Выстраданная свобода

Вожделенная, завоеванная и выстраданная свобода, почему-то не давала ожидаемого чувства счастья. Изнурительный шестнадцатилетний брак наконец-то канул в лету, но Полина тяготилась заветным: «Что хочу, то и делаю!» В сознании засело навязчивое: «Что хочу?» и «Что, собственно, делаю?»

Когда Полина состояла в браке, всегда было понятно, что нужно делать. Именно: нужно. Муж и сын требовали ухода, заботы и внимания. С самого раннего утра и до поздней ночи дела, которым не видно конца. И это нормально, потому что так живут миллионы.

Но сын поступил учиться и переехал в общежитие. Из-за занятости и расстояния стал редким гостем в родных стенах. Тогда у Полины появилось немного свободного времени, которое непонятно было, куда девать.

Оказалось, что по телевизору показывают много интересных передач и фильмов. В интернете уйма информации, которая за семейные годы оставалась под грифом: «Потом, потом».

Полина начала заново знакомиться с миром.

— Будто и не жила вовсе! – восклицала она.

Благодаря телевидению и интернету она познакомилась с двумя модными терминами: «Абьюз» и «Удобная женщина». А за проведенные параллели стоило поблагодарить подругу Любу:

— Надеюсь, ты понимаешь, что Егор тобой просто пользовался все эти годы? Держал тебя в черном теле и не позволял даже подумать, что в принципе может быть как-то иначе?

— Теперь-то я понимаю, а что делать? У нас семья. Как-то все сложилось.

-Хорошо. Зайдем с другого края. Если бы тебя все устраивало, то ты не стала бы задумываться о том, что находишься в абьюзных отношениях.

Полина растерялась. В словах Любы был смысл, но вот так с ходу, согласиться было сложно. Осознав, что жизнь идет неправильно, женщины в пятьдесят лет начинают все менять, а в Полинины тридцать пять – сам бог велел.

Поставленный перед фактом развода Егор, убиваться не стал. Бросил злобное:

— Да, кому ты будешь нужна? – и скрылся за горизонтом.

То ли он поставил в известность, то ли молва дошла, но нарисовалась мама Полины. И, буквально, с порога начала выносить мозг:

— Совсем рехнулась! Разводиться надумала! Это стыд и позор!

— Мама, сейчас не те времена! – отбивалась Полина.

— Одна, с дитем! – орала Людмила Петровна.

— Дитю, между прочим, уже шестнадцать лет. Ему под юбкой сидеть не охота. А через два года все равно из гнезда выпорхнет, что назад не загонишь.

Эту фразу ей, на всякий случай, Люба подсказала. Видимо, ожидала такой поворот в жизни.

— Рома, что б ты знала, уже сам зарабатывает! – это Полина сама добавила, потому что это было правдой.

Рома учился на сварщика и со второго курса уже начал шабашить.

Людмила Петровна была не так сдержана, как Егор, поэтому разразилась первостатейной бранью. А уходя, в ультимативной форме заявила:

— Раз ты себя возомнила самой умной, то ко мне за помощью больше не обращайся!

— Я и не собиралась! – крикнула Полина вслед и захлопнула дверь.

А Рома к новости, что родители разводятся, отнесся вполне спокойно. Он сам начал встречаться с девочкой, поэтому считал, что каждый человек имеет право на счастье.

Кардинальные изменения в повседневной жизни только в кино выглядят гармонично и как само собой разумеющееся. Полина ходила по опустевшей квартире и не находила себе места.

Она настолько привыкла к тому, что в квартире еще кто-то есть помимо нее. Искала следы присутствия, но не находила. И в который раз объясняла себе, что сейчас началась совсем другая жизнь.

Но, заходя в комнату, она ожидала увидеть нагло валяющегося на диване мужа. Понятно, что он трутень и паразит, но без него диван смотрелся неуместно.

