Попутчица (2)

Девушка смотрела доверчиво и удивлённо.

— Вы фокусник?

— Это у меня после «солнечного удара», — объяснил он. И добавил, — Прочитанное в книге случилось со мной в жизни, с небольшими отличиями, конечно.

Потянуло на откровения: купе-то пустое. Новые пассажиры когда ещё подсядут. А это знак.

Где-то в уголках сознания хранится нечто, пункт, подобный черному треугольнику, нажми на который — и с диска памяти начнет считываться история отношений, история любви, порой едва начавшаяся, порой грустная, порой смешная, слишком откровенная в близости или чуть угадывающаяся в редких строчках писем, написанных от руки.

***

Проводник принес чай.

Ещё не наступило то время, когда вместо скатерти расстилается газета, достается снедь, крошится хлеб под перочинным ножом и накрытие стола венчается невинной бутылочкой водки, совершенно случайно оказавшейся в чемодане одного из пассажиров.

Попутчица (1)

Купе, в котором только двое, внимание и доверие в женских глазах напротив, перестук колес и остановившееся время.

Можно начинать.

***

«Это случилось коротким жарким летом в одном закрытом городе, где я провел три года, ну, скажем так, в длительной командировке, лет двадцать назад, и влюбился.

А то, что это было не просто увлечение, я, наверное, понял, когда солнечным воскресным утром стоял у «стекляшки» и ждал. Так она назвала прозрачную остановку общественного транспорта, где назначались наши свидания. Череда прошедших без нее тускловатых дней завершилась наконец днём встречи.

Прозрачный воздух, голубое небо, белизна редких облаков, зелень газона в скверике гармонично дополняли друг друга. Похоже, и серый асфальт вписывался в эту гармонию. Возможно, мне так только казалось, но как могло быть по-другому, если по серой дорожке, на фоне зелени газона, в белом платье шла она.

В ней мне нравилось всё: даже черты, ну никак не претендовавшие на совершенство — и угловатая неторопливость походки, и крошечные оспинки на левой щеке — след перенесенной ветрянки, и вздёрнутый кончик носа, реагирующий на улыбку смешным кивком. Обычно неразговорчивый, я находил массу тем для бесед, историй, анекдотов и, слыша её смех, я рассказывал ещё и ещё. Одиночество в этом городе, ставшем моим пристанищем на три года, уже не тяготило меня.

«Нет, не она», — девушка в белом прошла мимо: утреннее ожидание только усиливало радость встречи.

Прошел, однако, уже час. Солнце перестало ласкать, лучи стали жёстче, предупреждая: могу и обжечь. Теперь в каждой женской фигуре, издалека идущей к «стекляшке», я видел её черты, но тут же понимал, что обманывался. Она оказалась рядом совершенно неожиданно, в окне подкатившего автобуса, и я едва не пропустил её. «Что же, тем интересней будет рассказ об ожидании и о солнечном предупреждении», — осталось только ощутить её маленькую, твердую ладонь в своей. Вот и последний пассажир вышел. Но где же она? Верно, стоит уже сзади и смеётся над моей растерянностью.

Но и сзади её не было. Её профиль оставался там же, за стеклом автобусного окна. Она слегка покачала головой из стороны в сторону.

«Нет!!!»

Автобус, чихнув выхлопом, увез её из моего сегодняшнего дня. Успеть заскочить в закрывающуюся дверь можно, но… моя любимая была не одна!! И черты лица её спутника насторожили меня схожестью с её лицом. И это была не схожесть, передающаяся из поколения в поколение, а та, по которой мы неосознанно ищем подругу или друга на всю жизнь.

Разочарование настолько быстро сменило радость, что пришлось даже присесть на облупленнный конец деревянной скамьи. Солнце жгло немилосердно. Предстояло прожить этот так чудесно начинавшийся день, а как, я тогда не знал. Как прожить жизнь, приблизительно знал, а вот день решительно не представлял.

Некоторое время я видел перед собой только серый асфальт тротуара, по стремительно нагревающейся поверхности которого я шел, верней, плелся к себе. Вернувшись, осмотрел свою комнату, убранную вчера с особой тщательностью, подержал в руках купленную заранее бутылку вина, открыл, выпил немного, подождал. «Сегодня её не будет, но может, завтра, послезавтра, через неделю мы всё-таки увидимся?» — разгоряченный, раздосадованный, я пытался прийти в себя. Прохлада нескольких глотков вина подействовала неожиданно: капля вина причудливой кляксочкой отметилась в углу чистого листа, приготовленного для работы, но на котором в этот «переживательный» момент стояли два частых спутника переживательных жизненных моментов — бутылка и стакан. Соседа, обещавшего вернуться только завтра, чем он обрадовал меня с утра, не было.

Я извлек лист из-под предметов, написал дату в правом верхнем углу и первую строчку: «Знакомо ли вам…», потом ещё строчку, ещё; далее последовал другой лист. Делясь душевными переживаниями с бумагой, я заметил, как понемногу слабел сердечный дискомфорт, что было отмечено очередным глотком вина и очередным листком, впрочем, довольно быстро исписанным. Дав волю своим душевным переживаниям, но уже описывая их как бы со стороны, я так увлекся, что в конце последней фразы «… не хотел жить…» после многоточия чуть не написал редакторское: «Ах»!

