Хохотушка и «вечный двигатель» отделения нейрохирургии Больницы скорой медицинской помощи No 2 медсестра Клавочка наводила порядок в предоперационной палате. Их коллегу из смежного отделения Арсена Бедросовича только что увезли на каталке на операцию. Вездесущие товарки в накрахмаленных белых халатах шептались вслед:
— Не повезло мужику, едва шестьдесят лет стукнуло, а такая напасть приключилась. Опухоль на позвоночнике, да еще и такая активная. Это не шутка, можно сказать приговор. Если очень повезёт – останется неходячим инвалидом, будет на коляске передвигаться. Слишком всё далеко зашло. Бурно растущую в организме гадость уберут, но необратимых разрушений она уже успела наделать немало. Костные ткани кое-где уже не подлежат восстановлению.
В худшем случае может не выдержать изношенное переживаниями сердце. Вон кардиолог и анестезиолог вчера на планёрке сказали, что оно у Арсена Бедросовича слишком жалостливое. Судьбу каждого пациента через себя пропускал. Разве в их профессии так можно? Это же от себя самого ничего не останется.
Клава тяжело вздохнула, на миг забыв о своём лёгком характере и умении абстрагироваться в любых предлагаемых обстоятельствах. Приподняла матрас, и вдруг к её ногам упала обыкновенная «толстая» школьная тетрадь. Любопытная от природы девушка не могла заставить себя пройти мимо таинственной находки. Открыла первую страницу и замерла. На ней размашистым округлым почерком было выведено:
«Тому, кто найдёт эту тетрадь! Отдайте её, пожалуйста, моему сыну Карену, если я не вернусь живым…»
«У Арсена Бедросовича есть сын?» – изумлённо подумала Клавочка. Да рядом с ним никогда и женщин-то не наблюдалось. Закоренелый холостяк. Двадцать четыре часа в сутки одна работа, работа и работа. Все тяжёлые, почти безнадёжные случаи – его. Другие травматологи только головой покачают:
— Не сохранить больному раздробленную руку или ногу, тут только ампутация!
— Это же надо, мягкие ткани как повреждены, тут же места живого нет, из чего тело лепить будем?
А Арсен замрёт надолго перед рентгеновским снимком, сто раз обойдёт его со всех сторон, а потом бросит своё обычное:
— Я его (её) беру, готовьте к операции!
И снова, и снова собирает по кусочкам осколки костей, фрагменты мышц, колдует по шесть-восемь часов у операционного стола, валится с ног, а делает. Родственники пациентов, да и сами спасенные люди были готовы потом на руках его носить. А он кивнёт сухо в коридоре в ответ на их гимны и оды в свою честь и торопится дальше.
Кто там на небе распоряжается нашими жизнями? Уж если такому человеку Бог послал столь тягостные испытания, что тогда уготовано тем, кто никого не спасает?
Извечные вопросы, на которые ни у кого нет ответов.
Нет, они всей больницей бегали в палату к Арсену Бедросовичу. Тащили из дома: кто — куриный бульон, кто — соки, кто — фрукты, кто — пахучие осенние сентябринки из сада. Их умница травматолог был безнадежно одинок, ни одной родственной души рядом. Все его предки, весь дружный родовой клан погиб во время землетрясения в Спитаке в декабре 1988 года. Он тогда в России медицинский институт в Москве закончил, прошёл ординатуру, делал первые робкие успехи на медицинском поприще.
Из-под завалов из его семьи никто не выбрался живым. Вот с тех пор он и «латал» всех, кого только можно было спасти. Всегда один, всегда на посту. Нет, он абсолютно не слыл женоненавистником. Короткие романы себе позволял иногда, но все женщины, оказывающиеся рядом с ним, сразу понимали: его самой любимой избранницей была и остаётся работа, она вне конкуренции, когда дело касается его души и сердца. А почему так всё сложилось на самом деле, никто не знал, а Арсен Бедросович не рассказывал.
***
Арсену было страшно. Он чувствовал себя беспомощным жалким зверьком, которого загнали в капкан. Сколько раз он, хирург-травматолог, со скальпелем в руках бывал на той, другой стороне баррикады. Готовился помочь очередному пациенту путём оперативного вмешательства. Уговаривал бледного больного, что ему не предстоит ничего ужасного. А теперь в липких лапах тёмного страха оказался сам.
