Ирбис

По долине вдоль реки Баксан шла женщина. Её длинные рыжие волосы были собраны в высокий хвост, шаги легки и пружинисты. Плечи оттягивал огромный рюкзак, но она будто не чувствовала этого веса. Женщина напоминала стройную, упругую серну. Сложно было догадаться, что ей под пятьдесят. Звали её Вероника.

Раньше Вероника всегда привозила семье что-нибудь из местной флоры: шишки, сушёные цветы, травы в чай. Она собирала мелиссу и одуванчики, взбиралась на деревья и никогда не жаловалась на длинные маршруты, натёртые ноги или на то, что стирать и купаться приходится в речке. Леса и горы словно были для Вероники вторым домом.

***

Тринадцать лет назад, зимой, Вероника совершила своё первое восхождение на Эльбрус. Группа собралась небольшая, но разномастная: невысокий, плотный инженер Семён, машинист Сергей, смешливые социологи Надя и Даша, домохозяйка Ира, которой поездку в горы подарил муж. И Никита Батяев, который сразу привлёк внимание всех. Он был спасателем. Сергей знал Никиту, они и раньше ходили вместе в походы. За чашкой кофе у костра Вероника услышала, что Никита не раз вытаскивал людей из расщелин и лавин. Сам однажды попал в лавину, сломал челюсть, поэтому она была немного кривовата, а от нижней губы к подбородку спускался небольшой шрам. Сейчас ему было сорок, но выглядел альпинист постарше. Полностью седые, но густые волосы ниже плеч он собирал в хвост. Возле глаз и на лбу пролегли заметные морщинки. Никита был угрюм, молчалив, и многие избегали смотреть ему в глаза — один полностью голубой, другой с янтарным пятнышком у зрачка. Пронизывающий, суровый, немного хищный взгляд.

Вероника его не боялась. Она чувствовала, что этот человек не зол. Но было в нём что-то, чего она не встречала раньше. Молниеносная реакция, удивительные память и наблюдательность, светлая, непоколебимая преданность. Обычно Никита открывал рот, чтобы с кем-то не согласиться, и за словом в карман не лез — говорил напрямую то, что другие лишь думали. Но в критический момент именно он оказывался рядом первым. Даже гиды прислушивались к нему.

Эльбрус не покорился Веронике. На высоте четырёх тысяч метров силы оставили её. Дышать становилось всё сложнее, глаза слипались. Хотелось лечь и больше никогда не вставать.

Одна из главных задач гида — вовремя заметить опасные перемены в состоянии клиента и развернуть его обратно, пока есть возможность спуститься. Но плохое самочувствие Вероники первым увидел Никита.

— Ты не дойдёшь до вершины. Тебе надо возвращаться.

Вероника упрямо замерла на месте.

— Нет. Мне нужен только небольшой привал.

— Привал не поможет, — возразил товарищ.

— Я обещала дочке фото с вершины! — с отчаянием произнесла Вероника.

— А мама в гробу ей бонусом пойдёт? — спросил Никита. — Даже если доберёшься до верха, вниз сойти не сможешь. Ты умрёшь, понимаешь? Разворачивайся, я доведу тебя в лагерь.

Слова о гробе отрезвили Веронику. Она вопросительно повернулась к гидам.

— Ника, Батяев совершенно прав, — сказал один из них. — Гарантии успеха нет, ты знаешь об этом. Я не могу рисковать твоей жизнью, да и другими тоже. Возвращайся, Никита тебя проводит.

— Правда, Верчик, не упрямься. Зачем так над собой издеваться? — вступила Ира.

— Мы уже потеряли кучу времени, пока с тобой препирались, — раздражённо заметил Семён. — Ты всех задерживаешь!

— Пыл поумерь! — осадил его Никита. — У тебя времени будет хоть отбавляй.

Семён удивлённо заморгал, но за горными очками этого никто не увидел. Расстроенная Вероника подчинилась.