Вино, приготовленное для двоих, закончилось. Перечитав написанное, проставив запятые и почувствовав себя постаревшим на десять лет, потащился за конвертом, окунувшись в душную, шумную, ставшую чужой атмосферу города. Прорезь почтового ящика с трудом пропустила пухлую корреспонденцию: она получит письмо.

Вспоминая потом вместе со мной эту историю, после простого и милого объяснения, она смеялась, а я говорил, что чуть не получил «солнечный удар».

Я был счастлив!

Но настоящее закончились, а начаться будущему мешало прошлое. Но ничего не мешало писать письма».

***

Видя внимание и участие в глазах напротив, человек вспоминал мельчайшие подробности того жаркого дня и следующих за ним. Однако последовала пауза.

— Не утомились ли вы? — спросил он.

— Нисколько, но подождите меня, — и, отложив книгу, девушка вышла. Вместо закладки лежал сложенный лист бумаги. Лист был чистым. Достав ручку, он быстро написал несколько предложений и, свернув лист так же вдвое, вложил в томик. Визитку, повертев, оставил в кармане…

Дождавшись её возвращения, он решил, что теперь его очередь прогуляться до тамбура. Выйдя из душноватого купе, пассажир с удовольствием задержался у приоткрытого окна в коридоре. Рельсы соседнего пути струились рядом двумя стальными ленточками.

«Близость? Странно, но воображение тогда не рисовало никаких предполагаемых картин. Пока бокал полон, желания наполнить его полнее ведь нет. Чаша счастья была до краев наполнена ее походкой, жестами, смехом, улыбкой, разговором или молчанием. И у него всегда что-то находилось, чем увлечь ее — рассказом, беседой, прогулкой: бокал не пустел. Лёгкое головокружение от её особенного прикосновения: «Сегодня можно все?» Чуть заметный кивок: «Сегодня можно все». Бесконечность вечера и ночи того «сегодня». Была слеза на её оспинке на левой щеке и было «Ещё…», произнесённое горячими губами, пока эта слеза, его слеза катилась по её лицу. И это под утро, уже без сил».

«Почему всё дорогое, светлое и чистое мы связываем с женщиной?» — размышлял он, глядя, как ленточки рельс удваивались, разбегались в стороны, сходились, вновь удваивались, уже медленнее, множились и, наконец, неторопливо расползались без всякого счета между появившимся светофорами, стрелками, отдельно стоящими вагонами, и исчезли под длинными составами в проёмах показавшейся вокзальной платформы. Поезд замедлил ход, дрогнул и замер.

***

«Случалось ли вам когда-нибудь в толпе, сутолоке, да бог знает ещё где, встречать взгляд ясный и чистый. Видение мимолётное, один миг, но столько в нём любви, понимания и ещё какого-то неизъяснимого чувства, что долго стоите вы заворожённый, забыв о привычном, ставшем вдруг серым для вас мире. Что это было? Воспоминание далёкого, единение душ? А может, это жизнь, судьба ваша несостоявшаяся промелькнула в этих глазах напротив? Не знаете вы, но помните этот взгляд до самой смерти.

Вам от С.А.»

Ни даты, ни подписи.

Юная женская рука, тонкая в запястье, медленно свернула листок обратно вдвое.

***

Человек у окна торопливо вернулся в купе. Его соседка была собрана и готовилась покинуть купе.

Они попрощались, сказав друг другу несколько слов, наверное, не те, что хотели сказать, и какие надо было сказать, но они так и не были произнесены, бог знает по какой причине.

В купе, шумя, загружались другие попутчики. Пассажир с сожалением перевесил пиджак, привычно похлопав по карманам, подвинулся ближе к окну: газета похоже сейчас пригодится.

***

«Симпатичная девушка. Даже грустно как-то без неё. Зато время прошло. Повезло с попутчицей», — думал он, приглядываясь к новым соседям. Новые — трое, похоже, командировочные из какого-нибудь закрытого «ящика», и едут привычным маршрутом. Торопливо рассовали вещи по полкам, оставив спортивную сумку на верхней полке. Присели, передохнув и перебросившись несколькими фразами меж собой.

— Доставай, — скомандовал самый старший из них, и молодой малый, привстав, подвинул сумку ближе к себе. — Тут книжка какая-то. Не ваша? — обратился он к пассажиру. — Бунин.

Человек у окна задержался с ответом.

— Ах, да! — протянул руку и, извинившись, вышел из купе.

«Как же так?!» — раскрыл, тряхнул томик. Пусто.

Но на обратной стороне обложки красивым женским почерком, хоть и наспех, было написано несколько строк: «Спасибо за путешествие и за письмо. Книжку оставьте себе. Думаю, вы уже нашли её. Вспоминайте. Лена»

***

Экран потух, затем снова засветился.

— Теперь жди, что ответят. Отнеси меня, пожалуйста, на стадион. Подышим, я включу шагомер — походим лучше там. А то ходил бы без меня по редакциям…

Автор рассказа: Александр Я.

Ссылка на основную публикацию