Все в квартире казалось неуместным. Не находились носки под кроватью, скомканное полотенце в ванной, грязная посуда на кухне, разбросанная обувь в коридоре и лежащая на стуле одежда.

Если так посмотреть, то Егор в ее жизни был разрушительной силой вселенной, но за столько лет она привыкла мириться со всем этим. Даже скандалы не закатывала, а просто смирялась со следами его жизнедеятельности.

Так бывает, когда в доме гладкошерстная собака. Ее шерсть везде, где только можно. Но понимаешь, что шерсть никуда не денется, пока собака будет в доме. Поэтому, как в том анекдоте:

— Шерсть – это не мусор, а декор, воздух и приправа!

Полина, пока была замужем, смирилась с присутствием мужа, как смиряются с высоким порогом или углом тумбочки, об который постоянно стукаешься мизинцем. Знаешь, что он есть, и стараешься не забывать, чтобы не приложиться со всею своею любовью до звезд в глазах. Есть и есть, и черт с ним.

А сейчас, этот злосчастный угол исчез, и о нем можно было больше не вспоминать, но он как-то сам лез в мысли. Как бы каждый раз, капая на темя:

— Я же тебе нужен! Ты обо мне помнишь! Как ты теперь без меня?

Очень непросто давалась ей обретенная свобода.

Поделившись с Любой свалившимся дискомфортом, Полина рассчитывала на разбор ситуации и план, как жить дальше, но Любо поступила хитрее:

— Не спеши!

— Куда? – спросила Полина.

— А никуда не спеши!

— Ты так подробно всегда все рассказываешь, а про абьюз целую лекцию выкатила, а сейчас из тебя и слова не вытянуть, — Полина немного злилась, потому что очень рассчитывала на советы Любы. – Или говори все толком, или я тебя стукну!

— Ну, мне, например, уже точно все понятно, — сказала Люба и выставила блок, ожидая удара.

Полина, конечно, замахнулась. Больше в шутку, но кто знает?

— Ладно, — сдалась Люба, — Пользуйся моим умом, пока свой не отрастила! Так вот, у тебя классический абстинентный синдром!

— Нет, я тебя точно стукну! – сказала Полина грозно, — Ты с русского на понятный переводи сразу, а то непонятно, ты меня обидеть хочешь или похвалить.

— Синдром отмены. Все еще непонятно? Ломка!

— Как у наркомана?

— Что-то в этом роде, но без болевых ощущений. Ты просто привыкла к тому, что у тебя рядом мужик. Каким бы он не был, но он был. А тут его не стало, а привычка, что он есть, осталась. Вот тебя и ломает, потому что исчез фактор, к которому ты привыкла. Вот я и говорю, не спеши. Ты под действием ломки, можешь или старого в дом привести, или нового, который окажется ничуть не лучше.

— Ну, у меня проскальзывала мысль, что неплохо бы нормального мужчину найти.

— Вот и не спеши! Ты сейчас оцениваешь мужчин не объективно, а исключительно из позиции, хоть какой-нибудь. А какого-нибудь ты только что выпроводила.

— Ладно, будем считать, что я поняла, — сказала Полина, — Делать-то что?

— Повторяю тебе в сотый раз: «Не спеши!» Не надо пока ничего делать. Научись жить для себя! Готовь то, что хочешь съесть ты, смотри, что хочешь ты, иди туда, куда хочешь ты! Понимаешь? Есть такой человек – Полина! Вот и разберись, чего она хочет?

— Чего она хочет? – по инерции повторила Полина.

Когда всю жизнь свои интересы ставишь на последнее место, очень сложно научиться вытаскивать их наружу. Когда потребности удовлетворяются по остаточному признаку, практически невозможно продолжать чего-то хотеть.

Полина сидела на своей пустой кухне и сверлила взглядом трехлитровую кастрюлю со свежим борщом. Сварить-то она его сварила, а вот есть не хотела. Вот Егор бы умолотил полкастрюли и не заметил бы. Ромка бы тарелочку умял. А Полине этот борщ ни шел, ни ехал.

