Галинке с Витей достался этот дом за смешные деньги. Они потом еще месяца два ходили по участку, как поленом стукнутые, не веря своему счастью. Сами посудите — дорога ровная, поезжай и радуйся. Вода в двух шагах — купайся, сколько хочешь. С одной стороны поле с разнотравьем, с другой — лес с ягодами и грибами. Участок на горушке — ни одного комара летом, ни одного тумана, от которого картошка и помидоры чернеют за одну ночь. Дом по местным меркам — новехонький, двадцать лет всего. Подвал сухой и такой большой, что там жить можно. Плюс —веранда кирпичная и крепкий хлев, ставший для Вити мастерской.
Не было только бани. А без бани в деревне никуда. Ну, подсобрали деньжат, начали искать бригаду. И тут — несказанная удача: Витя по работе проезжал через один поселок, где на столбе висела фанерка с надписью: «Продам готовый сруб под баню. Недорого». Не прошло и десяти минут, как Витя познакомился с хозяином сруба, деловитым мужичком Сергеем. Тот согласился собрать бревна и довести постройку до ума. Ударили по рукам. Приехал Витя домой и сияет.
— Галя, за смешные деньги все нам сделают. Надо приготовить мужикам жилье. Как-никак, а две недели будут у нас.
Галя с супругом не спорила. Надраила полы на веранде, настелила пестрые дорожки, заправила две кровати чистым постельным бельем. Холодильник есть, плита — есть. Пущай живут.
Через два дня Витя привез сруб на своем грузовике, а еще через два дня приехали работники: Сергей прихватил с собой помощника, молодого парнишку. Галя им помещение показала, посуду дала.
— Вот холодильник, вот тумбочка. Складывайте туда все вещи и продукты.
А сама видит: сумочка у работников тощенькая. Болтаются там четыре пачки лапши, пачка чая, да хлеба буханка. Не густо.
— Автолавка приходит по вторникам и пятницам. Не провороньте.
Сергей помялся, помялся и выдал:
— Дык, у нас и денег-то нет… Мы думали, что питание включено…
Вот что с ними делать? И на мужа такая злость взяла. Почему не обсудили этот вопрос? У Гали своих дел невпроворот: целину копать нужно, грядки нарезать, овощи сажать, то да се… А тут, ко всему прочему, нужно теперь торчать на кухне и кормить троих мужиков. Нормально, че… Ну, что поделать, пришлось.
Галя встает в пять утра. Для своей артели завтрак готовит, а потом будит всех. Сережа с Евгением, помощником, просыпаются часиков в восемь, перекуривают на крыльце и учат Витю жизни. Потом неспешно завтракают, идут на перекур, и опять Сергей по отечески Витьке мозги вправляет. Галя в это время посуду моет и приступает к готовке обеда. На грядки бежать смысла нет, иначе не успеть к двум часам с обедом-то. А Сергей, перекурив, просит хозяйку принести чайку, да покрепче. Времени десять утра, а у бани еще и конь не валялся. Галя шипит на Витю, а Витя на Галю цыкает, мол, не лезь, не ублажишь, плохо отработают.
Ладно. Мастера, отпив чаю, неспешно приступают к работе. Вите надо к своим делам. Как бы не так: хозяин на подхвате. То одно принеси, то другое. У работников с собой ни пилы, ни топора, никакого инструмента. Галя смотрит: Сергей на лавочке сидит, покуривает, а Витя шифер таскает, на горбу. О, как хорошо! Если бы Галя была Петром Первым, то все увидели бы, как ходуном ходят у нее усики над верхней губой. И вообще, хотелось расставить ноги на ширину плеч, а руки упереть в бока и гаркнуть так, чтобы у мастеров ухи заложило. Но… Нельзя, муж ей из-за спины фиги показывает и рожи корчит: молчи, блин, не возникай! Смешная цена!
