Постояли. Покурили.
— Ну что, пойдем, добьем коньяк? – сказал Серега, вдавив окурок в рыхлый снег.
— Да ну, ребята, заводиться раньше времени не хочу, — решил отказаться Боря, — Танька просила картошки и огурцов набрать.
— О! Танька уже тебя за огурцами гоняет? Взяла в оборот? А пивко у тебя в сумке булькает для ускорения, что ли? – Петров похлопал Бориса по плечу, — ну-ну, давай.
И ухмыльнулся нехорошей своей улыбочкой. Боря еле сдержался, чтобы не звездануть коню в пальто по роже. Он всегда бил рожу Петрову за его ухмылочку.
В классе Женя Петров был самым маленьким и самым слабеньким. Отличник, зубрила, ботаник. Получал он от одноклассников с завидной регулярностью. Дети жестоки. Это – стая, не выносящая непохожих на нее индивидуалов. Если ты такой особенный – сумей дать отпор. Тогда, может быть, ты и возглавишь саму стаю. Если нет – не жалуйся и терпи.
Хотя, если честно, то и Петька Григорьев, и Сережа Левушкин, пацаны из класса Бори, тоже были отличниками, ботаниками и зубрилами. А Петька вдобавок еще и жирный очкарик. Но их ребята не трогали. Беззлобно подтрунивали, только и всего. Все очень просто. Петр и Сергей отличались добротой и честностью. Они никогда не стучали, давали списать контрольную, и вообще, были своими в доску пацанами. Даже на «физре» никто не смеялся над попытками Сереги прыгнуть через козла, а Петьку держали за ноги и помогали ему подтянуться хоть один раз на турнике.
Другое дело Женя Петров, этот чмошник. На любой вопрос, обращенный к нему, вставал в гордую позу и ехидно говорил:
— Это не для средних умов.
Кто-нибудь попросит по-братски дать списать изложение, так Петров со своей ухмылочкой ответит:
— Спасение утопающих – дело самих утопающих. – принципиальный, блин.
И сливал этот Женя всех безжалостно. Зафутболил однажды Митька Малов мячом в окно учительской. Нечаянно. Конечно, струхнул и не признался. Завуч махнул рукой. И тут Евгений нарисовался и сдал Малова со всеми потрохами. У Митьки отчим был гориллой без мозгов, но с пудовыми кулачищами. Так отделал Митьку, что тот два дня в школу не приходил.
Или еще был случай: кто-то из ребят стиснул у бати пачку папирос. Ну и накурились, естественно за школой с радости. Евгений тут как тут, прямиком к директору и всех пофамильно перечислил. Хорошо, что родители у парней не такие дебилы, как у Митьки. А все равно – досталось по полной. И Борька тоже попробовал солдатского ремня с пряхой от бати – мама не горюй! Хотя батя-то и родной, не отчим какой-то.
Вот нафига, спрашивается, так было делать?
— Вас учить надо. Потому что вы – быдло, — отвечал Петров. И опять эта ухмылочка.
Ухмыльнется так, у Бори все внутри закипает. Он – хрясь по морде Жене.
— Беги, жалуйся, чмо!
Женя бегал и жаловался. Борьку за шиворот – в учительскую. А там и маму вызывают, и отца… И все по новой.
Так и жили: у Петрова фонарь под глазом, у Бори звездочки на жопе.
После девятого класса пути-дорожки их, слава Богу, разошлись. Боря в техникум поступил. А Евгений остался в школе – метил в институт после одиннадцатого. С его-то пятерками и всеобщим обожанием учителей. Серега Левушкин — тоже. Конечно, окончили школу прекрасно, с медалями и благодарностями. И в институты поступили без проблем. Уехали в большие города учиться. На каникулы приезжали к родителям. Боря часто встречал Серегу, они даже сдружились – компании общие, а Левушкин – рубаха-парень, никогда не жадничал, и щедро вкладывался в общак на пивко.
И вот однажды затесался к ним и этот Байрон. Серега и привел. Со школьной поры Евгений вытянулся и окреп. А поведение нисколько не изменилось: сидел, нога за ногу, и ухмылялся издевательски. У Бори прямо руки чесались. Но тогда не до него было.
