Сидя на длинной деревянной скамье, отец Николай задумчиво смотрел на темную гладь пруда, прикрывая глаза от яркого солнца. И хотя половина пруда еще была затянута ледяным панцирем, на свободных ото льда участках вовсю резвились недавно вернувшиеся утки. Отец Николай время от времени отламывал от лежащего рядом батона небольшие куски и бросал их птицам. Утки тут же налетали на угощение и ссорились между собой, шумно хлопая крыльями.
Церковь, в которой служил отец Николай, находилась неподалеку от пруда. Это был небольшой храм с потемневшими куполами, который только недавно был восстановлен от многолетней разрухи. Те несколько лет, которые ушли на восстановление храма, отец Николай неотлучно провел со своей немногочисленной паствой. Маленький поселок, куда отец Николай приехал десять лет назад, мало интересовала духовная жизнь. Жители не нуждались в пересказе библейских притч, проповедях и наставлениях, и потому редко ходили в храм. Лишь несколько стариков составляли основной костяк прихожан, и неизменно посещали каждое богослужение. Но и они относились к вере не так серьезно, как того хотелось бы отцу Николаю. На их рассеянных, отстраненных лицах он видел лишь печать повседневных забот, а не мысли о своей душе. Отец Николай пытался изменить всех, кто приходил в храм, но не мог. Не представлял себе, как это сделать.
***
Теплый апрельский день подходил к концу. Солнце уже катилось к западу, оставляя на небе алый след. Разбуженные весенним теплом пташки дружно распевали рулады, перепархивая с дерева на дерево. Вдохнув поглубже пряный воздух, отец Николай поднялся и несколькими движениями размял затекшие конечности. Приближалось время вечернего богослужения, и нужно было торопиться в церковь. Отец Николай еще раз взглянул на пруд, на беззаботно плавающих уток и зашагал по темной аллее к храму.
Приближаясь к церковной ограде, отец Николай слегка замедлил шаг, заметив сидящих впереди ребят. Те курили, прижавшись к каменной кладке и о чем-то негромко переговаривались. Один из них заметил священника и указал на него рукой, после чего все вскочили и быстро ретировались, скрывшись в зарослях барбариса. Все, кроме одного. Парнишка, в нахлобученной на глаза вязаной шапке и грязной куртке, остался сидеть, зажав что-то в кулаке и исподлобья поглядывая на отца Николая. Тот, чтобы не испугать ребенка, широко улыбнулся и миролюбиво помахал ему рукой, но парнишка от этого, казалось, испугался еще больше. При виде идущего к нему высокого и грузного человека в черном подряснике, он сжался пуще прежнего и втянул голову в воротник куртки. Отец Николай пригладил свою клочковатую бороду, вытер вспотевшее лицо и шагнул вперед.
— Знаешь, когда я был маленьким, бабушка говорила мне, что те, кто курит, никогда не вырастут, — сказал отец Николай, присаживаясь рядом с парнишкой, — я так и не рискнул проверить, правда это или нет.
Парнишка промолчал. Разжав кулак, он выронил помятую пачку сигарет на землю и шмыгнул носом. Отец Николай подобрал сигареты и спрятал их в карман, после чего достал из другого кармана шоколадку и вложил ее в ладонь мальчишки.
— Вот это намного лучше, — улыбнулся он, внимательно разглядывая лицо ребенка, — конечно, от шоколада, бывает, болят зубы, но, к счастью, это случается довольно редко.
Парнишка какое-то время вертел шоколадку в руках, потом разорвал обертку и разломил плитку напополам. Одну половину он протянул отцу Николаю, но тот с улыбкой отказался.
— А вы священник, да? — спросил мальчик с набитым ртом.
— Как же ты догадался? — шутливо отозвался отец Николай, — вообще-то, ты прав. Я священник. Иерей, если быть точнее. Служу в этом храме. Ты когда-нибудь бывал в нем?
— Не-а, — мотнул головой мальчик. — Папа говорит, что там делать нечего, и что туда ходят только дураки. А про священников он говорит, что они лентяи и болтуны, которые не хотят работать.
Он пугливо посмотрел на отца Николая, ожидая от него чего угодно, но священник лишь мягко улыбнулся и покачал головой.
— Наверное, твой папа несчастный человек, — промолвил он, поглаживая висевший на груди наперсный крест. — А что же говорит мама?
— Мама умерла два года назад. С тех пор папа начал пить и ругаться.
Мальчик встревоженно посмотрел на отца Николая и побледнел.
— А вы никому не расскажете, что я курил? — спросил он. — Если папа узнает, то…
Отец Николай положил свою большую ладонь на голову мальчика и вздохнул.
— Не расскажу, если пообещаешь больше никогда не курить. Обещаешь?
