Сережа. Серенький. Сергуня. Сколько имен она ему давала. Сержик, Сереженька, Суровенький. Как она его любила!
— Вера? – осторожно спросил он у нее.
Брови, грозно собравшиеся у переносицы, вдруг изогнулись домиком. Синие (как океан, как небо) глаза сделались теплыми, летними. Он весь подался к ней, как подсолнух к яркому светилу.
Она улыбнулась, кивнула. Не краснеть! Не дергаться! – приказала себе. Сергей присел за ее столик, забыв снять с себя пальто.
— Вера. Ты – Вера. Это невероятно, я не верю, Вера!
И этот его лепет: вер, вер, вер, будто у иностранца… А она безмолвно рявкала на саму себя: не краснеть, не плакать, не суетиться!
— Сережа, молодец. Догадался. Имя мое выучил. Пальто снимешь? – держать голову высоко. Говорить плавно. Не заикаться!
Сергей снял с себя злополучное пальто. Подозвал официантку:
— Все самое лучшее. Пулей, Катерина! – и та растворилась в пространстве.
— Расскажи мне, как ты? Откуда? Господи, сколько лет…
Вера (держать спину прямо!) снова лучезарно улыбнулась.
— Приехала к сыну в гости. А вы, господин, ему никак не дадите отпуск. Вот и пришла сама, так сказать. Отпрашиваться.
Сережа удивленно спросил:
— Твой сын работает здесь?
— Ну конечно. Вон он, сейчас на бокале дыру протрет!
Сергей оглянулся на бармена.
— Антон Викторович, подойдите, пожалуйста, к нам.
Антошка подошел. Вид у него, мягко говоря, был ошеломленный.
— Мне очень приятно узнать, что ты, Антон, сын Веры Алексеевны. Мы – старые друзья, однокашники! Что же ты, брат, сразу мне не сказал? Ведь мама – это серьезно.
Антон пожал плечами: мол, говорил, да толку…
— Я отпускаю тебя, парень. Но при одном условии: ты, в свою очередь, отпустишь маму на сегодняшний вечер. Нам столько нужно вспомнить. Пригласить друзей. Отпраздновать. Хочу ее познакомить со своей семьей.
Антошка ревниво зыркнул на Веру, но все-таки смиловался над просьбой начальника и разрешил маме прогуляться без его, сыновнего надзора.
Когда Антон удалился, Сергей заговорщически шепнул Вере:
— Черта с два, я друзьям сообщу. И семья моя не дождется такого знакомства. Мне одна ты нужна. Целиком. Это я специально, чтобы парня твоего лишний раз не дергать. Значит, ты замужем?
— Ты тоже женат.
— Разведен. И давно. А тут и не знают. Странная нынче молодежь, совсем не интересуются сплетнями.
Вера прятала руки. Они за годы потеряли форму, а ногти лет двадцать не знали маникюра. Но Сергей совершенно не обращал на это внимания. Он смотрел только в Верины глаза.
Господи, на кого она променяла Сергея? На это пузатое чучело, у которого только и дел, что орать, брызгая слюной? Зачем она это сделала? Испортила жизнь себе. Сыну. Он ведь совсем не любил Виктора. Вера помнила, как тот кричал:
— Что он уставился на меня, как на фашиста? Я его пальцем не тронул! А он глазами волчьими смотрит!
Антон, действительно, волчонком смотрел на Виктора. Чувствовал? Может быть. Вроде бы, и не делал зла ему муж, приучал к труду, заботился, но… Этот несносный характер все портил. Вера привыкла к постоянным упрекам супруга, а сын привыкать не захотел. Отслужив в армии, домой не вернулся. Нет, приезжал иногда в гости, и даже к отцу как-то потеплел. Смеялся:
— После нашего майора Пентюха ты, бать, прям ангел во плоти. Пентюх меня матом кроет, а я слезу утираю, вспоминая тебя.
***
Давным-давно Вера, молоденькая и бойкая, увидев впервые Серегу Грекова, потеряла всякий покой. А ему и дела никакого до нее. Он крутил роман с Василисой. И с Таней роман крутил. А потом переключился на городских девчонок. Жил своей таинственной взрослой жизнью, грыз гранит науки, сдавал бесконечные хвосты и пил пиво с ребятами по вечерам.
Со временем однокурсники привыкают друг к другу, как братья и сестры. Дружить – дружат, но любовью больше не пылают. Да и скороспелые студенческие браки быстро распадаются. Вокруг столько народу – а тут жена круглыми сутками перед глазами маячит. Так и у Вериных однокашников было. К пятому курсу уже настолько сроднились, что не стеснялись друг перед другом обсуждать всякие разные любови. Парни советовались с девчонками, та же Таня раз сто с Серегой шушукалась и не краснела, зараза такая.