Шумливые коллеги, притащившие в его палату домашние пирожки, абрикосовый компот, стопку остросюжетных детективов, к вечеру неизбежно разбегались по своим делам. За окном пылала багряными, изумрудными и золотыми красками рыжая бестия, осень. С трудом, но пока сам, он добрался до окна. Плохо с позвоночником ему стало на очередной операции. Ничего не знал, ни о чём не догадывался. А тут спину вдруг пронзила резкая острая боль. Успел крикнуть ассистенту:
— Принесите мне быстро стул.
Уселся на твёрдую спасительную поверхность и закончил операцию, которую делал молодой симпатичной женщине. Та умудрилась так сильно сломать ногу в гололёд, что вердикт эскулапов был неумолим:
— Передвигаться будет только с тростью, здесь костей не собрать.
А он ведь стянул лодыжку «болтами» и «спицами». «Будет у меня почти как новенькая, а то, что на шпильках больше не покрасуется – уже не беда!». Операционная сестра накачала тогда его обезболивающими средствами, боль в спине сдалась на милость медикам-победителям. А сам он списал сей непонятный приступ на усталость.
Как там в народе говорят: «Сапожник без сапог?» Ну не может он бросить своих подопечных, не решив их проблемы. Когда спустя несколько месяцев острая боль стала наведываться к нему даже в минуты покоя, Арсен смирился и прошёл детальное обследование. Время было безнадёжно упущено. Увидев снимки, он и сам понял – его удачей будет, если после удаления опухоли, он останется жив. Такие вот дела…
Задумывается ли кто-нибудь из нас о том, что думает и как себя ощущает тот, кому завтра предстоит борьба «не на жизнь, а на смерть»? Закроется дверь за последними визитёрами, пришедшими подбодрить. Закончат свою работу те, кто призван провести подготовку к оперативному вмешательству. Как прожить оставшиеся часы? С этим испытанием человек почти всегда остаётся один на один. И конечно в его голову лезут не самые радостные мысли, воспоминания, обрывки прошлого. В этой чехарде не так много светлых надежд и веры.
Человек слаб. Только дурак лезет на амбразуру и ничего не опасается. Разумный мозг всё чётко понимает, особенно если риск, который несёт операция – велик. Ему ли, хирургу, не знать, что завтра решится его будущее. А инстинкт самосохранения ободряюще шептал:
— Не сдавайся, всё обязательно будет хорошо.
И тогда Арсен решился.
— Была – не была. Я столько лет молчал, выполняя некогда данное жене обещание. Мой сын должен узнать, что я есть, вернее, что я у него был…
***
Всегда уверенную в правильности своих действий медсестру Клаву одолевали противоречивые чувства: читать дальше, или вспомнить о правилах поведения воспитанной леди. Она вспомнила Арсена Бедросовича: высокий, плечистый, темноволосый, на висках элегантная проседь, карие глаза-буравчики, как будто прожигающие насквозь каждого, кто увиливал от своих обязанностей в больнице.
— Таких врачей сейчас уже не делают, нехорошо так с ним поступать, – сказала она себе, – но с другой стороны, я же с ума сойду от любопытства, если не прочитаю послание до конца. Буду молчать, никто и ничего не узнает.
И она конечно решилась…
***
Дорогой мой сын Карен!
Пишет тебе твой биологический отец. Зовут меня Арсен Бедросович. Мне кажется, что пришёл момент нам с тобой познакомиться. Я хочу тебе рассказать нашу с мамой историю. Ты имеешь право знать, как появился на свет, и что произошло дальше.
Познакомились мы с твоей мамой случайно на набережной Москва-реки. Было это 25 мая 1992 года. Мне в ту пору уже стукнуло тридцать два. Работал после окончания института в одной из московских больниц рядовым хирургом-травматологом.
Стайка взволнованных школяров отмечала последний звонок. С яркими шариками на ниточках, в строгих костюмах и в коричневых платьях, белых красивых фартуках, с охапками цветов, молоденькие девчонки и мальчишки праздновали начало новой взрослой жизни, но я не видел вокруг никого… Мимо степенно катящей свои воды реки шла юная копия Софи Лорен из фильма «Брак по-итальянски»: высокий рост, тонкая талия, пышные формы, миндалевидные шоколадные глаза и густые чёрные брови вразлёт, копна шелковистых волос, собранная на затылке алой лентой.
