Григорий Викторович уселся поудобнее и отхлебнул растворимого кофе, этого символа дешевой торопливости нашего века. Побарабанил пальцами по столу, потер лицо. Открыл пасьянс, посмотрел на него и закрыл, не начиная. С явным отвращением на лице ткнул мышкой иконку. На мониторе высветился постылый логотип информационной системы, и Григорий, вздохнув, с сожалением отставил пустую чашку. Когда только успел допить? Вроде, только что наливал…
Больше откладывать было нельзя, и он взялся перепроверять данные.
Глупость и тупость! Кладовщик, кретин допотопный, мамонт стоеросовый, что-то там такое криво внес в базу, а теперь у бухгалтерши, истеричной дурищи неопределённого возраста, не сходится что-то там отчетно-годовое, очень важное… Но исправлять дело ему, Григорию. Надо вручную проверить данные со склада за два месяца, ведь раньше никому дела не было до того, что там сходится-не сходится…
Цифры, цифры… Верные, верные, и тут все правильно… А тут? Григорий открыл замусоленную тетрадь, прищурился. Кладовщик писал так, словно когда-то он был врачом!
Все верно…
Через десять минут Григорий почувствовал себя школьником в борьбе с домашней работой по какому-нибудь скучному предмету. Множество мыслей лезло в голову, кружили, несли…
Новый год на носу, а елку еще не поставили…
Да и для кого её ставить, если Верка, сучка, не дает сына на праздники…
И Лизка все намекает, что мол, полгода уже спим вместе, пора бы уже и предложение делать…
И новогоднюю премию, похоже, срежут…
Последняя мысль привела Григория Викторовича в рабочее настроение, и он еще минут двадцать прилежно щелкал мышью и шуршал тетрадкой в поисках расхождений.
Потом еще пару минут думал о своем, по-прежнему покручивая колесико мыши туда-сюда. Потом откинулся на спинку кресла.
Пришла мысль о том, что вообще-то хорошо бы этой крашеной мымре, бухгалтерше, самой этим заниматься. В конце концов, это её отчеты не сходятся. И кладовщику тоже.
Посадить эти два кадра, которые, по меткому выражению, решают всё, и пусть решают. Всё.
Эти нарешают. Один до сих пор не освоил хитрое искусство копирования файлов, другую в оторопь приводят формулы в экселевских таблицах…
Увы, спихнуть работу не на кого.
Григорий встал и пошел налить себе ещё кофе. Вернулся, сел за стол, машинально глянул в угол экрана на часы.
Оказывается, прошло уже полтора часа. Куда только делось?
И за окном уже темно. Зима, темнеет рано, люди превращаются в жителей тьмы — утром темно, днем работа, вечером темно. Вся жизнь в темноте, потому что какая же жизнь на работе?
Григорий огляделся по сторонам, и вдруг показалось, что в здании больше никого.
Тишина и пустота.
Только здесь горит свет.
Мороз.
Ночь.
Одиночество.
Григорий зябко передернул плечами, подошел к окну. На улице темень непроглядная, и почему-то не видно даже фонарей вокруг. Словно бы здание стоит посреди ледяной пустыни, даже слышен заунывный стон ветра.
— Померещится же такое, — пробормотал Григорий, потер рукой лицо, нащупал вечернюю щетину, поморщился. Вспомнил, как Верку всегда раздражала даже самая крошечная щетина, приходилось бриться каждый день, отчего лицо по утрам мерзло даже от самого небольшого ветерка.
— Может, от этого мы и разошлись? — пробормотал он сам себе. — Её раздражала щетина, меня постоянное раздражение. Раздражало раздражение.
Григорий Викторович нервно хихикнул, смех прозвучал в тишине неожиданно громко, и Григорий смутился от нелепости ситуации.
— Не может же быть, чтобы никого не было… — он хотел сказать это громко и решительно, но получилось тихо и хрипло. Но тут же, словно в ответ на его слова, за дверью послышались шаги.
Григорий увидел сам себя со стороны — стоит и пялится в окно, вместо того, чтобы срочно искать неточности в данных.
Бросился было к столу, но не успел. Дверь открылась и вошел какой-то мужик, здоровенный, в пахучем тулупе и валенках. На его лице красовалась картонная маска, изображающая собаку, почему-то желтую.
— С наступающим! — рявкнул мужик, так решительно, что Григорию почему-то захотелось встать по стойке смирно, хотя он ни дня не провел в армии.
— Э… — протянул он в ответ, — И вам того же.
Хриплый шепот из голоса ушел, зато появилась блеющая робость. Григорию стало противно от самого себя, и он разозлился на мужика. Кто он такой, чего ему тут надо?
Но прежде, чем он успел задать вопрос, мужик сунул руку за пазуху и достал оттуда блокнот. Всмотрелся в написанное сквозь дырки в картоне, повертел бумагу так и сяк. Сунул блокнот Григорию.
— Глянь, тут про тебя написано?
Написано было про него. Фамилия-имя-отчество, адрес, место работы…
Григорий кивнул.
Мужик забрал блокнот и засунул его за пазуху. Потом схватил Григория за правую руку и потряс.