А Вера, как заговоренная, как коза на привязи: кругами около Сергея ходит. Не оторваться. Мыслями, душой, телом, вся. Она уже пробовала отвлечься какой-нибудь интрижкой, но… Как, скажите на милость, позволить дотронуться до себя чужому человеку? Это хуже насилия! А любимый здесь, рядом. Ты чувствуешь его запах, слышишь его голос и ничего не можешь с собой поделать, черт побери!
Кто-то говорил: любовь – это благодать. Какая ерунда! Любовь – это болезнь, тягучая, нудная, неотступная, неизлечимая. Вера похудела за эти годы так, что мать ахала, увидев ее, приехавшую на каникулы. Принималась печь громадные пироги, похожие на лапти, начиненные мясом. Да побольше! Да пожирнее!
— Что ты мучаешься, Галя, — смеялся папка, — будь ты проще! Сало тестом оберни!
Никакая мамина еда Вере – не впрок. В голове – Сережа. Учит конспект – Сережа. Трескает пончики – Сережа. Сидит в кино с другим мальчишкой – Сережа, Сережа, Сережа!
— Верка, ты дура, — советует подружка, — да переспи с ним. Все пройдет!
А если нет? Что потом? Вера подходить-то к нему не смела. Заговорить не могла. Один раз дала списать конспект – счастья полные штаны. «Божество» снизошло!
Вот уже и выпускные экзамены подошли. Ребята строили планы. Кто-то зацепился в Питере, ища более удачные перспективы. Кому-то не терпелось вернуться домой. И Вера – в их числе. Радуется, что избавится от своей «болезни», уедет далеко-далеко, забудет и выздоровеет. Но… человек предполагает, а Бог располагает. В один из душных вечеров Сергей ни с того, ни с сего завалился в их комнату с двумя бутылками шампанского и гаркнул:
— Девки, подъем! Будем сейчас шампунь лакать!
— С якой радости? – поинтересовалась Машка, «чернобривая дивчина».
— А я на работу устроился! Здесь остаюсь!
— А чи к нам зайшов? Других дивок нема, чи що? – Машка стояла в дверях комнаты, аки цербер.
— А я и не к тебе, подвинься, — Серега весело подмигнул… Вере, — я к своей дорогой, любимой, единственной!
Вот так раз! Вот так выход из-за печки! Сергей стукнул бутылками о поверхность стола, от чего девчонки заругались, заахали:
— Что ты творишь, идиот! Мы как их открывать будем? Придурок!
Но он не обращал на эти писки-визги никакого внимания.
— Вера, пойдем, погуляем? Вечер какой! Сможешь?
И Вера пошла. И только на выходе обратила внимание на свою обувь. На ногах вместо туфелек – домашние тапочки. Но Сергей, увидев забавных «зайчиков с помпончиками», выдохнул:
— Значит, любишь!
Еще бы! Конечно, любит! Он сомневался в этом, что ли? Наверняка кто-нибудь ляпнул ему об этом! Ну и пусть!
Сергей тогда схватил ее на руки и тащил до самой скамейки, чтобы не испачкать тапочки. А Вера прильнула к нему и подумала: все нормально. Земля вертится вокруг солнца. Луна влияет на приливы и отливы. Летом жарко. Зимой снежно. Не краснеть. Не дрожать. Не заикаться!
Не сработало. Она заикалась, краснела, дрожала. С первым его поцелуем улетела на обратную сторону луны и долго не могла оттуда вернуться. На нее упал Исаакий. Или она с него упала. Не понять. Голова кружилась, и водоворот затягивал. Вокруг цвело молодое лето, запахи чайных роз сводили с ума, а Серега целовал Веру, целовал, целовал…
То лето они не помнили. Кто-то говорил: нынче ужасно жарко. Другие твердили, что этим летом ужасно сыро. А Сергей с Верой ничего не говорили. Они упивались друг другом, потеряв счет дням и ночам. Сергей снимал какую-то квартиру, ходил на какую-то работу, а она что-то там лепетала маме по телефону, оправдываясь по поводу отсутствия в родном городке. Они что-то ели, о чем-то болтали – и не помнили ни-че-го! Были только ночи. Были он и она. Губы. Руки. Его запах. Ее дыхание. Одно целое – вместе и навсегда.