До лагеря они спустились молча, только Батяев периодически спрашивал о её самочувствии. Ника отвечала односложно. Она понимала, что достигла своего предела, и это причиняло ей самую большую боль — ведь она верила, что может преодолеть всё. Сойти с дистанции, пройдя её бо́льшую часть, да ещё первой… Не только холод, но и стыд окрасил её щёки в ярко-розовый цвет. Столько усилий, денег, надежд — и зря.

В лагере Веронику напоили горячим чаем, налили ей миску куриного бульона с варёным яйцом и зеленью. Поужинав, она ушла к себе в комнату и пролежала там, отвернувшись к стене, до возвращения команды. Первым пришёл Семён — он покинул маршрут вторым, не дойдя до вершины всего ничего. Его привёл второй гид. Вероника слышала, как инженер честил гидов, Батяева, Эльбрус, альпинизм и всю систему восхождения, но внутри было так пусто, что она ничего не ощущала. Ещё хуже стало, когда вернулись покорившие гору девчонки. Оживлённые рассказы, участливые взгляды… Изо всех сил Вероника заставляла себя порадоваться за них. Ира, Даша и Надя поняли, что их общество сейчас для неё в тягость, и на следующий день прямо с утра оделись потеплее и пошли пить кофе на террасе, где им никто не помешал бы обсудить всё, что хочется. А к Веронике заглянул Никита.

Она снова лежала лицом к стене. Батяев тронул её за плечо.

— Ты зря так себя казнишь, — сказал он.

Вероника обернулась. Она хотела ответить: «Легко тебе говорить!», но осеклась. Никита был в толстом свитере из серой пряжи, который делал его плечи ещё шире. Волосы распущены, блестят и слегка вьются. Лицо загорело. Он чем-то напоминал индейца, и только сейчас она заметила, как красив этот мужчина.

— Я принёс тебе одну вещь, — промолвил Никита и положил на тумбочку книгу в потёртом переплёте.

Вероника взяла её, чтобы рассмотреть получше. Анатолий Букреев и Г. Уэстон Деволт, «Восхождение».

— Это про трагедию на Эвересте в мае девяносто шестого, — сказал Батяев. — Слышала о ней?

— Нет.

— Если ты хочешь ходить в горы, ты должна о ней знать.

Она повертела в руках издание. От «Восхождения» исходил сладковатый запах старой бумаги.

— Похожа на библиотечную.

— Нет, это моя.

— Я не успею прочитать её до отъезда.

— Не надо возвращать. Пусть будет у тебя. Чего бы ты ни хотела добиться, не забывай о том, что нет ничего дороже твоей жизни. И твоей дочери будет совершенно всё равно, покорила ты вершину или нет, если ты на ней и останешься.

Вероника невесело засмеялась.

— Раньше мне было стыдно, что я выдохлась раньше всех. Теперь мне стыдно ещё и за то, что стало стыдно.

На лице Никиты промелькнула тень улыбки.

— Я не стыдить тебя пришёл. Я многих вернул с того света и ещё больше вернуть не смог. Ты должна стремиться к вершине сердцем, но если ты не дойдёшь до неё, тебе должно быть плевать.

Он встал. Когда его ладонь повернула дверную ручку, Вероника сказала:

— Хорошо.

***

После был Мезмай. Потом Чегет, где Вероника снова пересеклась с Никитой, Серёжей и Дашей. Стояло лето. Ника собирала стебли, травы, листики, цветы и плела из них украшения. Она принесла с собой глину и лепила бусины, которые потом обжигала на солнце и декорировала ими браслеты и ожерелья. Рассветы и закаты она встречала на камне, расчёсывая свои длинные, разбавленные серебром рыжие волосы.

— Ведовствуешь? — как-то окликнул её знакомый голос.

Никита стал ещё более загорелым. Он часто ходил в одних свободных холщовых бриджах, и его стремительные, выверенные движения напоминали тигриные. Вероника старалась не заглядываться на него: она всё ещё была замужем. Но не смотреть на Никиту было невыносимо, и Вероника просто протянула ему ожерелье из сухих и зелёных стеблей:

— Жизнь за жизнь.