К обеду бригада плывет к столу. Все в сборе, кроме Вити — он на строительстве ковыряется, мхом бревна обкладывает. Семеро одного не ждут. Тем более, сегодня в меню были обозначены: суп с фрикадельками, пюре с жареной курицей (и чтобы с корочкой – пожелал Сергей), салат овощной и блины к чаю. Галка красная от жаркой плиты, шмякает на тарелку блины, а работнички не отстают, наяривают. Сказано же: много ест человек — хорошо трудится. Витя приходит к пустым мискам. Галя, про себя чертыхаясь, готовит мужу бутерброды с колбасой. А Сергей уже курит, ждет слушателя, чтобы просветить его в никчемности и безрукости.
Через неделю уже и непонятно было, кто начальник: муж или Сергей. Витя в мыле, в пене, а Галя с подносом на стройку бегает — уж очень чай уважает Сергей. Нравится ему благородный напиток. Ясен пень: Галя всю жизнь только хороший пьет, дешевый терпеть не может. А Сергей признался между делом, что женка у него экономная, в сортах не разбирается. Он в банку кипятильник кидает, а следом заварку: дешево и сердито.
Ах, ты, прыщ! А тут морду воротит: щи вчера уже были, нет ли чего другого! Разбаловала, испортила работников. Но баня уже практически готова, Витя шифером крышу кроет. Всего-то потерпеть — дня два. Но Серега так просто не уехал: вечером купил у местного охотника щенка и притащил в дом. Не к себе на веранду, а в избу хозяев. Вот веселенькая ночка у Гали была: щенок пищит, к мамке просится, Витя нервничает, жена с детенышем возится, а Сергей почивает у себя, храп через стенку слышен. Утром Галя, злющая, как каракатица, корзинку со щенком мастеру торжественно вручила. Деньги Витя отдал все, до копеечки. А работники домой не торопятся.
— Что вы, мужики?
— Дак, это, нам бы покушать, баньку обмыть…
— С богом ступайте, всего хорошего!
Сережа потом звонил каждую весну лет десять подряд. У него, наверное, весной отпуск начинался, почему бы на курорт к Сурковым не съездить, а? Но Витя, человек ученый, выводы сделал и понял: дешево — это не значит, хорошо. Поэтому от услуг Серегиных отказывался.
Как-то Галя оказалась вместе с мужем в том поселке, прямо около дома, где жил горе-мастер. Домишко от старости покосился, разбитое окно фанеркой заколочено, а забор щербатый. Сапожник без сапог? Как знать…
Баня оказалась никудышной — печка дымила, сток воду не пропускал, а отсутствие фундамента (Сергей убедил Витю в его абсолютной ненужности) послужило причиной перекоса строения. Баня уткнулась носом в песок, как пьяная. Пришлось все переделывать. Скупой платит дважды.
Наученный горьким опытом, хозяин искал помощников тщательно: в доме нужно было установить лестницу на второй этаж и вставить новые окна, да не пластиковые, а деревянные. Нашелся рукастый человек Александр. Тихий, скромный и дотошный — сил нет. Поселился на той же верандочке. Вскакивал в пять утра и сразу — к делу. Целый день с расчетами копошится, не оторвать. Зато лесенка получилась — картинка: крепкая, с точеными балясинами, а угол наклона такой, что ни за что не свалишься, попой на ступеньку присядешь, и все! Оконные рамы — не придерешься, тютелька в тютельку, гладенькие, даже красить их было жалко. Соседи мимо ходили — обзавидовались!
Александр времени зря не терял: печку в пристройке Сурковым сложил, загляденье! Кирпичик к кирпичику, ровнехонько, и тяга замечательная. Двери поставил — хоть бы одна перекосилась. Галя нарадоваться не могла на работника: для него полный пансион устроила! Дышать боялась, пока Саша работал. На цыпочках ходила. Одна беда — Александр был заядлый…шахматист.
Трудится человек, трудится, уже работа к завершению идет. И вдруг начинает беспокоиться.
— Завтра, — говорит, — состоится шахматный турнир между районами. —Мое присутствие — необходимо! — и срывается с места, как сумасшедший.
