Таня со злостью отшвырнула книгу в сторону. И зачем она ЭТО только что прочитала? Некий американский писатель проникновенно рассказал трогательную историю о несчастных пакистанских женщинах. Бесправные и безгласные, они должны были целыми днями заботиться о доме, воспитывать детей, готовить еду и крутиться вокруг злобных мужей. Злобные мужья только и делали, что работали с утра до вечера, а вернувшись в дом, поколачивали несчастных пакистанских баб.
Очень грустно, очень. И так жалко этих бесправных теток. Прямо – беда, и сердце – напополам! Тысячи трогательных отзывов. Море слез. И только единицы задали вполне разумный вопрос: а за что мужиков-то костерят? Что они делают не так?
Таня руку на отсечение дала бы – наши, русские женщины этот вопрос задали, больше некому. Их-то не принято жалеть: равноправие! Принято считать нашу сестру сильной и терпеливой: кони с избами горящими – притча во языцех!
Наши так же заботятся о доме, воспитывают детей, готовят еду, стирают своим мужьям портки… И поколачивают наших не меньше, а уж поболе, чем некоторых. А самое главное – наши вкалывают на работе, ко всему прочему, и даже не на одной, а то и на двух. Некоторые и на трех умудряются, пока супружники на диванах возле телика «отдыхают», а то и в пивнушках штаны просиживают! Ну, кто пожалеет русскую бабу? Или необязательно? Русская баба – конь, и без всяких жалельщиков управится?
Татьяна поэтому и не выходила замуж. Нет, она не была феминисткой или ярой ненавистницей материнства. Просто так решила еще в юности, насмотревшись на поведение собственного папеньки. Сколько лет прошло после войны, когда погибли сотни тысяч мужчин, и женщины берегли каждого из оставшихся в живых. Герои! К каждой единице мужского пола было приставлено несколько нулей, на вес золота они стали! Но…
Война давным-давно прошла, и численность мужская восстановилась, а нули никуда не исчезли! Мама Танина сдувала в папы Коли пылинки, будто папа Коля позолоченный! Она вскакивала в пять утра, доила корову, выгоняла в стадо. Потом бежала топить печь – быстро, чтобы успеть нажарить блинцов, да заодно и чугунки ровным строем на под выставить.
Тут же творила тесто, бегала за водой, успевая по пути нарвать зеленухи с грядки, да яиц из-под куриц пособирать. Пока папаня почешется только со сна, у мамы и стол накрыт, и блины стопочкой, только со сковороды сняты, топленым маслом сверху политы: кушай, Коленька, родной!
Коленька, морду неумытую скривив, за стол усядется и команды раздает:
— Дай, подай, принеси, чаю налей, сахару мало, или много…
И все словечками сыплет, уху приятными: стерва, да курва, да гадюка, да…
Таня с отцом завтракать не желает. Раньше вместе с матерью вскакивала: помочь ей по хозяйству, а потом перестала. Видеть папашу не желала. Пусть мама одна перед ним прыгает! Таня ждала, пока отец позавтракает и выйдет из избы, и только потом заходила в кухню. Она все чаяла увидеть заплаканную, обиженную маму. Нет. Мама вела себя, как обычно, будто ничего такого не случилось. Мыла посуду в широком тазике, напевала что-то веселое себе под нос, здоровалась с Таней и наливала дочери в чашку парное молоко.
А потом мать убегала на работу. Вернувшись, благодарила дочку:
— Уф, спасибо, милая.
Конечно, спасибо. У Татьяны дома – порядок. И грядки прополоты, и воды для скотины притащено. И дрова наношены. И пятерки из школы притащены. Таня в маму пошла – совесть пропивать некогда! А вот папаше места для совести не нашлось. Он являлся в дом поздно, и чаще всего – на рогах! Шофер, говорят, профессия денежная и почетная. Только не для Коленьки. Коленька, если и калымил где на стороне, то жене ни копейки не давал. Любовница дороже.
Господи, какой стыд! Татьяна однажды увидела родного предка на деревенской улице. Коленька, ухарь, щеголь (мать сама в обносках, а муженьку аж в городе одежу покупала) дамочку из конторы подвозил. Похохатывал, ус на палец накручивая, дамочку за попу подталкивал в кабину грузовика. А та – хи-хи-хи! Ха-ха-ха!
— Ой, Коля! Ой, Коленька! Ах, хулиган!
Татьяну чуть не вывернуло наизнанку. Это значит, пока батюшка кобелирует, им с матерью одним придется картошку копать. И хлев чистить. И дрова колоть. Все им одним! А папа занят. Папа работает. Вот какой молодец, наш папенька! Мама была ослеплена своей любовью. Она не хотела видеть правды. Наверняка, люди пытались ей открыть глаза, но она ничего не хотела знать!
