, Сева молча достал из навесного шкафа большущий пивной стакан, набрал воды из-под крана и припал к холодному краю, впитывая в себя живительную влагу. На какой-то момент его тело стало легким и невесомым, а голова — ясной, но это ощущение продлилось всего лишь миг. Блаженное состояние прервал звонок телефона, раздавшийся, как трубный глас, в тишине воскресного утра.
«Началось», — мелькнуло в голове у Севы, и он поспешила к трубке. По ту сторону городской линии, пробиваясь сквозь помехи, послышался голос начальника смены.
— Аллё, аллё! Сева, ты как, отошел после вчерашнего? Сева, слышишь меня? Пф, пф… — пытался дуть в трубку Михалыч, — Сева, аллё!
— Да тут я… — обреченно подал голос Сева, осознав, что предчувствия его не обманули.
— Сева, тут такое дело. До Иваныча не дозвониться, да и фактически он уже в отпуске. А там, на его участке, откуда-то пар прёт. Молодые поехали и ничего не нашли. Сам понимаешь, там надо кого-то опытного, с этой Промплощадкой всегда какие-нибудь заморочки. Давай ноги в руки и ко мне, возьмешь карту коммуникаций и сам все облазишь! Я тебе на следующей неделе за это два отгула дам, клянусь! Сева, слышишь?!
— Понял, понял, сейчас, чай допью и приду… — голос Севы звучал обреченно. Он положил трубку и посмотрел на себя в зеркало, висящее в прихожей. Из потемневшей от времени рамки на него смотрел уже немолодой, потрепанный жизнью мужик с красными глазами и двухдневной щетиной на немного отвисших щеках. «Да, подзапустил ты себя, Всеволод»… — отчетливо мелькнула мысль и кольнула в сердце осознанием, что жизнь сложилась как-то неправильно, и, скорее всего, будет идти так же криво и дальше.
По-быстрому собравшись, он заглянул в спальню. Зоя по-прежнему спала, уютно завернувшись в большой кокон из одеяла. Ее лицо, когда-то задорное и красивое, уже поплыло, вздернутый маленький носик, который она когда-то так смешно морщила, улыбаясь, стал крупным и весь покрылся расширенными порами и тонкой сеточкой сосудов. Глядя на жену, Сева ощутил чувство сродни тому, которое возникает, когда, купив на последние деньги билет на яркое цирковое шоу, получаешь выступление унылого потасканного временем клоуна. В соседней комнате сопели дети — приоткрыв дверь, он какое-то время смотрел, как вздрагивает от своих мальчишеских снов шустрый шестилетний Толик. Ноги, покрытые ссадинами и синяками, были по-жеребячьи мосласты и худы, светлые вихры непослушных волос спутались на вспотевшем лбу. Дочь Варя, за последний год превратившаяся в точную копию Зои в молодости, крепко спала, отвернувшись к стене, ее хрупкие плечи, обтянутые не по возрасту пёстрой пижамой, были трогательны в своей беззащитности. Сева осторожно прикрыл дверь, и, взяв дежурный чемоданчик с инструментом, вышел из квартиры.
***
Двигаясь в сонном ритме воскресного утра, Сева не разбирал лиц людей, попадавшихся на его пути. Все, кто казался знакомыми, моментально обозначались в его внутренней картотеке как бывшие клиенты, в памяти остались преимущественно те, кто не зажимал калым. Вот идет мужик в джинсовой кепке — третий дом, второй подъезд, дверь прямо, пятьсот рублей. Дамочка с трясущейся сучкой на поводке — пятый дом, второй подъезд, квартира с дорогой железной дверью, косарь…
Так, погруженный в свои мысли, Сева дошел до конторы.
— Смотри, вот карта коммуникаций, но и в ней черт ногу сломит. Где прорыв, непонятно, а Иваныч как в воду канул. Жена говорит, что вчера после гаражей не возвращался, материт его и обзывает старым бабником. В общем, дуй на место и разберись до конца дня. Сева молча взял потертый, сложенный вчетверо лист и сунул его в карман рабочей куртки. Пожав руку начальнику, он вышел на холодный октябрьский воздух и обреченно пошагал в сторону Промплощадки, вяло размышляя над тем, куда мог деться Иваныч.
Раскрыв карту, Сева деловито уставился в переплетение линий, пытаясь вчитаться в выцветшие отметки. Неизвестно откуда налетевший ветер терзал листок, заставляя его принимать самые причудливые формы. Стараясь распрямить карту, Сева прислонил ее к дереву одной рукой, второй разглаживая поверхность — и в этот момент порыв ветра вырвал листок и понес его по пыльной земле в сторону старого здания оружейного завода. Чертыхаясь, Сева устремился за ним. Гонка закончилась так же стремительно, как и началась: достигнув большого вороха яркой осенней листвы, карта спокойненько расправила все уголки и замерла на самой верхушке кучи.
Еще раз чертыхнувшись, Сева схватил карту и пнул листву — разноцветье разлетелось во все стороны, распространяя вокруг запах сырости и грибов и обнажив… крышку люка ржавого цвета. Сева удивленно присвистнул и сразу же заглянул в карту: этого люка на ней не было… Собственно, Сева уже и так понял, что этого люка не могло быть на карте — крышка явно была старинной. Движимый любопытством и азартом, он подцепил крышку за толстый край и неожиданно легко сдвинул ее вбок. Заглянув вниз, Сева обнаружил, что вглубь колодца ведёт железная витая лестница. Испытывая чувство, похожее на разочарование, хотя подспудно он и так понимал, что навряд ли в колодце будет что-то сверхъестественное, он включил налобный шахтерский фонарик и привычно погрузился в подземный полумрак.
—
Автор рассказа: Мария Моторина
Загрузка...