— И зачем я его сварила? – спрашивала она себя уже не первый раз.

Ответ напрашивался сам собой – по инерции.

— Даже, если бы я его захотела, — рассуждала она, — Три литра мне зачем? Неделю есть, чтобы вконец возненавидеть?

Неделя могла и не понадобиться, потому что Полина уже смотрела на кастрюлю с ненавистью. Так глубоко в ней засело подобострастие перед мужем, что избавившись от него, рабская угодливость осталась.

Но процесс выздоровления уже начался. Ненависть к борщу, тоже, конечно, клиника, но хотя бы не было ненависти к самой себе. Прогресс налицо, но с борщом надо было что-то делать.

— Можно и вылить, — размышляла Полина, — Но как-то жалко.

На ум пришел сосед из квартиры напротив. Валера человеком был одиноким. Работал на стройке. Егор часто обращался к нему, чтобы отремонтировать что-нибудь в доме.

«У самого же ручки не той стороной к тушке прибиты! — в который раз начала заводиться Полина, но вовремя притормозила. – Все-все! Его уже нет! Спокойно! Равнодушно!»

Пожертвованный борщ пришелся ко двору, да еще и с пользой. Валера выдал карт-бланш на любые ремонтные работы.

Люба твердила Полине:

— Чтобы быть полноценной личностью, надо в первую очередь любить себя! Заботиться надо о себе! Понятие эгоизма в негативном свете придумали угнетатели, чтобы ты и подумать не могла, что можно жить для себя. Эгоизм – это хорошо!

— Это плохо! – заученные с детства истины рушились с трудом.

— Эгоцентризм – это плохо, потому что требует от окружающих любви и почитания к себе. Я в центре, а все остальные должны меня любить. А эгоизм – это твое отношение к самой себе! Ты ни от кого ничего не требуешь, но и не перед кем не пресмыкаешься!

— Ну, если так, тогда, конечно! – согласилась Полина.

Пока только согласилась. А вот понимание и принятие такого переворота в сознании потребовало несколько месяцев.

— Вот теперь я вижу нормального человека! – после долгой разлуки, пока Полина себя перевоспитывала, говорила Люба, — Гордая осанка, носик по ветру и глаз горит!

— Знала бы ты, как это тяжело давалось! – Полина закатила глаза.

— Никто и не говорил, что будет легко, — Люба пожала плечами, — Ты сама себе такая нравишься?

— Однозначно – да! – сказала Помина, — И не только себе, — она улыбнулась.

— Что? Опять? – Люба округлила глаза.

— Понимаешь, были у меня в некотором роде срывы. Готовила по привычке не совсем то, что хотела, ну и объемы превышали все мои возможности. Короче, заносила я их соседу по площадке. А потом, оно как-то само получилось, что стала его сразу к себе звать, чтобы с кастрюлями по площадке не бегать.

Люба чертыхнулась, добавила что-то на «французском», а потом снизошла до русского:

— Только не говори, что ты в ту же лужу села.

— Никакая он не лужа! Нормальный мужчина, хороший, заботливый, — постаралась объяснить Полина.

— Они все такие в начале, — отмахнулась Люба, — Конкретика где?

— Мои счастливые глаза тебе ни о чем не говорят? – спросила Полина и рассмеялась.

— Я до последнего надеялась, что ты под мухой, а оно вот как повернулось.

Полина пропустила замечание, и серьезно сказала:

— Я вижу в его отношении искренние чувства. Иногда мне кажется, что это я его эксплуатирую. Я абьюзер, а он жертва. Но его это устраивает, а я стараюсь не наглеть. Ты другое пойми, я его осознанно выбрала. Головой его приняла, а потом уже открыла заслонку чувств.

— Чудны дела твои, Господи! По-другому и не скажешь! – Люба задумалась, — Ладно, живите! Но помни, я буду за вами присматривать!

—

Автор рассказа: Наталья Потапова

Канал Фантазии на тему