А помните великолепные колготки из лайкры? Ну те, которые в свете дискотечных огней так соблазнительно блестели? О, сверхмодная вещь – берегли как зеницу ока и расстраивались до слез, увидев побежавшую стрелу на самом видном месте. Купив новые, держали их сутки в морозилке для «прочности». Непонятно до сих пор, кто придумал этот «лайфхак» (тьфу ты), точнее, полезный совет. И это незабываемое ощущение: когда вынимаешь из упаковки картонку с намотанными на нее чулками, просовываешь в «колготину» ладонь, проверяя на прочность, скручиваешь ее и аккуратно надеваешь на ногу – кра-со-та!
Полчаса кривлянья перед зеркалом (во весь рост, да-да), а лучше, перед трюмо, в котором ты отражаешься с нескольких ракурсов. Хорошенький бюстгальтер «анжелика» сидит идеально, коротенькое черное платьице второй кожей облегает стройную девичью талию. И туфельки, выстраданные, выпрошенные, или купленные на стипендию, или на первую честную зарплату! Неважно! На высоченной шпильке, с острым носиком – стоит их обуть – и готова «богиня дискотеки».
Люба была довольна своим отражением, где-то под ложечкой трепетал маленький воробушек и щекотал крылышками душу. Хороша! Эффектна, как никогда! Господи, ну почему же она такая красивая, яркая, разве так бывает? Конечно, расходы понесены немалые, нервов загублено – не счесть. Но игра стоила свеч, а? Какая куколка получилась. Осталось добавить чуток помады, подлиннее подвести стрелки и залить лаком прическу, ради которой Люба мужественно промаялась всю ночь на бигуди.
Клятые бигуди, купленные специально для эффекта «вертикальных» локонов… Эффект от них, честно говоря, никакой. Лучше бы Люба по старинке накрутила волосы на «тряпочки», лоскуты, нарезанные полосками – и спать удобно, и выглядит роскошно. А эта пластиковая дурость… дурость и есть.
Пришлось целый час жечь волосы плойкой, у которой шнур раз сто двадцать перемотан в нескольких местах синей изолентой. Получилось хорошо, если не учитывать запах паленой шерсти. Это ничего, а вот Ленка, подружка, один раз додумалась завиваться при помощи отвертки. Свистнула у бати самую такую… крестовую, накалила ее на газу, и… почти все волосы на ней оставила. Визжит, плачет, ругает всех, кто под руку попадется, а сама, как кошка облезлая с тремя кудрявыми фитюльками на голове. Потом в парикмахерской мастерица только ахала, пытаясь соорудить на глупой Ленкиной башке хоть что-то приличное.
Сегодня Люба собиралась на день рождения к незадачливой Ленке. Планировался приличный вечер дома, в присутствии теть, дядь, пап, мам. А потом они с Леной решила продолжить праздник в «Петровиче», демократичном кабаке, нетребовательном к дресс коду и прочим премудростям. На воротах стоял Лешка Табуреткин, обожавший женский пол, поэтому свободный вход был обеспечен. Да и без Лешки в «Петрович» девчонки всех мастей и возрастов, кроме, уж совсем сопливых, проходили как королевы в царские врата. А уж такие цацы как Ленка с Любкой – и подавно!
Но самой главной причиной сегодняшней Любиной «расфуфыренности» была, точнее, был какой-то дальний родственник подруги, седьмая вода на киселе, племянник сестры мужа тети Маши, которая приходилась троюродной теткой двоюродного брата дяди Саши, свата тети Галиной сестры!
Звали его Константином Монаховым. Был он благородного московского происхождения. Его мама еще в далекие коммунистические времена улетела в первопрестольную строить новые микрорайоны, о которых ходила недобрая слава, и даже сняли добрый новогодний фильм про баню. Улетела, да так и осталась в Москве, выйдя замуж за почетного строителя Мишу, получив законное жилье после долгих мытарств по общагам и коммуналкам, тем самым навсегда стерев с семьи печать «лимиты». Теперь Монаховы сами презрительно кривились, когда «понаехавшие» спрашивали у них какой-нибудь мудреный адрес на провинциальном просторечье, «ыкая», а не «акая».
Каким ветром занесло птичку райскую, Константина Михайловича – было понятно. Померла зимой четвероюродная бабушка, оставив наследство «Костеньке, которого помнила вот «такусеньким» и играла с ним в ладушки».
Ленка делала круглые глаза и описывала Монахова, как «супер-пупер офигенного» парня. Клялась выдать его за Любу «замуж», благородно подарив ей пальму первенства.
— Он же брат мне, кровосмешение, знаешь ли, не допускается. Так что, лови, лови мужика! В Москву уедешь, заживешь по-человечески, — скромно потупив глазки, мурлыкала подружка.
Не без шкурного интереса она это делала. Люба чувствовала, что после обещанной подругой свадьбы (какая свадьба, господи) дорогая Леночка повадится на экскурсию в столицу, чтобы пожить на дармовщинку месяцок, другой у молодых. Мечтать невредно. Обоим. Но перед гостем хотелось все-таки «выглядеть».
