Бог — не Тимошка (1)

— Все, Клава, все. Возражений не принимаю, — решительно сказала Анна Федоровна и отключила телефон.

Клавдия Степановна послушала короткие гудки в трубке и вздохнула. Вот совсем ей не хотелось топать на этот юбилей. А как откажешь – у Анны будет смертная обида. Начнется:

— Я для тебя – все, а ты…

— Я полпенсии потратила на стол, а ты…

— Я целый день на кухне провозилась…

Анна Федоровна обладала редкостным талантом: довести человека до сердечного приступа для нее было плевым делом. Поэтому и осталась одна одинешенька на старости лет. И даже волнистый попугайчик Чипа от нее улетел в окно.

Вечно ей все должны, и вечно она «им» — все, а ей…

Противная баба. Непонятно, почему Клавдия дружит с ней без малого пятьдесят лет. Да как, дружит — терпит. Нюрка и рада, пользуется терпением Клавдии и не давится, зараза. Судьба их свела вместе еще в кулинарном техникуме, когда они, еще молоденькие и хорошенькие, носили коротенькие юбочки, бегали на танцульки и мечтали о светлом коммунистическом будущем.

Анька – стройная, длинноногая и светловолосая. Прическа по последней моде: прямая челка на глазах. Сапоги – писк — чулками облегающие красивые голени, на высоченных квадратных каблуках! Нрав у Аньки ужасный: наглая, непробиваемая истеричка. И зачем ей понадобилась Клавдия, непонятно.

Хотя, что тут понимать? Тут и понимать ничего не надо! Клава, она и есть – Клава. Ножки бутылочками, плечики широкие, волосенки жиденькие – на трех волосинках заколочка крабиком еле держится. С личика – ничего, если подкрасится: носик валенком, глазки серенькие, бровки как у таксы, смешным домиком. Чистый нуф-нуф, если не наведет на ресницы килограмм ленинградской туши.

Не уродка, вполне себе миловидная. И на такой товар свой купец найдется. Главное, выскочить замуж, пока молодая. После родов нескладная плотная фигурка становится еще нескладней и плотней, а коротенькая шея вообще теряется: кажется, что голова перерастает сразу в плечи, а спина, как у хрюшки, покрывается устойчивым сальцем. И вроде, жир не трясется, рыхлости нет, а все равно без слез не взглянешь. Такие женщины органично смотрятся на фоне крупного рогатого скота, трактора или… таких, как Анька.

Лучшего контраста для Аньки и не придумаешь. Ну прямо, красное на черном. Нет, не так. Красное на сером. Или желтое на сером. Да любой цвет становится ярче и сочнее на бедненьком сереньком фоне. Анька перед танцами еще и в «благородство» сыграет.

— Клава, сними с себя свой балахон, надень-ка мою кофточку. Последняя мода!

Кофточка, и в правду, хороша необыкновенно! Трикотажная, нежно зеленого цвета, лапшой, а на груди малюсенькие цветочки. И так «вкусно» облегает эта кофточка высокую Анькину грудь! И что ей скажешь – подружка от себя «оторвала»!

Бог - не Тимошка

Только на Клаве эта чудесная кофточка, как… не знаю, на ком. У Клавы груди не видно, (нет, она есть, конечно), но грудь ее покоится на животике. С таким же успехом смотрится шерстяной носок на лампочке, приготовленный для штопки. Балахон смотрелся куда лучше: все таки «У» вырез и резиночка, скрашивающая все недостатки фигуры. А так – чучелка неуклюжая рядом с красоткой! Парни, налетайте!

Парни налетали! Но… Как налетали, так и отлетали, разочарованно хлопая крылышками. Анька – мастер выносить мозги и трепать нервы. Все ей хотелось, чтобы как в кино – страсти, скандалы, интриги! Чтобы – на разрыв аорты. Иначе, зачем на свете любовь? Детей плодить? И все? Скучно.

В общем, Анна жила на всю катушку, высасывая из возлюбленных силы и жизнь, а потом выбрасывая в мусорку обескровленную, высохшую тушку. Ребята долго зализывали раны и с опаской искали «что попроще». На глаза им попадалась Клавдия. И вот с тихой, рассудительной, терпеливой Клавой они просто отдыхали душой и становились лучшими друзьями. Анька высокомерно поглядывала на подружку и посмеивалась:

— У тебя гордость есть? Что ты объедки собираешь?

— Я не собираю, — возражала Клава.

— Конечно, не собирает она. У тебя не дом, а «клуб бывших». Что они все к тебе ползают?

— Не знаю. Чай пьем. С пирогами.

Анька закатывала глаза. Впрочем, она за «клуб» Клаву не костерила, все таки, «клуб» ЕЕ бывших, а не Клавкин. Просто клуб фанатов и страдальцев. И все разговоры – об Анне Прекрасной. Приятно.

Клавины пироги были бесподобны. Выпечка – ее конек. Все гости в унисон твердили, что вкуснее никогда и ничего не пробовали. Что это? Само тесто воздушное, как нежная, тающая на языке пенка, а сочная начинка (неважно, какая) – не начинка, а гастрономический экстаз! Только откусил от пирога – ам, и нет его – растворился во рту.