Неделю Саши нет, другую. Месяц ничего о нем не слышно Работа стоит. А потом Витя узнает, что Саша в ЛТП лежит, выздоравливает после тяжелых соревнований. Ну, что делать, приходится ждать. Возвращается к Сурковым Александр похудевший, бледный и серьезный. Месяц пашет как проклятый, до очередного «турнира». Сурковы терпели. Одна беда, не выдержало сердце мастера долгих «чемпионатов» и остановилось навсегда. Зато его творения до сих пор радуют глаз. Царство ему небесное, хорошему человеку.
Время идет. Сурковы в деревне живут и радуются. Зато в городе — неприятности. Закрыли хлебозавод, и остались люди без ароматного хлебушка, самого лучшего в области. У нас ведь как: что хорошо и полезно — оптимизировать и задушить, а потом на этом месте кабак построить или торговый центр. Горожане плевались, возмущались, писали высокому начальству — бесполезно. Давятся теперь пластмассовым хлебом, из Петербурга привезенным — ни вкуса, ни запаха, одна тоска.
Галя психанула и решила печь сама. А для этого нужна специальная, русская печка. Но такая, чтобы полдома не занимала, а тепла давала много. И чтобы экономная. И красивая чтоб. Запросы большие, но ведь не за бесплатно! Витя репу почесал, библиотеку городскую перерыл, а нужный чертеж нашел. Книжка здоровенная, яркая, дорогущая, с картинками! Вот же она, печь, лапушка! И называется «Экономкой». Оставалось только печника найти.
Нашли в Тихвине. Знатный мастер, судя по фотографиям. Привезли в деревню, задачу обрисовали. Печник в четвертом поколении, мужчина пожилой, солидный, Витю слушал внимательно. Ударили было по рукам, но тут он выдает:
— Я, — говорит, — человек верующий, воцерковленный, и поэтому бесовщину вокруг себя не терплю! Материться вам запрещаю, и хозяйку вашу попрошу являться в платке и подобающем виде!
Сурковы, люди простые, нет-нет, да и блякнут в разговоре, не без греха. А Галя платьям и платкам предпочитала кепки и шорты. А ведь поди ж ты. Растерялись, в общем. Потомственный печник посмотрел чертеж и уехал домой: думать. Незаметно прихватил с собой здоровенную, дорогущую, яркую, с картинками книжку с библиотеки. И больше в доме у Сурковых не появлялся. Говорил, что недостойны хозяева такого счастья. Книжку не вернул, ему она нужнее. Витя такую же покупал за бешеные деньги, чтобы не обижать библиотекарей.
Пришлось искать другого мастера. Нашли ребят. Шустрые, немногословные: сам печник и его помощники. Сам — Максим, парень дельный, а его подручные — по виду, сущие черти, маргинального происхождения. Но вкалывали за пятерых. И плату, помимо рублей, брали известной валютой, которой по неопытности Сурковы не успели обзавестись. Пришлось тащиться в автолавку. А там — очередь. Первые —гастарбайтеры, жившие при конюшне местного фермера. Нормальные мужики, приветливые. Бригадир их, Галю увидев, начал младших учить:
— Вот женщин, мать, хозяйк! Ее всегда нады пропускать! Прахадить, женщин Гала!
Галина замялась, застеснялась.
— Да ладно, я постою!
— Нэт! Прахады! Женщин не должен стоят в очэрэды!
Ну, Галя и прошла:
— Две водки и шесть полторашек пива, — как можно тише сказала она продавцу.
У гастарбайтеров глаза — по пять копеек. Они так и застыли, глядя, как Галя — «женщин, мать, и хозяйка», скромно опустив очи, засеменила от автолавки, брякая посудой в авоське.
Печку сложили. Хорошая печка. Зимой дома жарища такая, что форточки приходилось открывать. А хлеб в ней — тот самый, настоящий! Галя теперь бизнесом занялась: печет и добрым людям продает. Правда, от клиентов нет отбоя, нужно расширяться и строить специальное помещение. Опять искать мастеров. Блин, да как так-то, ежкин-матрешкин…
—
Анна Лебедева