Прилетают из Геленджика, и Сашка командует:
— А теперь, парни, прямой наводкой – искать снег в России!
И искали. И находили. В Заполярье кое-где он лежал. И там Наталья с Сашкой гуляли по кромке Белого моря, и собирали камешки, и опять целовались, целовались, целовались где-то между сопками, то и дело натыкаясь на огромные россыпи использованных гильз.
— Вот здесь какая бойня была, вот как наши с фашистами бились, — задумчиво говорил Сашка, сгребая в горсть гильзы, — посмотри, видишь? Высота! Наверху – немцы, а нашим нужно было высоту взять. Все тут кровью полито.
И Наташке казалось, что она видит эту кровь. Сашка, оказывается, был не пустоголовым весельчаком… Там, среди мурманских сопок, он подарил ей кольцо.
— Вот так ты будешь со мной жить. Вот так, в страхе, настороже. Чудес не бывает. Согласна?
Она была на все согласна.
Это безумие какое-то. Наталья со временем поняла, что даже дышать без своего Сашки не может. И тогда пришел страх. Жизнь братков яркая, но короткая. Постепенно она стала замечать, что больше половины из этой бесшабашной компании уже нет в живых. Смерть играла в страшную игру – вышибалу, кидая мячик в людей. Оп – и нет человечка. Оп – и другого нет. Сашку судьба миловала до поры, до времени. А потом…
А потом он пропал. Как и не было его никогда. Вот только вчера спали в одной кровати, и Сашка гладил ее прямые волосы.
— Что на бигуди не накрутишь?
— Да ну тебя. Мне за эти бигуди медаль нужно, — смеялась Наталья.
— Я куплю тебе медаль. Весом в три кило! – серьезно говорил Саша.
Он всегда такой был: серьезно о несерьезном, а иногда – наоборот.
И вот – исчез. Наталья металась, расспрашивая оставшихся друзей: где он, что он, жив или закопан?
Никто – ничего. Дашка однажды затащила к себе домой.
— Выпьем, подруга. Я картошки нажарила.
Выпили.
— Забудь про Сашку своего Журавлева. Забудь, как страшный сон! И не бегай, и не ищи! И не светись. Сама хочешь под монастырь попасть?
Пришлось забыть, не бегать и не искать. Мечты о счастливой жизни разбились вдребезги, как хрустальное стекло. Даша уговаривала Наталью найти другого жениха, какого-нибудь спокойного заводского парня. Но как полюбить спокойного заводского парня, если ты отравлена другим, если ты не умеешь любить другого, физически не можешь?
Дашка ругалась, плевалась, обзывалась. А потом у нее лопнуло терпение, и она отстала. Совсем. На долгие-долгие годы…
А Наталья осталась совсем одна. Она ничего не делала, не хотела учиться и развиваться. Каждую ночь ей снился Саша. Будто бы он живой и спит рядышком. И Наташке хорошо так, легко. А потом какая-то тяжесть сдавливала шею и она недоумевала: что это такое. Смотрела вниз и видела – тяжелая золотая медаль на толстой цепи тянет ее к земле, тащит за собой, и Сашка смеется, цепь с шеи снять не разрешает… Она вскакивала с постели, вся мокрая, от собственного крика, бежала в ванную и плескала себе на лицо холодную воду. А потом тащилась на кухню, где наливала в рюмку водку и пила. Становилось легче.
Так и дотянула Наталья до нынешнего времени. Она боялась смотреть в зеркало – там предательские морщинки на лице. Поздно заводить семью, коли ума не нажила. Ночь – одно утешение. Ночью можно пить. Днем не позволяла работа. А ночью никто не видел, и спалось потом хорошо, крепко, без снов, без ощущения тяжести от тяжелой золотой цепи.
И вот – он! В дурацкой шляпе, в шортах, поседевший, но это – ОН. И машина – ТА САМАЯ! Наталья отлично запомнила опель Сашки. Почему Сашка не узнал ее? Не захотел узнавать? Решил уберечь от опасности? Да кому нужна сейчас Наташка? Сам боится? Да кому он нужен?
Наталья посмотрела на себя в зеркало. Улыбнулась. Просто он ее не узнал. Как можно узнать в постаревшей бабе молодую красивую девочку с длинными волосами, густыми, блестящими, цыганскими? От волос лишь хвостик остался мышиный, повылезли. Зубы выпали, и лицо пожелтело от сигарет и водочки. Красавица, ага. Кольцо-то Сашкино продано давно… Денег у нее не было. Да и сейчас тоже… Последние деньги на такси потратила – шеф предупредил на счет опозданий – а ей без работы никак сейчас нельзя. Хорошая ведь работа…
Наталья накинула на себя халат, прихватила ведро с множеством отделений для моющих средств, швабру модную, телескопическую и выбралась из своей кельи. В горле пересохло – перебрала вчера со «снотворным», вот и заспала будильник. Странно. Сон алкоголика чуток и тревожен – раньше она всегда просыпалась точно в четыре утра.