В ноябре оба очнулись и протрезвели. Веру вдруг затошнило при виде любимых пышек в кафешке на Большой Конюшенной. И она вспомнила, что ЗАБЫЛА про задержку. Посмотрела в синие глаза Сергея. Черные зрачки в ультрамариновом океане расширились и сузились, как у кота.
— Ты уверена?
— Более чем. Месяца три, кажется…
Потом он много говорил. Убеждал. Ругался. Пытался улестить. В конце концов, не выдержал:
— Вера, нам не нужен сейчас этот ребенок! Что вы, женщины, постоянно пытаетесь привязать человека к себе своими детьми! (Вот как? Он, человек, оказывается? А она не человек? Женщина? СВОИМИ детьми пытается привязать?) Я не собираюсь жениться на тебе!
Замешкался, одумавшись, и добавил:
— Я не собираюсь жениться на тебе… пока.
Молодые, глупые, дураки… Оправданий много. Сейчас. Но не тогда. Вера встала из-за стола и вышла в промозглую хлябь. То ли дождь. То ли снег. Злой, злой Питер, будь ты проклят!
С тех пор она ненавидит этот город, ненавидит пышки и терпеть не может месяц ноябрь.
Мама ничего тогда не сказала. Наверное, она знала, чем закончится сумасшествие дочери. Вера родила в местном роддоме.
— Ничего, и здесь люди живут, — сказал тогда отец, — не боись, вырастим.
Витя ухаживал за Верой целый год. Таскался с коляской. Бегал за молоком. Гладил пеленки и ругался:
— Почему кидаешь белье в одну кучу? Его нужно хорошенько прогладить! Микробы ведь! Какая ты, Верочка, ветреная девочка!
Он приносил огромные сумки с продуктами. Звонил по сто раз на дню, когда Антошка вдруг начинал сопливить. Или у Антошки резались зубки. Или колики. И еще, бог знает, что там начиналось у Антошки.
Вера не любила – просто разрешала Вите себя любить. Она столько раз смотрела фильм Рязанова о несчастной Ларисе, брошенной Паратовым. И каждый раз вздрагивала, узнавая в Карандышеве Витю. Но в тот момент, когда Коростелев предложил ей бархатный футлярчик с кольцом – не отказала. Вот так. Карандышев, Коростелев, Паратов, Греков… Какая все же чушь. И нет любви, все это сказочки для дурочек.
***
— Скажи мне честно. Антон – мой сын? – два аквамариновых океана. А посередине черная точка. Глаза Сергея. Глаза Антона.
Вот он, момент истины. Скажи ему, что тебе стоит? У Антона будет все. Сын получит наследство от папы. Помощь. Деньги на учебу в институте. Все, все, что не смог ему дать Коростелев, даст Греков. Греков может гордиться: его сын вырос таким красивым, таким хорошим мальчиком. Дай же своему мальчику нормальную, обеспеченную жизнь.
-Нет, Сережа, я тогда сделала аборт. Молодая, глупая была. Натворила дел. Жалко очень.
Зрачки Сергея расширились и сузились как у кота.
— А как сама вообще поживаешь?
— Нормально, как все… Ой, времени-то сколько. Мне пора. Завтра рано вставать. Пока, Сережа.
Вера встала. Он схватил ее за руку.
— Может, увидимся?
Вера осторожно высвободила ладонь.
— Наверное. Я позвоню.
Она вышла из ресторана. Заказала такси. Дорого! Ай, гулять, так гулять. Через двадцать минут была уже у сына в квартире.
— Нефига себе, мама, у тебя знакомые! Я просто обалдел! – Антон фырчал, как карликовый тигр, — меня папа заколебал звонками. Рвет и мечет.
Вера так и охнула. Про Витю она совсем забыла. Она быстро вычеркнула мужа из «черного списка». Тут же раздался звонок. Вздохнула, взяла трубку и приготовилась к обильному граду молний и громов.
— Уф, слава богу, живая! Все в порядке? Хорошо себя чувствуешь? Ела? Пила? Антоха в ресторане кормил? А голова не кружится? К врачу на прием когда? А почему? Я так и знал! Головы на плечах как не было, так и нет! Отправил, называется, как человека. А они по ресторанам гуляют! А я говорю, что это не работа, это ерунда! ШофЕром надо работать, а не проституткам вино по рюмкам разливать! Что он там бухтит? Я слышу – бухтит! Худой, как жердь стал наверное, со своей работой…
Стерва, сидящая в Коростелеве, опять завела свою шарманку, но Вера не слушала. Она смотрела на сына и улыбалась ему.
—
Автор рассказа: Анна Лебедева
Канал Фантазии на тему
Загрузка...
