Макс боялся темноты, сколько себя помнил. Создавалось ощущение, что этот страх появился вместе с ним.
В детском садике темнота обитала в углу веранды. Собственно, веранда – одно из немногих оставшихся от того периода воспоминаний. Когда Макс подрос, темнота облюбовала и другие объекты – закуток под лестницей в подъезде (там иногда стояла коляска или просто рухлядь), группки тесно растущих деревьев, шахта лифта, канализация, морские глубины… Во всех этих местах обитало зло, маленький Макс был в этом свято убеждён.
Взрослые, конечно, пытались его разубедить. Мама говорила, что темнота – всего лишь отсутствие света. На самом деле темноты не существует. Она включала и выключала свет со словами:
– Видишь, глупенький, ничего нет.
Макс улыбался, кивал. Но в глубине души он знал: зло хитрое, и оно всего лишь прячется, а когда свет опять гаснет – возвращается.
На десятилетие ему купили попрыгунчик. Чёрный, склизкий на вид, но не на ощупь. Ка-у-чу-ко-вый. Макс любил кидать его со всей мочи об стену. Иногда попрыгнучик отскакивал и больно бил в ответ. Один раз угодил в лампу, в другой раз – в окно. Взрослые пригрозили, что отнимут мячик, если Макс не прекратит играть в доме. Он послушал взрослых. Он не хотел потерять озорного друга.
Однажды Чёрный залетел в открытую дверь подъезда прямо в тот самый проклятый закуток под лестницей. Попрыгунчик исчез во мраке, слился с ним. Макс постоял, набираясь храбрости, да так и не решился идти за ним. Прощай, Чёрный.
Существовало и более простое решение проблемы. Например, можно было попросить кого-нибудь из взрослых найти его друга. Почему Макс этого не сделал? Возможно, не подумал. Возможно, не хотел просить никого о помощи.
Настоящая причина, скорее всего, лежала в другой плоскости. Темнота забрала попрыгунчик себе… Как дань. Как подношение. Если не отдать его ей, то темнота разозлится и заберет кого-то из его родных или самого Макса. А может быть, что-то гораздо страшнее, что он представить себе не может в силу ограниченности человеческого разума. Представил бы – сошёл с ума.
В четырнадцать лет Макс отдыхал в детском лагере. Родители очень устали от его выходок (тот на днях познакомился с петардами) и были счастливы хоть ненадолго сплавить его куда-нибудь. С другой стороны, Макс очень устал от родителей и был счастлив хоть ненадолго свалить от них куда-нибудь. Словом, все были довольны.
Лагерь казался милым: воспитатели – добрыми, мероприятия – клёвыми, другие дети – почти нормальными. Но когда после одиннадцати выключали свет, начинался сущий кошмар. Макс не привык спать без ночников. Темнота больше не просто выглядывала из шкафа с одеждой, она залезала к нему в постель. Макс пытался сосредоточиться на окне – этом спасительном квадратике лунного света. Очень скоро он понял, что лунный свет на стороне тьмы, поскольку он скрадывал очертания предметов. Дерево за окном представлялось великаном, скребущим когтями по стеклу.
— Пусти меня, Макс.
Макс просыпался, сжимая мокрую от пота тряпку, которая служила ему одеялом, и шептал:
– Чур тебя, чур тебя!
Он рассказал о своём страхе Косте, своему другу. Расскажи другим ребятам – поднимут на смех. Костя был другим.
Костя не говорил ему «там ничего нет» как взрослые. Друг искал реальное решение проблемы.
– Почему бы тебе не подружиться с ними? – предложил он как-то за обедом. «С ними» – это с чудовищами, порождениями тьмы.
– Умом тронулся? – осведомился Макс. Кроме них за столом никого не было, все уже поели.
– Если враг непобедим, сделай его своим другом, – глубокомысленно изрёк Костя, пялясь в тарелку с кашей.
Макс проверил совет на практике следующей ночью. После одиннадцати, как обычно, явились чудовища. Окружили его кровать и смотрели, и Макс вообразил, будто они его друзья. Они не хотят убить его, растерзать. Достаточно лишь приглядеться.
Вот дружелюбно скалится упырь, кикимора строит глазки, причмокивает в умилении одноглазое Лихо…
– Мы любим тебя, Макс.
После этого он впервые за смену спал крепко и беспробудно, чуть зарядку не проспал.
Родители гордились тем, что Макс повзрослел и спит без светильника. Перестал орать по ночам. Он и сам собой очень гордился. После долгого утомительного дня так хорошо бывало погрузиться в приятный ласкающий мрак. И чего он раньше боялся?
В девятнадцать лет Макс и ещё кучка ребят с его курса отдыхали на турбазе. Скинулись все вместе, хватило и на аренду, и на продукты. Участок был целиком их, все прочие отдыхающие разъехались. Осень… В это время на турбазы спрос невелик. Но на то и был и расчёт!
Ночь наступила неожиданно, как это всегда бывает осенью: вдруг замечаешь, что дни стали короче. Как хорошо, что Макс ещё в детстве поборол страх темноты. А как красиво ночью, должно быть, выглядел залив!
Вдохновлённый идеей посмотреть на ночной залив, он принялся уговаривать остальных. Друзья отказались, они были пьяные, устали, а на залив нагляделись ещё днём. Ночь – время бесед за костром и интимных утех. Пускай Макс идёт на берег один, коли приспичило. Ах, фонарика нет? Ну, тогда оставайся, а то неровен час заблудишься в темноте, искать тебя потом.
– Я пойду без фонарика! – заявил он со злобной решимостью.
– Это плохая идея, – сказал Олег, обнимая Катю за талию.