После техникума Клавдия устроилась в заводскую столовую и занялась выпечкой. Народ повалил, как ненормальный. Сначала сами работяги брали к чаю по пять штук, потом – с десяток – домой. А после огласки сарафанного радио в столовку побежали дамочки из управления, тещи, жены рабочих, их дети, все, кому не лень! Заведующая сообщила: без премии повара не останутся. План по выручке выполнялся и перевыполнялся!

Что до Аньки, то кулинаром она была посредственным. Зато организатором – будь здоров! Она быстренько, через красивые ножки, выбила себе должность заведующей производства маленькой кафешки, а там – дорожка проторена, резво побежала на каблучках по карьерной лесенке, через пять лет став директором ресторана.

Директриса из Анны Федоровны получилась эффектная. Озорная челка исчезла, и ее заменили мягкие волны, закрученные в мудреную «ракушку». Легкомысленную кофточку с розочками и юбочку «трапецией» заменил заморский брючный костюм. А вместо сапог-чулок на ножках красовались коротенькие сапожки на изящной рюмочке.

Анна Федоровна оставляла после себя шлейф французских духов, и мужчины долго водили носами, после того, как директор ресторана «Винница» покидала кабинет райпотребсоюза.

— Ах, какай-я-я-я! – говорили сами за себя затуманенные глаза мужиков, и их пальцы отбивали на поверхности дубового стола мелодию «Сердце красавицы склонно к измене»

Клавдии вслед никто не смотрел, но, удивительно, носами мужики водили не хуже. Клавдия благоухала самым желанным для них ароматом: свежей выпечкой! И никакого секрета не было в том, что многие из «клуба бывших» ей не раз предлагали оставить в покое статус «друга» и принять почетное звание любимой жены.

Но Клавдия, вопреки надеждам бывших Анькиных, никого из этой компании не осчастливила. Замуж она вышла за простого заводского парня. Простой заводской парень Александр на самом деле не был таким уж простым. До сих пор непонятно, как в обычной сельской семье родился этакий «Купидон». Высоченный, с атлетическим сложением божественного тела, кудрявый, улыбчивый, зеленоглазый… Боги, до него дотронуться страшно было – не мужик, а видение! Гладиатор, Иван-царевич, Добрыня Никитич, да просто – самый красивый мужчина в СССР!

И вот такое чудо втюрилось по самые уши в Клавдию. Заводские модницы, финтифлюшки из заводского управления, жены мастеров, местные цацы, школьницы и студентки ненавидели Клавдию всей душой! Да как так-то? На пирожки Сашка клюнул? Да нет! Не может быть! Приворожила гадина, опоила чем-то, ведьма! Ату ее!

Клавдия на свадьбе чувствовала эту ненависть физически: ей было ужасно холодно. Грешила на легкий наряд. Ерунда! За окном заводской столовой – жара тридцать градусов.

Особенный холод, ледяной, колючий, смертный, шел от лучшей подруженьки, изволившей явиться на бракосочетание. До этого Анна здоровалась-то через раз, а тут собственной персоной, с немецким сервизом в подарок заявилась!

Тщетно. Жених видел только свою невесту. Сашка заслонил Клаву своим прекрасным торсом и никого к жене не подпускал. Анна Федоровна куксилась на своем почетном месте и хаяла столовскую стряпню.

— Деревня, честное слово! Что, не могли в моем ресторане отметить? – Анька демонстративно, при всех, закуривала тонкую, длинную коричневую сигарету и небрежно стряхивала пепел в тарелку с голубцами.

Она стреляла глазами и так, и этак, улыбалась Сашке и этак, и так. Поняв, что этот праздник – не для нее, быстренько покинула столовую. Никто и не грустил, между прочим. Мужчины на свадьбе собрались простые, этакой королевны побаивались, и пить водку при ней стеснялись. Ушла – и хорошо. Все расслабились, выдохнули, и началось нормальное свадебное веселье. И конкурсы хорошие!

С Сашкой Клавдии жилось замечательно. Он был верным, любящим и доверяющим жене супругом.

Все мерзкие сплетни о Клаве отметал, а сплетниц посылал куда подальше. С супруги пылинки сдувал и мечтал о наследнике. В выходные с удовольствием трескал Клавушкин борщ, а отпуск рассчитывал так, чтобы тот совпал с отпуском Клавдии. Они очень любили уезжать в деревню, к маме Александра: по хозяйству помочь, картошку окучить, сена покосить для коровы, перекрыть крышу – да мало ли дел в сельской глубинке у фронтовой вдовы?

Мама Саши полюбила невестку безоговорочно! Она очень боялась, что на красивенького сыночка клюнет какая-нибудь городская фифа, и будет им крутить, как левая нога захочет. А тут хорошая девка, не вредная и трудолюбивая. А хозяйка какая! О-о-о-ох! Дай Бог ей счастья, дай Бог!

Через год семейной жизни Клавдия родила мальчика Петеньку. Еще через год – девочку Марину. Семья Клавдии и Александра стала полноценной ячейкой общества, как и положено в Советском Государстве, стоявшем на пороге победы коммунизма!

Продолжение рассказа

Автор рассказа: Анна Лебедева

Канал Фантазии на тему

Ссылка на основную публикацию