Звонок протинькал как-то неуверенно, будто гость, находившийся за дверью все еще раздумывал: стоило сюда заходить или нет? Полина посмотрела в глазок – женщина. Высокая, полная, в песцовой шубке. Поля открыла.
Секундное молчание.
Вы – Полина Белозерская? – спросила, наконец, дама.
— Да, я.
— А я представитель жюри литературного конкурса «Юная звезда». С трудом вас нашла, Полечка. Что же вы никаких своих координат не оставили?
Полину обдало жаром. Радость, счастье нахлынули, охватили ее искристым огнем, ослепили! Поле казалось, что она сию минуту потеряет сознание!
— Да я и не ожидала… Я так…
Полные, капризные губы женщины расплылись в улыбке.
— Ой, голубушка, заставили вы меня побегать. Ни телефона, ни адреса… Хорошо, что хоть город и улицу указали. Шеф рвет и мечет: найти ее немедля, — дама выдержала паузу.
— Поздравляю вас! Вы – первая. Ваша повесть изумила нас всех. Всех! Настолько тонко и лирично вы описали коротенькую жизнь своей героини, настолько трогательно… Это просто фантастика – юная девушка, и такой талант! Кстати, меня зовут Анна Александровна, вот моя визитка. А вот, — женщина выудила из сумочки конверт, — приглашение на номинацию. Я приеду за вами, хорошо?
Полина, счастливая, кивнула.
— Предупредите родителей. И пусть они мне позвонят. Я отвечаю за сопровождение, ночлег и питание участников.
Дама поднялась и направилась к выходу. Перед тем, как открыть дверь, она еще раз улыбнулась, показав отлично сделанные зубы, и сказала:
— Я горжусь вами, девочка! Вы – лучшая!
***
Она вышла из подъезда и всей грудью вдохнула морозный воздух. Чем и хороши эти жалкие провинциальные городки, так только чистым воздухом и чистым белым снегом. Это всегда так… Анна с трудом пробралась на высоченных шпильках через снежные заносы к своей серебряной, футуристической машине, забралась в душистый салон, положила руки на руль и… вдруг расплакалась.
Какие глаза были у девчонки счастливые. Как они сияли. И сама девочка – просто прелесть, как хороша. Прелесть! Такая чистая, наивная, такая…
Робкий стук в окошко заставил Анну замолчать и утереть слезы. Машинка у нее низенькая, и мужик в шапочке, в народе называемой «плевком», согнувшись в три погибели, заискивающе улыбался.
— Ну что тебе? – Анна рявкнула. Она умела рявкать. И на всяких дебилов в плевках – особенно.
— Дык, хозяйка, я расчистил выезд-та, — пробормотал мужик.
— И что? – непонимающе спросила Анна. Но потом вспомнила – не заплатила за услугу. Старался ведь мужик, чистил.
В этом Зажопинске дворники вымерли наверное, как вид. Ну а что? Если не кормить, так любое живое существо сдохнет от голода. Все и сдохли, видимо. Иначе как объяснить чудовищные ледяные колеи во дворах? А Анна, дура такая, потащилась в «Зажопинск» на машине с низким клиренсом. Для чего выкобенивалась, не могла взять джип Николаева? Хорошо, что не вывелись алкаши. Эти местные особи готовы на все за выпивку. Не избалованные, непуганные. Питерским синякам — западло. Культура, блин…
Анна вручила мужику пятерку. Тот, прифигевший от неожиданно свалившегося на него богатства, рассыпался в благодарностях. Анна хмыкнула: надо было заставить его до самой федералки дорогу чистить. Языком вылизал бы!
Анна выехала из тесного дворика на главную городскую дорогу, мало чем отличавшуюся от дворовых тротуаров. Аккуратно, не газуя (голый каток был присыпан смесью песка и шуги), Анна с трудом вывела автомобиль из городка, взглянула на бетонную стелу со словами «Счастливого пути» и с немалым облегчением погнала по мокрой, хорошо просоленной федеральной трассе.
Ночь быстро навалилась на землю. Снег, еще днем витавший мелкой крупкой, вдруг превратился в лохматые хлопья. В считанные минуты черная, блестевшая от влаги дорога стала белой, белой, слившейся с обочинами. Анна нервничала: тут дорожники вообще в курсе, что ехать людям невозможно? Не хотелось сбавлять привычную скорость, но… Надо считаться с местной «экзотикой».
Чертова глухомань, чертов городок, чертова убогая жизнь местных ротозеев! И в этой каше, в этой дыре выросла чудесная Полина, маленький гений, звездочка, бриллиант чистой воды! Нет, Анна сделает все, чтобы вытащить Полю отсюда. Она не позволит гнить чудо-девочке в этой клоаке!