Тогда Боря испытывал острую влюбленность к юной девушке с огромными серыми глазами. И звали ее Татьяной. Такая она была, такая… И Борька даже не знал, с какой стороны к ней подойти. Отчего-то у него язык прилипал к небу и делался ватным. Танюша в его сторону даже не глядела, не замечала, будто Бори и не было никогда, пустое место, и все.
А вот на Евгешу этого сразу внимание обратила. Как же, красавчик писаный сделался. Одни брови чего стоят. А еще у Жени язык был подвешен хорошо, не то, что у Борьки. Так и чешет умными словами, как по написанному. И Таня, его хрупкая любовь, его далекая звездочка и заветная мечта, слушала внимательно Евгения и таращила свои глазенки, обрамленные густыми ресницами.
А еще, как назло, песенка эта тупая заиграла:
Ну что же ты студент, игрушку новую завел…
Студент, блин. Уведет сегодня Таньку, к гадалке не ходи. Мозги девчонке запудрил окончательно…
Борька скрипел зубами. Если Петров Таньку уведет – все.
Не увел. Сережка ему что-то на ухо сказал, и они вдвоем быстро покинули вечер. На Таню было больно смотреть: такая она жалкая, растерянная была. Обидно даже – Евгеша ее в макушку небрежно чмокнул, как котенка, и слинял.
Неделю Боря, как на иголках, был. Так плохо, хоть на стену лезь. Татьяна в их компании больше не появлялась. И дома ее не было: Боря узнавал. Случайно их увидел на улице: шли вдвоем, держась за ручки. Счастливые. Борька тогда в первый раз в жизни напился.
Но ведь не будешь ему морду бить только за то, что Танька его выбрала? Женя ведь ее от Борьки не отбивал – факт. Чего ногами то сепетить. Сам идиот. Вот и все. Некого винить. Если Таня счастлива – пусть будет счастлива. Боря только рад за нее.
— Серега, а чего ты с этим уродом таскаешься, — спросил Боря как-то у Серого.
— Да… У нас города разные, зато профили одинаковые. Созваниваемся часто, то он поможет, то я… Курсовик нынче писал, материалами с ним делился.
— А тебе не кажется, что он мозгами твоими пользуется?
— Нет. Мозги у Женьки и без моих – будь здоров. Просто, так легче.
Естественно, Евгений уехал в свой институт, оставив Татьяну одну. Учеба важнее каких-то сероглазых девчонок. Таня бродила по улицам, как в воду опущенная. Скучала, тосковала, страдала. Летом Женя вернулся, и она снова засияла, как электрическая лампочка.
Но ближе к августу Евгений уехал. На Таньке тогда и лица не было. Белая вся, похудевшая. Бесплотная как тень. Однажды девчонки привели ее на чей-то день рождение. На Таню было страшно смотреть. Девки шептали по секрету: бросил ее Женя, говорил, что женится на доченьке ректора столичного института. Карьера важнее. А Таня – беременная. Побежала на аборт. Плохо все. Детей теперь никогда не будет.
Боря тогда ее вызвался провожать. И провожал целый год. Пальцем ни разу не тронул – робел. Да и не до этого Тане было, она улыбнулась только через пять месяцев в первый раз. Потом потихоньку стала в себя приходить, с мамой Борьку познакомила. Мамаша Борю с первого взгляда не взлюбила. Как же, кто такой Борька после Евгения? Быдло! Она и словцом этим поганым частенько апеллировала после свадьбы. Не стеснялась. Это уже позже, когда заболела тяжело, и Борька лично ее выхаживал (на Танюхе ребятишки грузом висели), сказала ему:
— Прости меня за все, Боренька. Золотой ты человек. Со спокойной душой ухожу, в надежных руках и дочь, и внуков оставляю.
Все забылось. Жили хорошо. Ругались, правда, много. У Тани характер с годами портиться начал. Не без этого, конечно. Но как они радовались, когда Вася родился, Люся… Вот и верь после этого врачам.
Серега вернулся в родной город после института. Теперь он — на заводе уважаемый человек, Сергей Иванович Левушкин. Это тут, в гаражах, все равны как в бане, а в цеху Боря себе такого панибратства не позволяет.
И какого черта этот франт в пальто к нему приперся? Столько лет ни слуху, ни духу, а тут прямо до простых смертных снизошел?