– Да, Макс, не надо! – присоединилась девушка.
– Да что будет! – фыркнул Макс. – Мы с темнотой на «ты». Мы с ней на «ты», понятно вам?
– Ты же боишься темноты, – сказал из угла Вася, молчаливый, угрюмый и не самый близкий друг, зато самый старый, знавший Макса с первого класса.
– А ты, Вась, обнови базу данных в башке своей. Я её бояться перестал с того дня, как… – Макс махнул рукой, не договорив.
С первых шагов стало ясно, что друзья не из вредности его отговаривали. Хвойные деревья и днём-то с неохотой пропускали солнечные лучи. Ночью же здесь становилось чернее чёрного. Пространство схлопывалось, словно повязку на глаза нацепили. Ни ног, ни рук своих не различить. Макс превратился в бесплотную тень, плывущую в пустоте среди других теней.
Бояться нечего! Он же свой, правильно? Свой среди своих.
Кто-то хохотнул за его спиной. Макс едва не заорал. Кровь молотом забила в висках, дыхание спёрло.
– Послышалось, послышалось, – забормотал он и ускорил шаг, едва сдерживаясь, чтобы не пуститься бегом. Зацепился за что-то ногой, упал. Это помогло ему немного оправиться.
– Ничего не происходит, – успокаивал себя Макс. Детский психолог однажды посоветовал ему говорить вслух, – всё хорошо.
Отдышаться и идти дальше. Макс опёрся руками о землю, готовясь встать. В эту секунду что-то несильно ударило его по лодыжке. Сев, Макс начал в суматохе шарить вокруг себя и нащупал что-то круглое. Круглое и упругое.
Не может быть! Чёрный?!
Макс не был рад старому другу в такой обстановке и в такой час. Он попытался выбросить попрыгунчик, однако тот выбрасываться не желал – прирос к руке. От ужаса Макс закричал. Правой рукой он попробовал вырвать попрыгунчик из ладони левой. Чёрный наполовину въелся в кость. Немного погодя – полностью. Боли не было. Страх тоже отступил.
Тьма сделала ему подарок – частицу себя. Предложение дружить принято.
Впереди и по бокам замаячили огни фонариков.
– Макс! Ты здесь? Это ты кричал?
Надо соврать. Надо придумать что-то правдоподобное.
* * *
Настала очередь Васи рассказывать историю. Они давно не выбирались из душных офисов вот так, все вместе. Местом сбора была дача Васи, и ему же принадлежала инициатива потравить истории. Каждый обязался рассказать по одной. Если не из собственной жизни, то хотя бы с чужих слов. Главное правило – история должна быть мистической, чтобы кровь в жилах стыла.
Вася знал, что он расскажет. Усевшись поудобнее на бревне, вперившись в пламя, он приступил.
– Был у меня один знакомый. Максом звали. Я его со школы знал, и всю жизнь он темноты боялся. После девятого класса я в колледж пошёл, с той поры мы с ним почти не общались. Как-то раз мы случайно оказались в одной компании. Знакомый знакомого, ну знаете, как это бывает…
В общем, решили мы на турбазе оттянуться. Молодые были, по девятнадцать всем. И Макс тоже с нами там был. А там залив рядом, но чтобы до него добраться, надо через густой перелесок пройти. Днём ещё ладно, а ночью там тьма египетская. Без фонарика идти боязно, да и заплутать в два счёта можно… Дык мы и не собирались идти туда ночью. Зачем? Сидели в домике или у костра, вот как мы сейчас сидим. А Макс…
Помните, я говорил, что он темноты боится? И вот странное дело, сам захотел идти на залив, ночью, один, без фонарика. Мы его давай отговаривать. Упёрся парень, пойду на залив и всё тут. Ох, не надо было его отпускать! Чуял я недоброе… Где-то через полчаса мы услышали крик. Прибегаем – Макс на земле лежит, жив-здоров, повреждений нет. Спрашиваем, что случилось, чего орал… Он говорит, летучую мышь увидел, испугался. Откуда в тех местах летучие мыши? Никогда их там не водилось. Не поверил я ему. Я же его со школы знаю, научился определять, когда он врёт или скрывает что-то… Так вот, с тех самых пор он странный стал. Каждый раз, как видел его, мурашки по коже бежали. Будто подменили человека, понимаете? Перемена эта в нём постепенно происходила. Товарищи его по общаге тоже говорили, что Макс другим стал.
– А каким он стал?
– Вот я к тому и веду. Учиться стал хорошо, красный диплом, всё такое. Потом тоже вёл себя примерно; что ни скажет начальник – всё исполняет. Совсем на него не похоже! Карьеристами таких называют. Не знаю подробности, как у него и чего. Вроде в фирму какую-то устроился. Сам-то я с ним общаться перестал, только от других что слышал, передаю. Последнее из того, что слышал: он по карьерной лестнице неплохо продвигается, и парню большое будущее сулят.
Вася замолчал. Собравшиеся глядели на него в ожидании продолжения.
– И это всё? Это и есть жуткий конец?
– Да… – Вася потёр трёхдневную щетину. – Да, конец. Как прежнего Макса представлю, моего Макса, с которым я уроки прогуливал, петарды взрывал… Такая жуть берёт… Был человек, а стал робот, машина. Вы скажете, изменился человек, повзрослел, бывает. Нет, говорю вам, с того дня всё и началось. А самое главное – глаза! Раньше они карие были, а потом я присмотрелся: черные! Черные, без зрачков, как каучуковые мячики! Вот хоть живьём меня съешьте!
—
Илья Шевченко
Загрузка...