— Будем знакомы! Бобик!
Ладонь у мужика оказалась широкая, мозолистая и очень сильная.
— Гри… — начал было отвечать Григорий, но мужик немедленно перебил:
— Да, знаю я, знаю. Пошли, — и, отпустив руку, снова полез за пазуху. Вынул оттуда еще одну маску, сунул Григорию.
— Надевай и пошли.
— Куда? — маска выглядела глупо и странно. Еще одна собака, черная с вислыми ушами.
Бобик промолчал и подошел к двери.
— Что вообще происходит?! — почти выкрикнул Григорий, и Бобик пожал плечами.
— Ты как знаешь, а мне пора. Ты только без маски не выходи, — мужик понизил голос до шепота. — Не надо, Гриша.
Почему-то от этого шепота пробрал холодок, Григорий оглянулся на окно, в котором по-прежнему была чернота, вслушался в тишину. Услышал лишь удаляющиеся шаги Бобика, который, собака такая, пока Григорий вертел головой, успел открыть двери и выйти.
Шаги затихли, и вернулась давящая тишина. Аж в ушах зазвенело.
Григорий подошел к столу, глянул на монитор. Там вертелся скринсейвер, новогодние шарики, мишура и огоньки, Григорий сам недавно его скачал.
Протянул руку шевельнуть мышку, чтобы оживить компьютер, но вспомнил про работу и остановился.
Происходило странное, пугающее, но необычное… Неужели надо вернуться и ковырять строки таблиц в поиске позапрошлого месяца? А потом вечером выслушивать намеки Лизки о свадьбе и семье и выдумывать ответы, чтоб не обидеть и не обещать жениться… Потому что, положа руку на сердце, у Лизки, конечно, классные сиськи, но характер у неё — прямо как у Верки, с которой Григорий развелся, и жениться на другой такой же не хотел. И Верка, сучка, как чует, звонит с какими-нибудь глупостями прямо во время секса с Лизкой. А не берешь трубку — сперва долго звонит, а потом перезванивает еще раза три.
Григорий отошел от стола, повернул маску в руках так, чтобы смотреть ей прямо в глаза.
— Наверное, — прошептал он, — это просто я. Я выбирал и Верку, и Лизку, и даже работу с истеричкой-бухгалтершей и дундуком-кладовщиком. А ведь есть еще хам-директор и кретины-коллеги… А значит и я — такой же.
Он покивал сам себе маской, так, чтобы казалось, словно маска соглашается.
— Маски, маски, — продолжил он шептать, — Лизка носит маску милой девочки, чтобы заманить меня, я ношу маску веселого парня с перспективой достатка, чтобы трахнуть Лизку…
Маска снова кивнула, и Григорий решился.
— Маски прочь! — выкрикнул он, и надел её на лицо. — Отныне только честность!
Сквозь дырки в картоне было видно не очень хорошо, стало понятно, почему Бобик не мог прочесть свой блокнот. Зато теперь понятно, куда идти.
Григорий хихикнул и услышал, что маска исказила звук до смешного тявканья.
— С наступающим годом, собаки! — крикнул он открывая двери.
Темный коридор, темная лестница вниз. Туда, туда, смотреть вовсе не надо!
С каждым шагом становилось больше запахов и звуков… И в середине лестницы пришло понимание того, что происходит, но Григорий даже не остановился.
Только засмеялся-пролаял:
— Прочь собачью жизнь, буду собакой! — и выбежал прочь.
На улице ждал Бобик, здоровенный лохматый барбос странного бело-желтого цвета. Он радостно вилял хвостом, а вокруг была ночь, наполненная запахами и движением, и можно было бежать, бежать сквозь тьму, наслаждаясь бегом, а не гоняясь за маской счастья, под которой окажется очередная мутная и дешевая картонка…
* * *
Григорий Викторович вздрогнул и проснулся. В ушах еще стоял шелест ветра и скрип снега под подушечками лап. За окном весело горели гирлянды на магазинах, жужжали моторы машин. С календаря на стене на Григория смотрел здоровенный лохматый бело-желтый пес. Наверное, кто-то повесил новый календарь, кажется, еще вчера там висел петух…
Григорий посмотрел на часы, поднялся и пошел собираться домой.
В комнату вбежала Рита, бухгалтерша, и Григорию стало кисло. Ужасно не хотелось объясняться, ведь он ничего не нашел, и при этом не хочет оставаться после работы, искать её дурацкие нестыковки… Он даже попробовал разозлиться, чтобы легче было противостоять её напору, но злости не было.
Вместо злости вспомнился сон. Или не сон…
Григорий поднял руку почесать нос и вспомнил ощущение маски на лице.
Сон-не сон… Прочь маски…
Григорий снова знал что делать.
И на улице метель, и темнота, и запахи…
Он сунул руку за пазуху, достал блокнот, открыл на первой попавшейся странице и сунул Ритке.
— Глянь, тут не про тебя написано?
И с радостью смотрел, как вытягивается удивлением её лицо.
источник (с разрешения автора)
Загрузка...
