Страницы книги были пусты. Ни одной строки. Хотя погодите-ка… Одна всё-таки есть.
Мохнатый палец метнулся назад к толще страниц, где за секунду до этого промелькнули буквы. На этот раз Буг листал медленно, внимательно.
— Что-то ищешь?
Голос за спиной принадлежал, несомненно, Крету. Более молодой, хотя и чересчур мохнатый для своего возраста, Крет как ни в чём не бывало стоял в дверях и следил за действиями Буга. Лапы он скрестил на груди в своей обычной пренебрежительно-безразличной манере.
— Э… Я здесь просто… просматривал старые книги, знаешь ли, — Буг, стараясь казаться непринуждённым, задержал руку на развороте, чтобы не пришлось заново искать нужное место.
— Н-да. Что ещё делать в архиве?
Чёртов Крет и его любопытство. Делает вид, что ему всё безразлично, а сам только и мечтает куда-нибудь сунуть свой пухлый нос.
Крет подошёл и, как заправский библиотекарь, с первого взгляда, не видя обложки, определил, что за книга перед ним. А может быть, это была просто единственная книга с пустыми страницами.
— Книга Наказаний. Ох… Ты что-то натворил, Буг?
— Почему она пустая?
— А что ты искал? Она пустая, потому что домовые не нарушают правила. Это не в нашей природе. Черти, кикиморы, русалки… особенно русалки — вот те нарушают. Но не мы. Мы созданы, чтобы поддерживать порядок.
Сказав это, Крет вытащил книгу из-под лапищи Буга, но вместо того, чтобы захлопнуть её и вернуть на место, стал быстро перебирать страницы, как за минуту до этого делал Буг.
— Вот, — изрёк он, отыскав нужную страницу и положив книгу перед Бугом. — Единственный прецедент за всю историю домовых. Не знаю, что ты искал, но больше тут ничего нет.
Буг впился глазами в пожелтевшие от времени страницы.
Единственная запись была сделана 30 марта 7193 года от сотворения мира. Домовой по имени Урх систематически нарушал «Кодекс Домовых». Он похищал вещи и не отдавал их, несмотря на многочисленные просьбы хозяина. Регулярно отлучался с вверенной ему территории. Халатно относился к своим обязанностям по поддержанию чистоты в доме. Но последней каплей стали не эти безобразия. Урх имел неосторожность попасться на глаза человеку, что являлось грубым нарушением уже другого Кодекса, касающегося безопасности всего потустороннего мира. В наказание Урх был лишён почётного статуса домового, заключён в человеческое тело и сослан в людской мир.
Дочитав до конца, Буг мысленно усмехнулся.
— Спасибо, — буркнул он и заторопился к выходу мимо покосившихся стеллажей, запечатанных ящиков и парящих в воздухе стопок древних книг, коим нигде больше не нашлось места.
— Погоди, старина, — остановил его оклик Крета. — Ты не сказал мне, что искал. Брось, Буг, я никому не скажу.
Что ж, Крет ни разу не давал повода усомниться в себе. Он та ещё заноза в заднице, но своих не выдаст. А если просто уйти, то кто его знает — вдруг упомянет между делом, что Буг зачем-то искал «Книгу Наказаний». Это вызовет ненужные сейчас подозрения.
— Я слышал историю Урха, но думал, вдруг выдумка. Хотел убедиться. Я вот что, Крет… Ты об этом никому только, ладно?
— Само собой. Ты же меня знаешь. Говори, давай, жуть как любопытно!
— Тебе это покажется странным, но я хочу, чтобы меня наказали. Я хочу стать человеком.
— Интересно! И зачем же? — оживился Крет.
Буг ненадолго задумался.
— Я всегда хотел знать, каково это… любить земную женщину.
***
Гриша давно понял, что в его доме живёт домовой. Ещё когда въезжал сюда. Дом был старый, в нём скрипели и стены, и полы, и лестницы — иногда без видимых причин. По ночам раздавались странные звуки.
— Крысы, — сказала тогда ему Ира, переворачиваясь на другой бок.
Гриша ни разу не видел крыс, зато периодически у него что-то пропадало — то пепельница со стола, то кухонная утварь, — а потом все это обнаруживалось в неожиданных местах. Прям совсем неожиданных. Однажды он обнаружил на грядке свой станок для бритья, вкопанный в землю по соседству с огурцами. Ира тогда сказала:
— Кто-то пошутил.
Можно подумать, у них людей тут пруд пруди. Все давно уехали в город, кто мог. Дома в округе пустовали или сдавались. Бывало, хозяева приезжали, но постоянно в этих местах жили только они с Иркой… Теперь только он один.
Ушла от него Ира навсегда, в иной мир. Эх, если бы Гриша только знал, есть ли что-то там, за чертой, и Ира существует по-прежнему, только в другой форме… Гриша боялся не столько смерти, сколько небытия. Небытие… Ничто… Ему была невыносима мысль об этом.
После того, как Ира ушла, Гриша перестал быть рачительным хозяином, каким когда-то был. Ему больше не доставляло удовольствия хлопотать в большом пустом доме, где, будь жизнь чуток справедливее, бегали бы их дети. У них с Ирой не было детей и не могло быть, если верить врачам, но теперь ему часто казалось, что он слышит их призрачные голоса. Глюки, ясное дело. Или домовой шалит опять. Терпение у нечисти, поди, не бесконечное.