Парнишка энергично тряхнул головой и поднялся. Отец Николай тоже встал и отряхнул полы своего подрясника.
— Как хоть тебя зовут? — спросил он, остановив собравшегося уходить мальчика.
— Меня зовут Гриша, — ответил мальчик, задрав свое усеянное веснушками лицо.
Отец Николай назвал свое имя и, прежде чем распрощаться с Гришей, предложил тому зайти назавтра в церковь. Гриша, пообещав, что придет, торопливо засеменил вдоль ограды и скрылся за углом.
***
— Ты мне вот чаво скажи, батюшка, — пристала на следующий день к отцу Николаю оставшаяся после службы бабка Марья, низенькая и бойкая старушка в накрахмаленном платке. — Соседка моя, кажисть, на меня порчу навела. Вишь, крестик подкинула. Нашептала на него чаво-нибудь и подкинула.
Она показала отцу Николаю оловянный крестик на нитке и выпучила единственный правый глаз. Левый, полузакрытый от птоза, нервно задергался.
— Крестик как крестик, — сердито отмахнулся отец Николай. — И не стыдно тебе в такие глупости верить, да еще и в Божьем храме их высказывать? Ты ведь почти каждый день сюда ходишь.
Бабка Марья брезгливо положила крестик на край аналоя и растерянно зашевелила губами.
— Так это, колдует же, Прасковья-то, — буркнула она, яростно крестясь. — Ей-Богу колдует! Сама видала, как она ходит вдоль забора и шепчет. А чаво шепчет — пес ее знает. Боюсь, я, батюшка! А что ежели она мне хворь какую наведет? Я ведь уж немолода, мне и так помирать скоро… А пожить-то ведь охота!
— Вот именно, что немолода, а дурью маешься, — твердо произнес отец Николай, протирая икону. — Значит, в порчу ты веришь, а в то, что Бог тебя от нее защитит — нет?
Бабка Марья еще больше выпучила единственный глаз и снова перекрестилась.
— Я такого не говорила, — выдавила она дрожащим голосом. — В Бога верую, а как же… Так ведь слыхала я, что колдуны-то разные бывают. Многие ведь и Бога-то не боятся… Вот по телевизору видала: сделают куколку, мол, человек это, а потом в эту куколку иголки втыкают. А человек, которого извести хотят, места не находит, корежит его, бедного. Так и до смерти доводят, прости Господи…
Отец Николай терпеливо выслушал опасения бабки Марьи и нахмурился.
— А ты меньше телевизор смотри, — гаркнул он так, что бабка Марья отпрянула. — Там и не такое покажут. Ишь ты, куколка!.. Интересные вы люди: в инопланетян, значит, верите, в гороскопы, в призраков там всяких, и ничего. А как вам про Бога говорить начнешь, так вы сразу на смех подымете. Смотрю я на вас и диву даюсь.
Бабка Марья хотела что-то ответить, но в этот момент тяжелая храмовая дверь со скрипом отворилась и на пороге возник Гриша. Отец Николай обернулся и поманил его рукой.
— Поди домой, Марья, — сказал он, не глядя на старушку. — И больше ни в какую чепуху не верь, грешно это. А соседкой помирись, никакая она не колдунья. Напеки лучше пирогов, да и угости ее.
Бабка Марья кивнула, сорвалась с места и, напоследок перекрестившись, скрылась за дверью. Гриша, немного выждав, подошел к отцу Николаю и опустил взлохмаченную голову.
— А ты почему это не в школе? — осведомился священник.
— Так каникулы, — не поднимая лица, ответил Гриша. — Сегодня начались.
Отец Николай понимающе кивнул и положил руку ему на плечо.
— Хочешь есть? — неожиданно спросил он.
Гриша кивнул. Отец Николай отвел его в небольшую трапезную, где обедал сам, и, положив на тарелку изрядную порцию гречневой каши, поставил ее перед Гришей.
— Ты уж извини, трапеза нынче скудная, — сокрушенно вдохнул священник. — Пост, как-никак. Хотя, погоди-ка…
Он заглянул в шкаф и вытащил оттуда початый круг копченой колбасы.
— Это запасы для наших кошек, — с улыбкой пояснил отец Николай. — Они не постятся.
Гриша моментально съел все, что ему было предложено и замер в ожидании. Отец Николай долго теребил спутанную бороду, над чем-то усиленно размышляя. Наконец, он хлопнул рукой по столу и вскочил.
— Идем, покажу тебе кое-что, — предложил он, поманив за собой мальчика. — Я думаю, тебе понравится.
Отец Николай провел Гришу через небольшой церковный дворик, усаженный розовыми кустами, можжевельником и туями и остановился возле высокой, уставленной строительными лесами колокольней. Купол колокольни, казалось, вонзался в самое небо, удерживая проплывающие мимо облака. От взгляда ввысь у Гриши закружилась голова, и в глазах заплясали искорки.