А может это – судьба? Вот такая судьба – проспать, потратить последние деньги на такси и увидеть нескладного, несчастного Сашку? Вон, он как себя вел: деловым прикидывался, адреса перепутал… А ведь это от того, что узнал… Испугался, растерялся. Он же всю жизнь Наталье искалечил и даже словечка не сказал…
«Но он не знает ничего,
Он просто смотрит и молчит,
Он не зовёт меня в кино
И ничего не говорит.
Но он не знает ничего,
И я ему не говорю,
Что я люблю его давно,
Что я давно его люблю.
Но он не знает ничего,
Но он не знает ничего»
Эту песню Наталья навек возненавидела. Хотя, причем здесь песня. У людей и похлеще горе было, но никто не спился: учились, работали. Ведь и она могла учиться и работать. И не уборщицей в этом прилизанном офисе, а замом грозного шефа, например. Могла, могла, в аттестате одни пятерочки. Красивой жизни захотелось? На, получай! Нравится?
Она работала сегодня кое-как, и секретарша Марина недовольно поджимала губки: опаздывает, с перегаром приходит уже, нахалка. Такое место, зарплата такая… Если бы Дарья Васильевна, супруга шефа, не подсуетилась, фиг бы взяли сюда эту пьянь-распьянь. С виду чистенькая вроде, но это сейчас, дальше что будет? Вот почему Бог всегда таким помогает? Вот за что, спрашивается?
К четырем часам Наталья домыла последний кабинет. Скинув с себя халат, с грохотом швырнула в угол каптерки пластиковый контейнер. Переоделась и прошла через приемную, буркнув секретарше:
— До свидания!
— Попрошу завтра вас не опаздывать! Если директор в отпуске, это не значит, что…
Наталья не стала выслушивать, что там значит, а что – не значит. Она брела домой. А путь – не близок. До дома нужно было пройти пять остановок. На больных ногах не разбежишься.
«Зато с утра на такси. С бывшим женихом, который, типа помер. Ага»
Кое-как дошла. И обомлела: опель стоял во дворе. Стоял, как когда-то, лет тридцать назад. Наталье стало невыносимо стыдно за свое постаревшее лицо, за свой вид… Она постаралась прошмыгнуть серенькой мышкой, бочком, бочком, мимо джипа. Но дверца открылась, и из машины вышел ОН.
На нем уже не было этого дурацкого «гавайского костюма» и дурацкой шляпы. Джинсы и рубашка. Но… очень дорогие джинсы, и очень дорогая рубашка. Волосы его поседели, и сам он постарел, но не настолько, чтобы называть его стариком. Подтянутый мужчина, которому очень идет возраст. Он перегородил Наталье дорогу.
— Здравствуй, Наташа, — сказал он.
А ей хотелось убежать от стыда. Ей хотелось ударить его, заорать, заплакать…
— Что же ты? Что за цирк? Весело над бабой посмеяться? Ну, смейся! Ты же такой шутник! Жених… А я кольцо твое пропила! Прос…ла! Понял? А ну, вали отсюда, х-харя! – Наталья ругалась такими словечками, такими выражениями, будто торговка базарная. Ну а что теперь? Она – чем лучше торговок? Пусть смотрит на нее, такую! Пусть любуется! Может, уйдет быстрее.
А Сашка вдруг крепко-крепко обнял ее и прижал к себе. Слезы бежали из глаз Натальи, и Сашкина рубашка стала совсем мокрой.
— Уйди ты ради Христа! Зачем я тебе такая? – мычала она в мокрую рубашку.
— Ты мне любая нужна. И такая. И этакая, — тихо сказал Журавлев, — я и в правду мертвый был. Закопали меня живьем тогда. Неглубоко, правда, закопали. Выкарабкался. Скрывался. Прятался, как шавка. Ждал, пока они друг друга не поубивают.
— Зачем ты пришел?
— А не могу без тебя. Я ведь долгое время за границей жил. А о тебе каждый день думал, Натаха. Вот вернулся. Боялся тебе в глаза смотреть. Шляпу эту дурацкую напялил, чтобы не узнала. И все равно хотел, чтобы ты узнала. Помнишь опель этот? Жив. Жив, ездит еще! Хотел сразу тебя увезти, а потом…
Он схватил обеими руками лицо Натальи.
— Поехали! Поехали со мной? У нас будет совсем другая жизнь! Нормальная, хорошая жизнь, Наташка! У меня много денег, я очень богатый! За дело тогда закопали! А я вот – вывернулся!
Он вдруг полез в карман.
— Вот, вот, смотри! Ты продала, а я выкупил! – на ладони его лежало то самое кольцо, проданное Натальей лет двадцать назад.
Шею Натальи заломило, будто груз какой на нее повесили. И тянет, и тянет этот груз вниз, не дает вздохнуть. Избавиться! Немедленно! Навсегда! Она со всей силы оттолкнула от себя Сашку. Будто рвала, ломала что-то внутри себя, корежила!
— Уходи! Уходи! Уходи! – крикнула она в Сашкино лицо.
И убежала в спасительную прохладу подъезда.
Журавлев так и остался стоять, ослепленный. Ошарашенный. Одинокий.
А Наталье сделалось легче. Будто лопнула тяжелая цепь, клонившая ее шею к сырой могильной земле долгие, долгие годы.
—
Автор рассказа: Анна Лебедева
Канал Фантазии на тему
Загрузка...
