Совесть

Свежая бутылка водки звякнула о стол, чудом до сих пор не развалившийся. В стекле отразилось лицо: усталое, заросшее грязной, неухоженной бородой; впалые скулы, мутные глаза и темно-синие мешки под глазами. Виктор сел и дрожащей рукой проверил карман куртки – пальцы обдало металлическим холодом. Он кивнул своим мыслям. Емкость начала пустеть, а его разум – делать вид, что алкоголь помогает.

Хлипкая обшарпанная дверь распахнулась, вошла непрошенная гостья, и села за стол напротив него.

– А, опять ты, – потянул Виктор. – Ну, здравствуй.

Молодая девушка улыбалась, но смотрела с укором.

– Опять я. – она вздохнула, откинулась на спинку стула, не отводя от Виктора взгляд.

– Я не хочу тебя видеть, – он опустил голову и прижал уже пустую бутылку ко лбу. – Уйди, ради Бога, не мучай меня.

– Хочешь, не хочешь, но я здесь, и никуда не уйду.

Они не любили друг друга, презирали. Он хотел от нее избавиться, знал, что это возможно, другие справлялись. Ее присутствие доставляло боль, пока она наслаждалась каждой секундой, проведенной в этой паре квадратных метров скверны.

– Зачем пришла?

– Как обычно – поговорить.

– Не о чем разговаривать, – буркнул он себе под нос и закурил. – Будешь?

Она молча кивнула. За ночь уходило по несколько пачек. Виктор отгонял мысли, что ему это нравилось. Единственный собеседник, как-никак.

– Ты сегодня какой-то угрюмый, – девушка ликовала от остроумия. – Как дела на работе?

Ее лицо озаряла юность, но в глазах плотно поселилась старость. Ему не требовались объяснения ее слов. Он хотел прогнать ее, но не мог. Бесспорно, она нуждалась в нем, а он в ней, как части неделимого целого.

– С каждым днем тяжелее, – Виктор тер глаза ладонями, – тело ломит, а голова постоянно болит. Я больше не могу, нет сил. Не помню, когда последний раз нормально спал. В горло кроме водки ничего не лезет.

– Все могло быть иначе, – она рисовала фильтром сигареты круги на заляпанном столе.

– Я… – он всхлипнул, – господи, если бы ты знала, насколько мне жаль.

Он закрыл руками свое обрюзгшее лицо и начал рыдать. Все, что копилось в нем, вырывалось наружу. Она — безучастно закинула ногу на ногу.

– Уж я-то знаю, – девушка глубоко затянулась, вытянула губы трубочкой и медленно выпустила дым, – кто может этим похвастаться? – она ткнула сигаретой в его сторону. – Правильно – никто! Ты раскаиваешься, но этого мало.

– Что ты хочешь? – он зарычал.

– Я? Ничего, – она пожала плечами. – Лично мне ты ничего не должен.

– А кому?

Она задумалась, помяла рукой шею и ответила спокойно, словно думала о чем-то другом:

– Миру.

– Я был неправ.

– Да, ты действовал в своих целях, хотел добиться успеха, удовлетворить жалкое самолюбие. Знаешь, я бы хотела, чтобы все случилось наоборот.

– Жаждешь моей смерти?

– Справедливости. Ты гниешь изнутри, – она заговорила сквозь зубы, а мимика лица изобразила эмоцию отвращения. – Неизвестно, что воняет сильнее – воздух здесь или ты.

– Ты всегда была слишком правильная! – он цыкнул. – Таких, как ты, не любят.

– Ха! Такие мерзкие люди, как ты, распределены по тюрьмам и мотают срок, мой милый. Подобные тебе – гнойные раны общества, место которым – грязные, вонючие клетки. Хуже, чем твоя квартирка!

Ее кулак гневно впечатался в стол. Виктору пришлось схватиться за хлипкую мебель, чтобы та не развалилась на части.

Совесть

– Купишь новый, – она ухмыльнулась.

– У меня нет денег, знаешь же.

– Тебе вчера выдали зарплату, не так ли? – удивилась она. – О, или ты ее уже просадил, пьянь?!

Она резко махнула рукой в его сторону, что представляло лишь иллюзию удара, некую материализованную оболочку вербального посыла. Ей не хотелось делать ему больно физически – она и не могла.

– Я кое-что купил, – он сглотнул, и звук отразился эхом в почти пустом помещении, – важное для меня.