Казалось, льдинки в его разных глазах растаяли, но это был всего лишь миг. Никита галантно приложил губы к её руке, едва коснувшись кожи Вероники перекинутыми через плечо волосами.

***

На следующий день на их отряд напала медведица. Рано утром Вероника проснулась от крика, выглянула из палатки и едва успела пригнуться. Над головой у неё пронеслась когтистая лапа. В отряде было трое мужчин. Серёжа и Лёша, схватившие кто нож, кто полено, заслоняли кричащую Дашу. Вероника читала о медведях, и от мысли, что схватка почти наверняка закончится кровью её товарищей, к горлу подкатила тошнота.

И тут раздался ещё один рык — не менее свирепый, но другой. В воздухе мелькнула громадная тень, и перед медведицей выскочил снежный барс. Он-то откуда в этих краях?!

Барс снова издал могучий рык. Медведица встала на задние лапы. Ирбис бросился на неё и повалил на землю, вцепившись в холку. Он был крупнее и трепал её, пока медведица не перестала сопротивляться. Только тогда выпустил, и посветлевший от пыли враг спешно сделал ноги.

Казалось, люди перестали дышать. Барс повернулся к мужчинам. Вероника зажмурилась, а когда открыла глаза, животное исчезло. Даша плакала, Сергей обнимал её, а Лёша каким-то безумным взглядом смотрел куда-то в сторону. Ника проследила его взгляд и заметила Никиту. Тот тяжело дышал.

— Ты где был?! — гаркнул Алексей.

— Здесь, — холодно ответил Никита.

— Да ну? Здесь — это в па-палатке? Браво, ты настоящий друг! Пока мы тут чуть ли не с голыми руками лагерь от медведя отбивались, ты трясся в палатке как заяц! Тоже мне, спасатель!

— Положи полено, — так же невозмутимо ответил Батяев, но ноздри у него раздулись. Верный признак, что он в гневе.

— Да я им тебе сейчас… — начал Лёша, но тут из третьей палатки показались ещё две женские головы.

— Пожалуйста, хватит! Давайте не будем ссориться! Вы не ранены?

— У Даши на руках порезы от когтей, а в остальном все целы, — откликнулся белый как мел Сергей. — Лёха, успокойся. Не для того мы выжили при встрече с дикими животными, чтобы сейчас друг друга перерезать.

— Зачем орать на Никиту? — тихонько спросила Даша. — Всё случилось моментально… Зачем он тут, когда был ирбис?

— Ну да… И я зачем тут, когда был ирбис, — сплюнул Лёха. — Если встретишь опять медведя, свистни — барсик сразу прибежит! Везде, в любое время дня и ночи! Да что за чертовщина тут происходит?!

Он швырнул полено и полез в свою палатку. Сергей тяжело вздохнул.

— Юлька, дай аптечку. Надо перевязать Дашу. Не бойся, ничего серьёзного. Она мелкая, ловкая. Успела увернуться.

— Я бы со страху умерла на месте, — вытерла слёзы Юля. — Вот и выходи в горах под кустик!

— Давайте уберёмся здесь и поищем другое место, поудачнее, — предложила Вероника. В критической ситуации она предпочитала конкретные, рациональные действия.

Даше оказали первую помощь. Собрали лагерь. Ника обняла плачущую раненую.

— Больно?

— Неважно. Шрамы останутся!

— Ты герой, — ласково сказала Вероника. — Не каждая девушка побеждает в битве с медведем. Держи, это тебе на удачу.

И застегнула на Дашином запястье браслет с сухоцветом.

— Ой, а мне такой можно? — пошутил Серёжа. — Я тоже хочу удачу!

Когда Вероника прошла мимо Никиты, она готова была поклясться, что услышала слово «ведьма». И пусть оно звучало как комплимент, в душе у Ники остался тяжёлый осадок. Весь день они шли обратно, к гостинице. Серёжа всё время шутил, девушки улыбались, а Вероника посматривала на Никиту. Разве она не должна испытывать облегчение от того, что он мог оказаться трусом? Она вернётся в семью. В конце концов, уже не молода. Время увлечений давно прошло. Но… Разве мог этот человек, не отмеченный за доблесть и отвагу в горах, бросить товарищей один на один с разъярённым хищником? Нет, что-то здесь не так. Он просто мог не успеть… Или?..