***
Аня когда-то была такой же чудо-девочкой. И так же росла в навозной куче. Говорят, навозная куча способствует бурному росту. Росту – да. Но не цветению – азота слишком много. Анюта родилась в затрапезном поселке под названием из трех букв. Рвы. Унылый такой поселок, прямо таки Чеховские «Овраги», запоминающиеся людям только одним событием: дьячок сожрал всю икру во время праздничного застолья. И их Рвы запомнились одним только событием: пьяный мужик застал свою жену с другим пьяным мужиком и зарезал обоих. Вот такая правда жизни.
А Аня выросла здесь в убогой двухэтажке у убогих родителей. И выросла гениальной. Она писала чудные стихи, а училка литературы и русского языка рыдала, читая поэмы Ани.
— Боже мой, боже мой, это гениально! Ты талантливее Ники Турбиной, Аня! Я в лепешку разобьюсь, но выведу тебя в люди!
Восторженная «русичка» подала заявку на конкурс, и, директриса, мощная дама шестидесяти лет, чуть не уволила учительницу. При согласовании «русичка», картинно растягивая слоги, прочитала начало:
Как хрупки и прозрачны створки
Новорожденного бутона
Как прекрасен и тонок запах
Распустившегося цветка…
— Это что? – рявкнула директриса.
— Это – лилия, Татьяна Ивановна!
— Это разврат! Я знала, я чувствовала – после того, как в стране показали эту гнусную «Маленькую Веру», начнется крах всего святого, всего честного и замечательного, что дало детям советское воспитание!
В общем, стихи Анны были безжалостно зарублены за эротичность.
Мама отхлестала Аню ремнем. А ночью зареванная девочка подслушала разговор родителей за стенкой.
— Че прицепились к девке-то? Какой разврат? Цветки, да мотыльки…- бухтел отец.
— Много ты понимашь в цветках-мотыльках, — перебивала отца мать, — Татьяна Ивановна попусту в школу не вызовет! Она меня еще учила.
— Выучила на наши головы дуру такую, девчоночку хлестать шлангом. У, как дал бы тебе по морде по твоей корявой, — шипел батя.
А Аня глотала слезы. Она просто любовалась садовой лилией…
В ту ночь она заболела мечтой – вырваться из рва. И она стремилась всем своим существом: училась на одни пятерки – она бы и на шестерки училась! Она ничего и никого вокруг не видела и зубрила, зубрила, зубрила… Но потом…
Он явился к ней дерзкий и шалый
Он без страха к воде подошел
— Я тебя не боюсь, русалка
Я искал тебя, и нашел…
Он – дитя неспокойного времени, весь в джинсе и коже, лихой и бесшабашный, подкатил к ней на Яве и увез, не спрашивая даже, хочет она этого или нет. Аня обхватила покрепче его талию, вдыхая запах кожи, прижималась, прижималась к широкой его спине и таяла, таяла… А потом был луг, стог сена…
Аня смеялась над стихами про лилию. ЭТО – не лилия. Это – душистое сено, зябкий туман, запах кожаной куртки, первые сигареты и терпкое вино, кажется, Сангрия, что ли… Сладковатый вкус вина на языке, и легкая боль в зацелованных губах. И голова кружилась, и ум за разум заходил…
Все закончилось, когда тошнота, внезапная, нехорошая, подступила к горлу во время завтрака. Мать жарила яичницу. Анькину любимую глазунью. Жарила и роняла в сковороду слезы – дочка уезжала в Ленинград, тьфу ты, в Петербуог, сдавать экзамены. И ведь сдаст, сдаст! Сдаст и не вернется больше никогда!
А оказалось, Бог услышал материнские молитвы – никуда доча не поедет, никуда не поступит! Здесь, в родительской двушке останется доча! Родит и останется! А может, и замуж выйдет! Выйдет, выйдет, уж она, матерь родная, в покое хлыща модного не оставит!
У Анны были другие планы. Анна не намерена ломать свои мечты. Она родила в районном городке, в огромной белой родильной с холодным кафельным полом. Она родила и подписала отказную. Она вышла из роддома с холодным сердцем и горячей головой. Температурила – молоко перегорало в груди.
Мать ее прокляла. Отец посмотрел ей в глаза так… Так, наверное, русский мужик на полицаев смотрел – с ненавистью и презрением. А Аня отвела взгляд и пошла, пошла, пошла – вперед. К мечте, в Питер!