Отец Николай толкнул входную дверь и вошел в темное чрево колокольни. Гриша следовал за ним, словно тень. Поднявшись по витой лестнице вверх, священник и мальчик вышли на просторную деревянную площадку, над которой должен был находиться колокол. Гриша шаркающим шагом приблизился к проему звонницы и восхищенно ахнул.
Панорама, открывшаяся его взору, была поистине чудесной. Внизу, словно нарисованное яркими масляными красками, шумело море хвойных деревьев. Чуть-чуть поодаль тянулись река и проходящая рядом с ней проселочная дорога. Сверху, с высоты птичьего полета, они казались сестрами-близнецами. На темно-бурых, поросшими березками полях виднелись белые пятна еще не растаявшего снега. Но самым впечатляющим из всего, что увидел Гриша, был огромный, похожий на спящего медведя холм. Гриша долго рассматривал его каменистое подножие, покрытые изумрудным мхом склоны, черные точки каких-то старых, неизвестно кем воздвигнутых строений. А над холмом, подобно огромному золотому нимбу, висело яркое весеннее солнце.
— Красиво, правда? — первым нарушил тишину отец Николай. — Мне тоже нравится. Каждое утро поднимаюсь сюда и любуюсь. А скоро у нас появится колокол, и станет еще лучше. Каждый день будем будить окрестности звоном. На радость людям и Богу.
— А Бог и, правда, есть? — неожиданно спросил Гриша.
— Правда, — кивнул отец Николай.
— А зачем Он забрал маму?
Отец Николай вздрогнул и помрачнел. Сердце его забилось чаще, а во рту появилась неприятная сухость.
— Зачем же Бог забрал маму? — повторил Гриша, не обращая внимания на священника. — Она была такой хорошей. Я скучаю по ней. И папа тоже скучает. Он злится и пьет, но скучает. Я видел, как он плачет, глядя на ее фотографию.
Гриша вдруг повернулся к отцу Николаю и внимательно посмотрел ему прямо в глаза.
— А вы можете попросить Бога вернуть ее мне? — спросил Гриша, не моргая. — Вы ведь разговариваете с Богом, да?
Отец Николай почувствовал, как сердце его, будто кто-то полоснул острой бритвой. Сухость во рту сменилась невыносимым металлическим привкусом. Он пошатнулся и едва не упал, но успел прислониться к стене, и благодаря этому устоял на ногах.
— Я не могу этого сделать, — наконец сказал священник, стараясь не смотреть на мальчика. — У Бога своя логика, понимаешь? Он призывает к себе каждого в назначенный час. Твоя мама стала нужна Богу, и Он позвал ее к себе. Ты не переживай, ей сейчас там очень хорошо, лучше чем нам. Она смотрит на тебя и радуется.
Гриша ничего не ответил. Он постоял еще несколько минут, рассматривая раскинувшуюся внизу картину, потом повернулся и стал спускаться вниз. Отец Николай, будто очнувшись от долгого сна, перевел дух и отправился следом за ним. Когда они вышли во дворик, отец Николай вдруг хлопнул себя по лбу и усмехнулся.
— У меня для тебя есть подарок, — сказал он, сопроводив Гришу к маленькой храмовой пристройке. — Грех было бы отпускать тебя с пустыми руками.
Пристройка, в которой оказался Гриша, была небольшим складом, где хранились пожертвованные прихожанами вещи. На деревянных стеллажах стояли коробки с одеждой, обувью, средствами гигиены и разными необходимыми мелочами. Отец Николай покопался в одной из коробок и выудил оттуда новенькую детскую куртку.
— Вот, возьми, — сказал священник, накидывая обновку на плечи Грише. — Твоя-то курточка совсем поизносилась.
Гриша со вздохом осмотрел подарок и потупился.
— Спасибо, но мне не нужно, — пробормотал он, возвращая куртку обратно отцу Николаю. — Папа будет ругаться, скажет, что я ее украл. Влетит мне.
Отец Николай умел был настойчивым, когда это было нужно и потому снова накинул куртку на мальчика.
— Возьми, возьми, — убедительно сказал он. — Это твое. А папе так и скажи, что это я тебе подарил. Это — подарок, понимаешь? Твоя вещь.
Гриша улыбнулся и сгреб куртку в охапку. Поблагодарив отца Николая, он торопливо ушел, что-то негромко напевая. А отец Николай, тяжело опустившись на табуретку, обхватил разболевшуюся голову руками. По его морщинистым щекам текли слезы.
Автор рассказа: Антон Марков
Канал Фантазии на тему
Загрузка...
