В праздник Радуницы в деревне Шеболтаево, что затерялась в смоленских лесах, собрался почти весь род Парамоновых. Жили родственники в разных городах и весях необъятной России, но раз в год в первую неделю после Светлого Христова Воскресенья они бросали все свои дела и отправлялись в отчий дом, чтобы обнять друг друга, поделиться новостями, а главное – почтить память тех, кто привел их в наш мир, научил уму-разуму и сегодня, став небожителями, незримо находится рядом и в бедах, и в радостях, охраняя и защищая потомков.
Местных жителей в Шеболтаево почти не осталось, но дома раскупили москвичи под дачи. Зимой здесь тишина и покой, а весной и летом приезжают уставшие от суеты столицы горожане, чтобы насладиться покоем и раздольем. Среди всех усадеб выделяется высокий бревенчатый дом, крытый железом. На окнах кружевные наличники, а над ступеньками, ведущими в чистую половину избы – тесовый навес с петухом на коньке. Это семейное гнездо Парамоновых. Построил его сразу после войны дед Иван и обихаживал до самой смерти, потому-то и сохранился сруб во всей своей красе.
Во вторник утром разномастный кортеж отправился на сельское кладбище. Высыпали из автомобилей разновозрастные «парамошки», убрали могилки, постояли под величавыми березами, полюбовались чистым синим небом и яркой весенней зеленью, и отправились назад в деревню, чтобы сесть за поминальный стол. Светлыми и добрыми словами вспомнили и основателей рода деда Ивана и бабку Марию, и не вернувшихся с фронта мужчин, и умерших в военное лихолетье детей, и тех, кто ушел из жизни совсем недавно и похоронен далеко от Смоленщины, но в ком текла кровь Парамоновых. А потом, как нескончаемый ручей, зазвучали за столом истории о дедах-прадедах, рассказанные уже не один раз.
Один из таких рассказов повторялся каждый год, обрастая новыми и новыми подробностями.
Итак, вернулся Иван с войны в 1947 году. Колхоз тогда только начал оживать, и каждые руки были в нем очень нужны, тем более такие золотые руки, как у Парамонова. Но у него была другая мечта, которую он лелеял все фронтовые годы:
– Вот останусь живым, вернусь домой и стану лесником как отец. А кому же, кроме меня, заведовать лесным хозяйством, я ведь там каждую стежку-дорожку знаю.
Но путь к этой мечте был долгим и тернистым. Прибыл орденоносец Парамонов Иван Иванович домой, а дома-то и нет, грозным смерчем прошлись нацисты по Смоленщине. На его месте землянка, которую смогла кое-как соорудить Мария. Встретила его супруга сначала неласково: где это ты шлялся-шатался два года, иди, откуда пришел. А затем припала к мужниной груди, заголосила и замерла от счастья.
Только принялся Иван обустраивать свое житье-бытье, как председатель колхоза тут как тут:
– А почему это ты, Парамонов, на работу не выходишь? Уже неделя прошла, а ты в управлении и не показывался.
Иван и рассказал председателю о своей мечте.
– И не думай, не выдам справку. У меня в колхозе рук не хватает, а ты вздумал в лесники податься. Да кому он нужен твой лес. Стоял тысячу лет и стоять еще будет. Завтра же чтобы был в управлении!
Послевоенное время было суровое. Репрессии не прекращались, того и гляди: во враги народа запишут. Делать нечего, вновь стал Иван Парамонов колхозником. Стоит сказать, что для хозяйства он был ценнейший кадр: и столяр, и плотник, и упряжь для лошади мог соорудить, и в строительстве знал толк, да и технику за годы войны понимать научился. Любая работа спорилась в руках Ивана, только не давала она семье ничего, кроме частокола трудодней, которые учетчик заносил в тетрадку. Жили в основном подсобным хозяйством. А через год к чудом выжившей доченьке Татьянке прибавился сыночек Егорка, а к весне в семье будет еще пополнение. Да и тосковал Иван по лесу. Однажды ночью он разбудил Марию:
– Слушай, жена, чего я придумал. Только никому об этом не рассказывай, – и изложил ей свою стратегию и тактику. Мария ахнула, но поняла, что овчинка стоит выделки, и согласилась на рискованную операцию.
На следующий же день Мария поставила в бане брагу, а через неделю Иван растопил уличную печь, водрузил на плиту самодельный самогонный аппарат и принялся ждать, когда в бидон закапает хмельная жидкость. Соседки, которые проходили мимо двора Парамоновых, смеясь, перешептывались:
– Совсем Иван с ума сошел. Ну гнал бы где-нибудь в баньке или сараюшке, как все делают, так нет, выставил напоказ, того и гляди председатель увидит.