Она пережила ужас и кошмар. Кошмар и ужас. Питер, он снаружи прекрасен, а внутри… Грязен и полон пошлости. Но Аня шла сквозь унижения. С кем надо – спала. С кем не надо – не спала. Но на курсе Анна была звездой. Первой! Она не писала – она летела на мотоцикле в неведомые дали… Она настоящий экстаз испытывала – куда уж жалким потугам сокурсников, возомнивших себя писателями, ха! Убогие ничтожества. У Ани строки выскакивали из-под пера, она дышала, и каждый из смертных не читал – проваливался в ее стихи, в ее прозу. Гений, гений…
Уже потом, много лет спустя, ее, обласканную критиками, называли прорывом эпохи, а киностудии дрались за право снять сценарий по ее произведениям. У Анны было все, и, конечно, Николаев, ее поклонник, ее раб, ее спонсор. Анна купалась в деньгах, а блогеры расшибались в лепешку, заманивая модную писательницу на беседу. Организаторы очередного конкурса уговорили Анну поучавствовать в жюри. Статус – это очень важно.
Аня согласилась лениво. Анна лениво читала детские писюльки, отшвыривая их в раздражении. И тут… Первые две строчки крючочком поддели взгляд, зацепили, повели, как быка на веревочке – туда-сюда, и ухнула Анна в эти строчки, совершенно забыв про время свое и свой высокий статус…
Имя писательницы – Полина Разумовская. Возраст – семнадцать лет… Полина Белозерская… Обратного адреса нет. Забыла указать. Но вот город указан… Знакомый город, до боли знакомый, мерзкий городишко. И фамилия… Где же Анна ее слышала? Она перерыла сети, и она нашла: ну конечно, приличная семейная чета, и Полинка – тоненькая, ясноглазая – с ними, толстой бабой с выжженными патлами, в дурацком платье, и толстым лысеющим мужиком. И куда подевался Белозерский, тот, шальной и дерзкий, посмевший увезти ее, юную Анну, в туманные поля?
— Мда, мой принц, а ты порядочным оказался, да, — ехидничала Анна, выпивая третий бокал рома.
Она жадно вглядывалась в лицо Полины, и убеждалась все больше: девочка была копией ее самой, той Анечки, писавшей про лилии… Она крутила колесико, крутила, пока не увидела дачную беседку, а там – своих постаревших родителей. Пили что-то, ели шашлыки, играли в теннис с внучкой. Наивные, простые. Мама в халате со змейкой спереди, папа в клетчатой рубашке – неуклюжие, угловатые, и скрытая боль в их глазах. Вроде смеются, а глаза – плачут. И Полинка везде, рядом, льнет к бабке и к дедке.
Тогда Анна выдула целый литр рома, а потом рыдала, обливаясь совсем не пьяными слезами.
А потом она придумала план. Она никому не помешает. Она разыщет талантливую победительницу лично, и организатор конкурса писался кипятком – сенсация! Известная писательница лично открывает дарования!
Анна привезет девочку в Питер. Да наплевать: узнает ее Белозерский или не узнает. Она увезет ее на законных основаниях. Она покажет Полине другую жизнь. Она осыплет ее счастьем! Она заставит ненавидеть Зажопинск, Рвы, все, все, связанное с Белозерским, она заставит забыть бабку и дедку… Хотя… Бабку и дедку Анне было отчего-то безумно жаль. И больно почему-то. Чем-то родным и милым пахнуло на нее… Прочь, прочь ненужные эмоции. Да, она отказалась от ребенка. Да – жалеет об этом – ребеночек-то получился зо-ло-той! Вот и пусть при ней будет ребеночек! Полина не для провинции, Полина – для нее и для лучшей жизни!
***
Анна не заметила, как ее футуристическая машинка набрала скорость. Как серебристая ракета, она рассекала сплошную пелену снеговой завесы, и снежные хлопья походили на планеты и звезды, летящие навстречу космическому кораблю. Анна не видела, космоса, Анна видела лишь Полину, тоненькую и юную в ярком свете софитов… Анна не увидела проблескового маячка впереди – оранжевый камаз неторопливо расчищал от снега полосу. Анна не услышала предупреждения робота и приказа его уменьшить скорость. Футуристический автомобиль мазнул колесиком по снежной каше, его стремительно развернуло и выкинуло на встречную полосу. На огромной скорости. Под нож трудяги-камаза…
***
Полина жмурилась от света софитов. Она не видела родителей, сидящих на первом ряду. Зато слышала аплодисменты. Она радовалась и сожалела, что на ее празднике не было бабушки и дедушки. У них случилось горе – умерла какая-то дальняя родственница. Жалко очень – дед даже с лица спал.
И еще одно, уже личное Полино горе – прекрасная дама в шубке, та самая, которая ее нашла, чудесная писательница, слогом которой Полина упивалась, погибла! Какая потеря! А она, дурочка, даже не узнала своего кумира… Боже, ну почему самые лучшие умирают? Это так трагично и неизбежно… Даже стихи сами собой в голову лезут:
Не дари мне лилий
Не хочу я
В тонком аромате их цветенья
Угадать мгновенье умиранья…
—
Автор: Анна Лебедева
Канал Фантазии на тему
Загрузка...