Вдвоём они поотстали от компании, и Вероника преградила Батяеву путь. Он столкнулся с ней и сделал шаг назад.

— Почему я тебя не видела, пока шла драка?

— Меня никто не видел.

— Но почему? Мне казалось, что ты не боишься опасностей.

— Это правда.

— И всегда первый к ним поворачиваешься.

— А вот тут ты ошиблась.

— Никита, — взмолилась Вероника, схватив его за руки, — скажи мне, откуда взялся ирбис?!

Она имела в виду другое: «Скажи, неужели ты струсил?»

— Я не знаю, — ответил он и вынул свои ладони из её. — Мы отстали. Пошли. Второй раз нам может не повезти.

Он направился за отрядом.

***

Прошли годы. И вот теперь Вероника снова шла по одной из долин Чегета — хорошо знакомой многим людям, мирной и солнечной. Раз в несколько лет она выбиралась в горы одна — с палаткой, провизией и глиной. Вероника выбирала уединённое место и жила там несколько дней. Здесь она могла подумать и оплакать утерянное.

Ноги в сандалиях щекотала трава. Вероника взобралась на холм и увидела в своей излюбленной точке чью-то палатку. Она замерла от неожиданности, раздумывая, как быть. Похоже, придётся искать другое место. С другой стороны, обитатель палатки может оказаться тем собеседником, которого ей не хватало после разрыва с мужем, отъезда из дома повзрослевшей дочери и надвигающейся старости, которую ей не суждено провести с человеком, связь с которым она утратила.

Вероника спустилась к палатке.

— Кто-нибудь дома? Здравствуйте! — окликнула она.

Ткань зашевелилась, и наружу высунулась седая голова. Первое, что заметила Ника — карее пятнышко на голубой радужке.

— Никита?

Он прищурился, разглядывая незваную гостью.

— Ты пришла за компонентами своих зелий? — улыбнулся Батяев.

***

Солнце садилось. Никита и Вероника устроились на холме и провожали оранжевый шар за вершины.

— Ты совсем не изменилась, — говорил он, глядя на Нику.

— Врать ты не умеешь.

— Да, поэтому обычно говорю прямо.

Она пристально посмотрела на Никиту.

— Раньше я не замечала у тебя чувства юмора.

— Просто я в своей стихии. Я решил не возвращаться из гор. Моё место здесь. Я принял это совсем недавно, хоть и всегда любил их всем сердцем…

— Ты что, до сих пор не женился?

— Я альпинист.

— Разве одно мешает другому?

Никита взял её руку в свою и погладил её большими пальцами.

— Ты была на Эльбрусе. Ты встречалась с хищниками лицом к лицу. Ты читала книгу Букреева… Разве я могу заставить кого-то ждать меня, не зная, вернусь ли я? Бинтовать мне обмороженные руки? Знать, что меня не стало, и не иметь возможности даже похоронить?

Вероника спросила:

— А ты не думал, что человек может быть на это согласен, лишь бы провести с тобой то время, что отпущено вам двоим?

Никита снова коснулся губами её руки.

— Может быть, я ошибался. Но я рад, что в день, когда я прощаюсь с жизнью на земле, рядом со мной именно ты. Ведьма… Ты ведь знала, где меня искать?

Вместо ответа Вероника потянулась к его губам.

***

Солнце почти село. Небо стало таким синим, каким бывает только в этих местах с их пьянящей свободой.

Когда они оторвались друг от друга, Вероника задала вопрос, который не давал ей покоя больше десяти лет:

— Скажи мне, откуда всё-таки взялся ирбис?

Вместо ответа Никита отошёл на несколько шагов. Черты его лица стали меняться. Тело вытянулось, обросло шерстью и мышцами, покрылось пятнами. Вместо двух ног стало четыре. Возраста не стало.

Перед Вероникой стоял снежный барс с гетерохромными глазами.

—

Автор: Елизавета Чуковенко