А председатель, словно почуял хмельные ароматы, в скорости объявился у дома Парамоновых. Иван гостеприимно пригласил его к столу, Мария мигом поджарила яичницу, отрывая от детей драгоценный в те годы продукт, а хозяин налил до краев стакан первака.
– Ну, за Сталина! – провозгласил председатель.
В три глотка он опустошил посуду, крякнул и похвалил напиток:
– Хороша, зараза! Мастер!
Затем были тосты за пятилетку, перевыполнение плана, и домой отправился председатель хорошо под хмельком. Утром Иван увидел, как тот в пролетке пронесся мимо его дома в сторону Добрина и обрадовался. Сработало! Дело в том, что в Добрино находился райотдел милиции. Конечно, комнатку в сельсовете с одним участковым инспектором так назвать было сложно, но власть есть власть.
К середине дня в мастерскую, где в то время Иван строгал доски, прибыл председатель с участковым:
– Поехали, – грозно сказал председатель, – будем у тебя обыск делать, я в своем колхозе самогонщиков не потерплю!
Иван провел гостей за времянку, где на улице возле печки стоял самогонный аппарат, а на столе недопитая председателем бутыль. Вчерашний гость с вожделением глядел на самогон, затем не удержался, прижал емкость к себе и сказал:
– Вещественное доказательство!
Милиционер, такой же фронтовик, как и Иван, нехотя достал листы бумаги и принялся составлять протокол. Мария рыдала в голос.
– Ну артистка! – думал Иван.
Суд проходил в Духовщинском клубе. Все выступающие гневно обличали самогонщика Ивана Парамонова, требуя для него сурового наказания, но свою речь завершали словами:
– И только то, что с войны ты пришел героем и честно работал в колхозе, может как-то облегчить твою участь.
Спектакль, срежиссированный Иваном, шел как по нотам, а «артисты» и не догадывались о своей роли.
Приговор – один год и три месяца работ на строительстве местной ТЭС – Иван встретил со скорбным лицом и великой радостью в душе.
Строительство ТЭС велось в десяти километрах от деревни. Жили осужденные в тех же бараках, что и рабочие стройки, их сносно кормили, только зарплату не платили.
– Ничего, Мария, продержимся! Авось тебе, как передовой доярке, что-нибудь от колхоза перепадет, – говорил Иван, когда жена приходила к нему на стройку.
Месяца через два Ивана стали отпускать на побывку домой – очень уж ценный был работник, где бы что ни случалось, звали его. Парамонов поступал, как его земляк Теркин: «дунул, плюнул, глядь – пошло».
В первые же дни побывки Иван начал возводить этот просторный пятистенный дом. Захаживал к нему и председатель. Бегая глазами, он говорил:
– Ты бы, Иван, зашел в мастерские, подсобил, не справляется народ без тебя.
– Не положено мне нигде работать, окромя стройки, – отвечал Иван.
Председатель смиренно уходил, тая в сердце злобу.
– Погоди, вернешься, уж я тогда… Куда ты, судимый, денешься, – думал он.
Время пролетело быстро. Иван вернулся домой, но на поклон к председателю не пришел. Через пару дней он стал уходить рано утром в лес и возвращаться в сумерках. На пятый день председатель не выдержал и сам пошел в дом Парамоновых. Иван пригласил его к столу как лучшего друга, налил чаю из лесных трав, придвинул сковороду с грибами – как раз пошли подосиновики – и стал потчевать начальника. Председатель обвел стол глазами, понял, что самогона ему никто не предлагает, погрустнел и перевел разговор в деловое русло.
– Иван, я тебя по-дружески не трогал, дал отдохнуть недельку, но завтра же, чтобы был на работе, иначе…
Что будет иначе, председатель договорить не успел. Иван встал из-за стола, степенно подошел к самодельному комоду, открыл ящик и достал заветную книжицу с серой тканевой обложкой, с черным гербом СССР. Он положил ее перед председателем и торжественно произнес:
– Читай: паспорт гражданина СССР Парамонова Ивана Ивановича, бессрочный! Я теперь – работник леспромхоза и к тебе не имею никакого отношения, а сейчас, если хочешь, отобедай и отправляйся восвояси.
Председатель изменился в лице: только теперь он понял, почему непьющий Иван неожиданно стал гнать самогон на глазах у всей деревни, а он, дурак, и попался на его удочку. Дело в том, что жителям сельской местности паспорта тогда не выдавались, а для оформления на работу в леспромхоз требовался этот документ. А после освобождения из мест заключения гражданину паспорт был положен. Вот и пошел Иван на такую авантюру. К тому же, как орденоносец он получил паспорт не на 10 лет, как тогда полагалось, а бессрочный.
Так Иван стал лесником, приносил в дом «живые» деньги, достроил дом, обзавелся хозяйством и пасекой и прослыл самым крепким хозяином в округе.
—
Ирина Тимофеева
Загрузка...