Григорий бросил тряпку посреди коридора и отправился спать. Втайне от себя самого, он нарочно хотел разозлить домового, чтобы тот пришёл по его душу, поэтому ничуть не удивился, когда, проснувшись посреди ночи, обнаружил свое одеяло на полу.
А на одеяле — следы ступней.
Холодный воздух проникал через щели в стенах. Так и замерзнуть можно. Гриша взялся за край одеяла, потянул на себя и… слетел с кровати сам. Он едва не заорал от неожиданности, опять дёрнул за край и опять с тем же результатом. Какая-то сила пригвоздила одеяло к полу. На глазах у Гриши над следами соткались из пустоты мохнатые ноги, а за ними — маленький человечек целиком. Кроме повышенной косматости и длинных когтей на скрюченных руках, ничего не выдавало его нечеловеческой природы.
Гриша сглотнул. Он сидел на полу и дрожал от холода и испуга одновременно. Домовой разглядывал его, как диковинную игрушку, и молчал. Не злился, просто молчал. Гриша, запинаясь, вымолвил:
— Ты пришёл меня н-наказать?
— Что? — домовой приподнял лохматые брови, в чёрных глазах заиграла смешинка. — Нет. Наказать должны меня.
— Что? — озадачился Гриша.
— Что-о, — передразнил домовой. Гриша с содроганием узнал собственный голос. Существо говорило его голосом!
— Я не понимаю, за что тебя наказывать, — скороговоркой произнёс Гриша. Он не сводил глаз с мохнатого создания, ожидая чего угодно. Чаще всего взгляд задерживался на когтях.
— Ты не увидел бы меня, если бы не было на то моей воли.
— Хорошо, — сказал Гриша, ничего не понимая. — А ты не мог бы… — он сглотнул, в горле внезапно стало очень сухо. — Ты не мог бы, пожалуйста, сойти с одеяла.
— Холодно? — насмешливо спросил домовой.
— Очень.
— Ну-ну, не прибедняйся, — сказал домовой и отдал одеяло. Пока Гриша кутался, насмешник задумчиво произнес: «Не от холода тебе холодно».
Слова домового отозвались болью в сердце. Но кое-что изменилось — тоску оттеснила смутная, робкая пока радость. Есть домовые — должна быть и загробная жизнь! Его Ира где-то там…
Домовой вёл себя странно, будто бы маялся, ждал чего-то. Гриша не понимал, что происходит. Мысли о любимой мешали ему сосредоточиться.
— Если ты существуешь, стало быть, потусторонний мир тоже существует?
— Ну а как же.
— Стало быть, она… там? — слова застревали в горле.
Домовой посмотрел на Гришу в упор и серьёзно.
— Ты понимаешь, что есть два мира? Туда… или сюда, — домовой снабдил слова характерными жестами, сначала подняв глаза к потолку и затем опустив их вниз.
М-да. Вот и открылась великая тайна смерти, простая как сковородка. Гриша не сомневался, что именно так всё обстоит, именно такой должна быть истина — простой как сковородка. Это люди вечно всё усложняют. А оно вон как — туда или сюда.
— А Ира… куда?
Домовой молчал, но по тому, как он потупился, Гриша понял, что опущенные глаза и есть ответ на его вопрос. Сердце болезненно и быстро забилось в груди. Ирка… Как же так вышло? Почему? Она страдает? Если настоящий Ад хоть чем-то напоминает описанное в Библии… Гриша не хотел об этом думать.
Пока он путался в мыслях, в комнате что-то едва уловимо изменилось. Темнота будто бы стала осязаемой, близкой — протяни руку и потрогай. То, чего дожидался домовой, было здесь.
Домовой подобрался, встал по стойке смирно.
— Буг, — сказала темнота или то, что в ней скрывалось. Голос не имел ни тембра, ни интонации. Он звучал без слов. — Ты нарушил закон. Раскрыл себя человеку. Хуже всего то, что ты сделал это намеренно.
Буг изменился в лице. Плохо скрываемая надежда — странно, на что бедолага надеялся? — пропала без следа.
— Как вы… — начал он. — Крет! — Грудь домового вздымалась в ярости.
— За этот обман ты будешь казнён.
— Нет! Пожалуйста! — Буг попятился. В его глазах больше не играла смешинка.
Гриша по-прежнему мало что понимал. Домовой пытался провести своё начальство, нарушил что-то там… Зачем? Чего добивался? Кристально-ясными представлялись две вещи. Первая: на глазах Гриши сейчас совершат убийство. Раз так, то он чисто по-человечески должен что-то предпринять. Вторая: он очень соскучился по жене.
— Возьмите меня! — Гриша поднялся и как был, в одеяле, шагнул навстречу темноте.
— Ты предлагаешь свою душу в обмен на его жалкую жизнь? — холодно спросила тьма.
— Не только жизнь. Дайте ему… чего он добивался.
Гриша обернулся и увидел, как повлажнели благодарные глаза Буга. Наверное, это действительно было что-то важное.
— Да будет так, — сказала тьма.
От сгустка черноты по полу поползли тени, как метастазы. Распахнулась окно, и поток холодного воздуха заполнил помещение. Может, он снова увидит её?…
Окончание в следующей публикации
—-
Илья Шевченко
Канал Фантазии на тему
Загрузка...