Борис набрал картошки, морковки. Нашел на полке три банки огурцов. Решил идти домой. Ни сидеть, ни пить с Евгением ему не хотелось. И ведь знает, что женат Боря на Тане. Ухмыля-я-я-е-тся, падаль. Серега, наверное, ляпнул, не подумавши.
Дверь Бориного гаража со скрипом приоткрылась:
— Боря, ну ты что там? Застрял? Мы тебя ждем. Пойдем, хлопнем по рюмочке. В последний раз, может быть.
— С чего это, Сергей? Помирать собрался? Так молод еще.
— Да нет. Уезжаю. Евгений пригласил на работу. Развернулся там у себя в Москве. Человек при власти, чиновник. Новые технологии. Наука – все под ним. Вот, специально приехал за мной. Говорит, ему золотые мозги нужны. Мол, нечего тут киснуть.
— И ты согласился?
— Так ведь это шанс, Боря! И жену, и детей возьму. Это – настоящая жизнь! Ты припрячь свою гордыню, пойдем, выпьем по-хорошему. Потом ведь не дадут, сам знаешь, нависнут начальнички, и начнется…
Что делать. Пришлось идти.
Евгений развалился в кресле. Серега специально это кресло в гараж притащил – удобное очень, для больной спины – самое то.
— Ну что, набрал картохи, хозяин? Ну не хмурься, не хмурься. Давайте, хлопнем по рюмочке. Отличный коньяк, тридцать лет выдержки. Специально привез, чтобы друга твоего уговорить. Замучился по гаражам мотаться, еле нашел. А что? Хоть вспомню романтику…
Петров разлил всем коньяк.
— За науку, Сергей Иванович?
Все трое выпили. Обжигающая жидкость оставила миндальное послевкусие на корне языка. В желудке сразу потеплело. Это тебе не пиво из полторашки — напиток Богов.
Карие глаза Евгения тоже были цвета напитка Богов. Он выпил и вперился в Борю насмешливым взглядом. В коньячных его глазах плясали отражавшиеся от люминесцентных ламп огоньки.
— Как тебе, Боря?
— Нормально, — Борис подцепил кусочек лимона и проглотил, — расскажите, Евгений Степанович, как вам удалось достичь таких высот?
— Просто, Боря. Хотя это было совсем непросто. Просто только кошки родятся. Долгий, трудный и тернистый путь. Пробиться во властвующие структуры может не каждый, Боренька. Здесь, — Евгений постучал себя указательным пальцем по лбу, — какая-то начинка должна быть. Быдлу – не дано.
— Вкусная штука, можно еще? Я такого, отродясь, не пробовал.
— И вряд ли еще попробуешь, Боренька. Не твой уровень. Кто ты у нас сейчас?
Сергей с беспокойством поглядывал то на одного, то на другого.
— Он, Женя, всеми уважаемый человек. Токарь высшего разряда,- каким-то заискивающим тоном сказал он.
— О, рабочий класс! Могу собой гордиться. Угощаю коньяком и не брезгую. Сергей Иванович, восхищен вами, вы всегда были необычайно близки к народу. Кстати, самому, это может понравиться. У нас в министерстве сейчас новая ориентация – всем корпусом к простым людям.
— Знаю я вашу ориентацию, — жестко сказал Борис. И путь ваш долгий, тернистый знаю. Одного не пойму, чем вам, уважаемый Сергей Иванович, простой народ мешает. Небось, машинку-то за его счет прикупил.
— Не утруждайся, Боря. Не дерзи. Мы не в школе, — улыбнулся Петров, — я всего лишь получаю хорошую зарплату, которая положена грамотным и знающим людям.
— Ага, понял. Мне, быдлу, такая не положена.
— Вот и правильно говоришь! – Петров выпил коньяк.
Он уставился на Бориса немигающим взглядом.
— Как насупился. Хорохорится, обижается, негодует наш Борис. Жалуется на судьбу! Смотреть больно, просто сердце разрывается! Я все детство провел с такими, как ты. Все вы, здоровые, сильные… Тупые. Стадо. Вам претит, когда рядом кто-то умнее вас. У вас из всех рефлексов только сосательно-глотательные. Вы же ничего не хотите менять в своей жизни. Вас куда погонят, туда вы и прете! Уроды.