Поэтому сегодня Люба распаковала дорогущие колготки, надела эффектные туфельки и залезла в долг (до десятого), чтобы приобрести сногсшибательное белье. Уж она в нем разбиралась, как никто. Потому что работала в дамском магазине и давно облизывалась на чудесную кружевную пару. Пришлось записаться в тетрадке долгов, как отдавать будет – непонятно. Зато – во всеоружии! Мало ли что…
Цокая каблучками, равнодушно скользя глазами по обалдевшим от красоты мужикам, Люба держала свой победный путь через три двора – к заветной цели. Перед дверью Ленкиной квартиры поправила прическу и еще раз глянула в зеркальце. Осталась довольна собой.
Открыл ей дядя Боря, папа Лены. Уже раскрасневшийся от водочного содержимого и веселенький.
— О! Любаша! Пробегай, пробегай! Какая кралюшка выросла, невеста! Ленка! Принимай!
Ленка выскочила на встречу, приняла духи в подарок, клюнула подружку в щеку.
— Ну, что? Как? Сидит? – Люба закидала Лену вопросами.
И не поняла… Ленка, стерва, которая так азартно рекламировала жениха, вдруг врубила заднюю!
— Ну… ты это… Не особо тут. Ты вообще не в его вкусе. И вообще… Я решила. Ну какой он родственник, блин. Седьмая вода на киселе…
— Так, все. Отодвинься-ка! – Люба грудью отстранила Лену и прошла в залу. В зале, то есть двадцатиметровой комнате со стенкой, тройкой, журнальным столиком и раскладным столом-пеналом, разобранном по случая торжества, поместилось еще пятнадцать человек гостей. Все уже были в состоянии дяди Бори, веселенькие и румяные. Люба поискала глазами «супер-пупер» парня и обомлела. И даже поняла Ленкино вероломство.
На самом почетном месте восседал молодой бог, Дориан Грей и Антонио Бандерас в одном флаконе. Пронзительные карие глаза под изломом соболиных бровей, прямой греческий профиль, голливудская улыбка, ах! Бог сидел в непринужденной позе, до появления Любы он поддерживал с гостями светскую беседу. Как Джемс Бонд. Как Ральф Де Брикассар. Да у Любы просто не хватало эпитетов, чтобы поставить высшую оценку незнакомцу! Взгляды их встретились: пытливый и озорной Костин и оторопелый Любин. Вспышка? Ага. Атомный взрыв, не хотите? Ноги в блестящих колготках подкосились, коленки задрожали, а краска удушливой волной охватила лицо.
— Проходи, Любаша, садись-ка рядом с Ленушкой, — закудахтала тетя Света, Ленкина мама, — та-а-ак, хорошо. Салатику? Вот, вкусненький, с крабовых палочек. Колбаски? Соку давай налью. Вот, бери вилочку. Боря – хлеб-а-а-а! А холодца, Любонька? Смотри, какой нынче удался, как хрустальный. Душистенький, с чесночком…
Вдруг тетя Света пристально взглянула на Любу и захихикала:
— Ой, — хлопнула она себя руками по объемным бедрам и захохотала так, что грудь ее арбузная ходуном заходила, — ой, батюшки! Ха-ха-ха! Вот что я, дура, молодой девке предлагаю! Тебе ведь еще целоваться сегодня, наверное? Вот, у нас и кавалер готовый! Костенька, поухаживай за девочкой… Боря-я-я-я, итить-колотить, где хлеб-то?
Ну вот как? В уме она? И так страшно.
Кавалер ухаживал галантно, а Люба крошечки съесть не могла, обмирала и прятала дрожащие руки, только что не «мерсикала». Гадина патлатая, Ленка, устроилась по правую руку Костика и щебетала, щебетала, з-зараза.
— Ну как там в Маскве, Костик?
— А где ты учишься?
— А как там пробки?
— А сколько стоит семга в ресторане? – ну не дура ли? Ма-а-асква, понимаешь…
Монахов спросил, что будут пить дамы. Люба кивнула на бутылку «Монастырки». А Ленка громко, чтобы все слышали:
— Любка, хватит выкобениваться! Пьешь водку, так и пей!
Костя наполнил рюмки, Ленку, кстати, не забыл. Так что, споить подружке Любу не удастся – на пару назюзюкаются.
После первой рюмки стало полегче. Да и компания, расслабленная, на троицу внимания не обращала. Начались разговоры, песни, шутки. Потом – танцы. Кассету «Золотое кольцо» с Кадышевой заиграли до ручки.
— А я вовсе не колдунья, я любила и люблю! – тети с кудрявыми головами задорно отплясывали и подпевали, только топот стоял. А дяди с блестящими макушками гарцевали вокруг дам и гикали, словно на дагестанской свадьбе.
Продолжение рассказа в следующей публикации
—
Анна Лебедева
Загрузка...