– Что для тебя может быть важнее водки, а? Скажи! Может быть, еда или средства гигиены? Одежда или нормальное жилье? О, знаю! Ты купил прибор, возвращающий людей к жизни. Хотя, о чем это я? Твое существование важнее всего на свете, даже дружбы.

Очередная ухмылка. Знала, куда бить. Такое было у него наказание.

– У меня подарок, – она полезла в задний карман джинсов, – лови.

Небрежный бросок – и перед Виктором оказался белый плотный лист, сложенный вдвое.

– Откуда она у тебя?

Ей нравилось делать затяжку, нарочито медленно выдыхать дым и только после этого отвечать. Так ее слова приобретали непринужденность, чем еще больше его бесили.

– Из глубины памяти, дорогой.

Он взял лист и развернул. С фотографии пятилетней давности смотрели он сам, счастливый и веселый, и друг, обнимающий его за плечи. От снимка веяло теплом.

Она кивнула в сторону фото:

– У него сейчас могла быть семья, дети, понимаешь?

– Да.

– Красивый домик в благополучном районе, садик на заднем дворе, верный пес. Где это? Ты даже не удосужился прийти на похороны.

– Я не смог, – он задрожал.

– А что ты вообще можешь? – она опять смачно затянулась сигаретой. – Мало того, что принял неверное решение, да еще и не довел до конца. Как был трусливым ничтожеством, так и остался!

– Заткнись!

– Ты не был достоин той должности, которую занимал, не говоря уже о повышении! Понимал, что есть человек, лучше тебя, и ты убил его, но даже после этого ничего не добился. Знаешь почему? Потому что ты никто! Ноль!

– Закрой рот! – он подскочил к ней и начал душить. – Ты не имеешь права так говорить!

Он сжимал руки сильнее, но ее лицо оставалось спокойным без единой эмоции. Пронзительно она смотрела в ту душу, где от человека уже ничего не осталось. Она потушила окурок о его запястье.

– Ах, тварь! – он прижал ладонью место ожога. – Я убью тебя, клянусь!

Ее отчужденность раздражала его. А она безмятежно бросив окурок в пепельницу, откашлялась и тихо, произнесла:

– Чем? В твоей жалкой норе нет даже ножа.

Помедлив секунду, он вынул пистолет и направил на нее.

***

Выстрел.

Он вернулся на место. Мертвое тело оперлось о стенку стула, руки свисли по бокам, а на лбу появилась сквозная дыра. Кровь стекала по лицу. Он отвернулся.

Сегодня удалось уснуть.

– Ты мерзкий, – женский голос разбудил Виктора и вернул в затхлую реальность. – Его ты так же убил, мог бы что-нибудь новенькое придумать.

Обыденным движением женщина вытерла кровь со красиво очерченного рта и прикурила очередную сигарету. Через дыру в голове Виктор увидел стену. Тошнота спутала мысли.

– У меня кончились идеи, как от тебя избавиться.

– Никак. Ха! – она неприкрыто наслаждалась его ущербностью. – Только злить меня – прямая дорога к еще большим мучениям. Ты, видимо, не очень умненький. Ой, прости, я забыла, что да. Этот кусочек памяти вылетел вместе с мозгами. Продолжай, что ты там рассказывал, хотел сделать чего, не помню.

Девушка улыбнулась, подпирая голову ладонями – как это делают дети, слушая интересную сказку.

– Если бы не ты, все получилось…

– Не смеши! Большая власть в неумелых руках – это как посадить ребенка за руль движущегося автомобиля. Он попытается сделать пару неловких действий, но, прости господи, до первого столба.

– Ты!.. – он попытался возразить, но бесполезно.

– Мне действительно противно. Ты лишился всего не из-за меня, а потому, что трус и слабак!

Виктор пытался закрыть руками уши, но эти слова не заглушить, они звенели в его голове: «Слабак! Трус!»

«Убийца!»

Не выдержав, вновь схватил пистолет.

Выстрел.

Она вздрогнула на долю секунды. Его ослабленное тело сидело на стуле, будто он задремал.

– Сладких снов.

Она закурила последнюю сигарету и направилась к выходу. Обернувшись, покосилась на труп и добавила:

– А я говорила, что совесть тебя замучает.

Автор рассказа: Дарья Острин

Канал Фантазии на тему

Ссылка на основную публикацию