Отец Коля являлся поздно или вообще под утро. Всегда – пьян. Мама спешила его накормить, но того уже, наверное, где-то покормили. В мать летели сапоги. Часто отец бил ее по лицу. Она, как битая собака, забивалась в угол. И – ни слезинки. Принимала, как должное. Еще и Бога благодарила за то, что у нее такой красивый мужик. Ни у кого в деревне такого не было. А у мамы – был!
Когда Татьяне исполнилось восемнадцать лет, она решила уезжать. Надо было поступить в училище, получить профессию. Найти работу – много хлопот. Мама вручила Тане маленькую пачечку денег – всю жизнь копила для дочери. Отец попытался обнять – Таня увернулась от его объятий. Ничего говорить ему не стала, а на душе накопилось многое. Но зачем? Вывалить ушат помоев несложно. И уехать несложно. А отдуваться за дочь будет мама. Таня и не стала.
Зато выбить все стекла в доме любовницы папы Танька успела. Не удержалась. Пусть ночку посидит, подумает. Тане хотелось и дом поджечь, но… Грех на душу Татьяна брать не стала: толку? Половину поселка придется поджигать: у папеньки везде сударушки. Пусть живут. А мама? А маму Татьяна заберет с собой, когда встанет на ноги!
Годы пробежали, как птицы. Таня выучилась, повзрослела, окрепла, много чего добилась. Она жила в просторной квартире, работала мастером производства, слыла строгим, но справедливым человеком. Только маму перевезти к себе ей так и не удалось. Мама уезжать из родного села категорически не согласилась.
— Здесь моя Родина, здесь мой дом, здесь ты выросла. И на кого Колю оставить? Болеет ведь, — так она сказала Татьяне в последнюю их встречу.
— Мама, да ты с ума сошла! Нафиг он тебе сдался? Он же об тебя ноги вытирает! – Таню трясло, колотило. В сторону комнатухи, где умирал от цирроза отец, Таня даже не взглянула.
Мама, постаревшая уже, сама не здоровая, потупила глаза, разглядывая рисунок на чистеньком фартучке:
— Ты бы дочка не судила отца. Нет у тебя таких прав. Он – мне муж. Тебе – родной человек! Не нам судить. Наша судьба такая, и нечего против судьбы идти. Я всю жизнь Колю любила, и на том свете с Колей буду.
— Так ведь он тебя по стенке размазал, мать! – закричала Татьяна, — он же тебя с г…м смешал! Ты что?
— Я никогда не брошу Колю. Все, Таня, все!
На похороны отца Татьяна не приехала.
«Туда ему и дорога»
Мама, освободившись от «любимого», все равно не пожелала жить у дочери.
— Я привыкла тут. Здесь и стены помогают, — отмахивалась она.
Татьяна только и могла, что привозить лекарства и помогать финансово. Но мама чахла на глазах. На этом свете без мужа она не зажилась – умерла через два года, слезно упрашивая дочь похоронить ее рядом с мужем. Таня долгое время потом, приезжая на ее могилу, специально, демонстративно, ухаживала только за этой могилой. Отцовская зарастала бурьяном. Люди качали скорбно головами ей вслед. А Татьяна не обращала на немые упреки и сплетни никакого внимания. Уж слишком сильна была в ней обида.
С годами она так и не смирилась, гордость не позволяла. И завести семью так и не пожелала. А зачем – ей и так было хорошо. Пусть мужики изгаляются, сколько угодно, над своими женами и детьми, Таня будет жить только для себя. У нее не было подруг, они ее раздражали глупыми вопросами:
— А как же ты живешь без любви?
Прекрасно! Зато подруги бесконечно жаловались на обман, предательство, побои, маленькие зарплаты, пьянство…
— Почему вы не бросите своих мужей? Почему вы мучаетесь?
А подружки хлопали глазами.
— Так надо!
— Кому?
— Такова жизнь!
Таня вздыхала и заносила в черный список в своем телефоне очередную фамилию. Она стала старше. У нее было все. А еще Таня нашла ответ на свой вопрос, почему. Потому что, женщины сами позволяют к себе так относиться. Сами! И никто в этом больше не виноват! Мужчины – это большие дети, и если им не указать границы, они будут проверять – где же переполнится чаша женского терпения.
Но чаша женского терпения, наверное, бездонная.
В последний раз Таня была на кладбище в этом году. Не выдержала, скосила бурьян с отцовской могилы. Поставила свечку при храме. Попросила прощения, помолилась, помянула родителей. Видно, она не в праве их судить…
Ночью Татьяне приснился сон: папа и мама вместе, рука об руку. Молодые, красивые, счастливые. Отец поцеловал Таню в лоб:
— Все правильно, доченька! Все правильно!
— Ты с мамой? В раю? Но почему?
Отец глядел кроткими глазами, полными тихой радости. А мама ответила:
— Я отмолила его грехи, Таня. Отмолила. Предназначение наше такое женское – спасать души близких… Любовью своей спасать.
—
Автор рассказа: Ирина Акимова
Канал Фантазии на тему
Загрузка...