А я не такой. Я мучился от унижения, но вас не боялся и наказывал. Наказывал всякий раз, когда вы плевали мне в душу. Не нравится? Не нравится, да? И что же? Молчите и терпите, терпите и молчите.
Я тогда видел, как ты на эту малолетнюю, сопливую Таньку смотрел. Я на твоих глазах ее кадрил, а ты, утырок, молчал! Терпила! Я эту Таньку использовал и бросил, а ты сопли жевал! А потом еще и женился на ней! Вы друг друга стоите, вы же – масса. Лысеющая и жиреющая с годами: утром на работу, вечером – домой. Вас водят за нос, а вы верите!
Евгений поднялся с кресла в абсолютной тишине. Сергей сжался где-то в углу. Боря, опустив голову, разглядывал свои большие, опутанные венами, руки.
Евгений ухмыльнулся:
— Молчишь? Молчи. Ладно, что-то надоело тут задницу просиживать. Серега, ты со мной?
Сергей не шевелился.
Борис выпрямился.
— Спасибо за науку, Евгений… Степанович. Тут и прибавить нечего. Хочется вас искренне поблагодарить.
Удар был молниеносным и тяжелым. Евгений упал в кресло. Он, размазывая кровавую юшку по лицу, попытался встать.
— Это вам, за Сергея Степановича. Он, наивный, так до сих пор и не понимает, почему на кафедре не остался, и кто его слил.
Второй сокрушающий удар уронил Евгения обратно в кресло.
— А это вам за быдло. От быдла.
Евгений, обхватив лицо руками, завизжал:
— Тебя посадят, урод! Сначала размотают, а потом ты в тюряге сгниешь!
Он сполз с кресла, по стеночке двинулся к двери. Но кулак Бори нашел его и там:
— За Таньку тебе, ушлепок, отдельное спасибо!
Евгений потерял сознание.
Боря и Сергей вышли из гаража. Борис, присев на корточки, вытер окровавленные руки снегом.
— Зря ты так, Борис. Он теперь тебя со свету сживет.
— Не сживет. Думаешь, он от любви к тебе, лично, из самой Москвы сюда прикатил? Нет. Будь у него все хорошо, о тебе еще лет сто не вспоминал. Чую, креслице под нашим Евгением закачалось, ох, как закачалось. Наверное, решил тебя замом сделать, и концы в воду. Ты сядешь, а он дальше по головам пойдет.
Сергей побледнел.
— Насчет кафедры я сдуру бухнул, слукавил. Видать, попал. Да?
— Попал. Не совсем точно, конечно… Но направление верное. Правда, я только сейчас обо всем догадался.
— Ну, вот и хорошо. Скорую вызывать не надо. Женечка на полу больше для понту валяется. Отдохнет, домой отправишь. А я пошел. Меня Танюха ждет.
Мужчины ударили по рукам. На улице началась метель.
***
Танюха, учуяв коньячный аромат, насторожилась, конечно. Увидев разбитые костяшки на кулаках Бориса, чуть было не начала сыр-бор, но тот, добродушно улыбнувшись, успокоил жену:
— Да я, дурак, свернулся в яму. На кулачки. Ну… сгруппировался, че? Лучше, Таня, йод достань из аптечки. И где рубашка моя новомодная, праздничная?
Дети уже давно были дома. Ждали подарков. Родители припрятали их в шкафу.
Боря помогал Тане на кухне – нарезал хлеб и сервелат. Искоса смотрел на жену: да, немного она поправилась, да, немного простовата. Но серые глаза сияют так же, как и много лет назад. Такие глаза еще заслужить надо. Заработать. И улыбку эту – тоже. И ямочки на щеках. Хлыщ Женечка пальца Танькиного не стоит.
— Танюха!
-А?
Боря украдкой приобнял жену и чмокнул в ухо.
— Да ну тебя, алкашня противная. Натрескался коньяку и пристает. Дурачина-простофиля конопатая! – Танюха беззлобно смахнула его руку со своего плеча, но вдруг и сама поцеловала мужа в свежевыбритую щеку.
У них все будет хорошо.
—
Автор рассказа: Анна Лебедева
Канал Фантазии на тему
Загрузка...