Подошёл познакомиться, не раздумывая ни секунды. Внешностью меня природа не обидела. Молоденькой школьнице внимание такого кавалера было приятно. Невинный роман развивался бурно. Мою принцессу звали Амалией.
Была она полукровкой: отец армянин, как и я, а мать настоящая русская красавица. В наших судьбах было много общего. Семья была родом из Ленинакана. Тоже пострадала во время разрушительного землетрясения. Отец Амалии был искусным мастером по ремонту обуви. Ремесло всегда его кормило. Собрал тех, кому удалось выжить, переехал к брату в Москву. Здесь Амалия и закончила школу.
Познакомившись со мной, старый Армен обрадовался. Дочка ребенком была поздним, будущее её, его и жену Тамару, волновало ежесекундно, а тут такой жених на горизонте появился завидный. Многообещающий столичный врач. Солидный, воспитанный, да еще и внешностью хорош. Внуки будут — загляденье.
Как молодому специалисту, да еще и потерявшему всю семью в Спитаке, мне к этому времени уже дали однокомнатное изолированное жильё в малосемейном общежитии. Зарабатывал я средне, но себя и молодую жену прокормить вполне был способен. Так что, когда через месяц после выпускных экзаменов посватался, счастливыми мне казались и сама Амалия, и её родители.
Всё я исполнил, что тесть и тёща мне наказывали. Детей не заводить, пока умница дочка высшее образование не получит. Холить и лелеять их «малышку» насколько только сил хватит. Окончила моя жена биологический факультет МГУ, после декрета устроилась микробиологом в пищевую лабораторию. Так что ты на свет появился в 1998 году. Ты это и без меня прекрасно знаешь.
А вот чего не знает никто на свете, так это того, что любил и люблю я Амалию до сих пор больше жизни своей. Всем она для меня была: богиней, королевой, моей вселенной, моей радостью и болью, моей женой и любовницей, только другом не стала. Однолюбом я оказался. Ни одна женщина на свете больше никогда не вызывала у меня ни душевного, ни телесного трепета. Не за красоту и ум любил я твою маму, а вопреки всему, что в ней начало появляться с годами.
О том, что такие женщины, как она, созданы не для жизни в малосемейке, супруга заявила мне, как только в квартире хозяйкой себя почувствовала.
— Мне друзей москвичей, сокурсников своих в гости позвать стыдно. Сегодня ко мне ребята опять придут, а ты будь добр, погуляй где-нибудь, в кино сходи что ли. Не хочу им показывать, что муж у меня старый…
Скажешь, надо было сразу стукнуть кулаком по столу и осадить негодяйку? Оценишь меня как тряпку, тюфяка, размазню, неудачника, лузера, труса? Возможно, окажешься прав. Но я был счастлив быть для неё опекуном, старшим товарищем, пажом, снисходительно взирающим на капризы еще маленькой неопытной императрицы моего сердца.
Бывало, услышу в трубке любимый голос и таю:
— Родной, как там сегодня твои пациенты? Были щедры? Тащи домой все сладости, хочу тортик, шоколадных конфет, сырокопченой колбаски, шампанского.
Ты не подумай, крохобором, обдирающим бедных больных людей, я никогда не был. От этих «джентльменских наборов» всегда отнекивался, конверты даже после удачных операций старался не брать. Но за окном всё еще шумели общими бедами и неудачами лихие девяностые. В магазинах НИЧЕГО не было, а люди дефицит как-то умудрялись доставать…Парадокс… Когда близкие люди болеют, нужно их спасать, еще и не то доктору потащишь. Не мог я любви своей единственной отказать, брал, конечно, не без этого, чтобы свою девочку побаловать…
Как будто любовь и внимание у неё вымаливал, но поделать с этим ничего не мог. Увижу её, и в омут, так хотел обладать ею, что был готов сознание потерять от желания. Все драгоценности мира сложил бы к её ногам, а она лишь благосклонного принимала дары и милостиво к себе подпускала… До поры…
Автор рассказа: Елена Рязанцева
Канал Фантазии на тему
Загрузка...
