Галя металась по дому,как раненая тигрица. Не отдышаться – не хватало воздуха. Странно побаливало под мышкой, стреляло в локоть. Раскалывалась голова. Гале страшно – она читала где-то про такую боль и знала, что она предвещала.
-Уф, тошно-то как…ну и сволочи, какие сволочи! Из-за них окочуриться? – Галя искала в аптечке корвалол.
Как назло, пузырек с каплями оказался практически пустым, да и вообще, кроме активированного угля и аспирина в аптечке практически ничего не оставалось: Галина собиралась в город только через неделю, тогда, думала, и закупится лекарствами.
«Алкоголь расширяет сосуды» — единственное, что пришло в ее голову.
Галина открыла старый буфет: в отличие от корвалола, коньяк – подарок мужу на юбилей, стоял на своем месте, непочатый. Галя достала рюмку и открыла красивую бутылку из матового зеленого стекла. Вкусно чмокнула пробка. Галина заполнила рюмку до краев и залпом выпила коньяк, как заправской пьяница.
По горлу полилась горячая струйка, обжигая пищевод, и тут же, ухнув в желудок, мгновенно согрела его изнутри. Удивительное дело: желудок горел, а пламя в голове – утихало. Галина наполнила еще одну рюмку, нашла в холодильнике лимон и порезала его на дольки.
Коньяк сработал как надо. Боль уходила, и сердце, замедлив бег, перешло на мерный шаг. Галина, притулившись к столу, посмотрела в окно и дала волю пьяным, горячим, облегчающим душу слезам.
Она дружила с Татьяной, соседкой, с детства. Так получилось: дома их стояли рядом, матери дружили, отцы вместе работали. Сам Бог велел, как говорится. Вместе из школы, вместе домой. На выходных и каникулах – вдвоем, не разлей вода. То Галька у Таньки, то Танька у Гальки. Матери, не различая уже, кто свой, кто чужой, воспитывали обеих, как родных. И если обед – то вместе, а если взбучка какая за шалости, то прилетало и Таньке, и Гальке одинаково, с той разницей, что мамка Танькина доставала с гвоздя отцовский армейский ремень, а Галкина мама рвала крапиву.
Их так и называли: Танька-Галька.
-Танька-Галька, тащите дневники!
— Танька-Галька, на дискотеку намылились? Морды накрасить успели, паразитки, а вода в баню не ношена?
— Танька-Галька, бегом в лавку, сахару десять кило взять надо. Нюшке скажите, пусть запишет!
Вместе поступили в техникум, выучились, устроились на работу, единственные, наверное, из молодых девах, укативших в город, оставшиеся в деревне. Татьяна сменила «вечную» продавщицу Нюшку и встала к прилавку магазина, приняв в наследство зумусоленную толстую, в девяносто листов, тетрадку с долгами. А Галина отправилась на ферму, чудом уцелевшую во время «блестящих» перемен в аграрном хозяйстве страны.
Вовремя и без задержек обе вышли замуж за местных парней. Мужики, они такие, не больно-то в город рвутся, если здесь есть, за что держаться. А держаться было, за что.
Танька – вся, как кусок упругого каучука, плотная, активная, крепкая, крикливая, — создана для тяжелой бабской, крестьянской работы. Где городская фифа на тоненьких палочках-ножках осядет и захныкает бессильно, потряхивая ладошками в кровавых мозолях, Танюха легко управляется. Кидает ли она навоз, косит ли, вытаскивает ведерные чугунки из печи, таскает на могучей спине мешки с картошкой – все у нее получается легко и с огоньком.
Галька – поуже будет, но – жилистая, тугая, крученая-верченая с крепким задом и круглой, словно мячики, грудью. Гальку можно было считать красавицей – у нее самое манкое для мужиков есть – тонкая талия. Фигура – песочные часы. Лицо, правда, простенькое: реснички белесые и носик пупочкой. Но для чего нужна косметика на белом свете? Реснички накрась, делов то… А носик пупочкой можно уж как-нибудь перетерпеть!
После замужества немного все поменялось, конечно. Танькин Олег, веселый парень, выпивоха, лентяй и шалопут, гулять любил, а работу по дому на жену сваливал. Галкин Васька, наоборот, угрюмый, молчаливый неулыба, гостей терпеть ненавидел, зато дом держал в полном порядке – не придерешься.
Танькину привычку туда-сюда, из калитки в калитку шастать Василий не переносил на дух. А виду не показывает. Но Галка знает – бесится. Васька, когда злится, пыхтеть начинает пуще прежнего. Таня сидит в гостях, чай дует, тапкой на ноге покачивает и не видит, что у хозяина нервы на пределе. Гала дергается – вечером мужик опять будет ей за Таньку претензии выставлять: выкурит две пачки за раз и к стенке зубами отвернется. Гале это надо?
Это у Татьяны дом – проходной двор, и Олег всем рад. Особенно тем, кто «со своим» является. Да пускай неделю живет, он радехонек! То, что Таньке надо как-то кормить дорогих гостей, Олеже не интересно. Ему вообще было не интересно, как там Таня выкручивается, как деньги зарабатывает, огород под картошку пашет, выгребную яму чистит, дрова на зиму заготавливает, лишь бы в холодильнике бутылочка стояла, да грибочки в кадке всегда свежими были.
Дети пошли, один за другим. Танюха первая отчиталась. У нее родился Сашенька, Шурик. Потом и Галка подоспела. На свет появился Петруша. Танька эстафету не приняла, поняла, что с Олежиком кучи ребятишек не нарожаешь. Поддержки никакой. А вот Галина не боялась и родила еще парочку: Аленку и Володьку.
Ну и закрутило, завертело… Галя едва успевала уворачиваться: семья большая, и муж – требовательный. Стройку затеял, три халтуры на себя, ко всему прочему, взял – деньги нужны до зарезу. Галя на работе упахается, да еще и дома – вторая смена: одной жратвы сколько всей «бригаде» нужно наготовить, да еще и скотины – полный двор. И стирки-то, стирки…
Со временем Вася скважину пробурил, водопровод сделал, туалет и душевую, и машину стиральную, и теплые полы – все Галине предоставил. Хозяин! Полегче стало. Но зато забот с Петькой, Аленкой и Володькой прибавилось. Не хотели учиться, хоть ты тресни. Галька ругалась:
— Да что это такое, тра-та-та! Я вместо вас, ироды тупоголовые, математику по третьему разу изучаю! Я это «Мороз и солнце, день чудесный», ночью разбуди, назубок отчеканю! «Квадрат гипотенузы равен сумме квадратов катетов»! Жи-ши, сволота! Вы на Сашку тетки Тани гляньте – какой паренек, пятерочки одни! Не стыдно?
Не, что об стенку горох! Петька и Володька, сопляк еще, около отца крутились больше. Им пилой сподручнее, чем авторучкой. Аленка, зараза, над учебником слюни распустит, наревится, а потом, тайком от матери, на улицу смоется. И куда? К тетке Таньке в магазин. Нравился ей новый кассовый аппарат – она на нем быстренько щелкать научилась. Пока Таня товар принимает, та шмакодявка, из-за прилавка не видать, покупателей обслуживает.
Галя попсиховала, конечно, но рассудила так: да тьфу на эту школу. Много ей самой пользы эта школа принесла? А парни растут работящие, и у Аленки – талант, недаром Татьяна ее хвалила:
— Ну и Алена, ну и голова! Все знает, все понимает: что где лежит в магазине, сколько стоит, и кому из покупателей, что надо – в курсе. Я, Галя, хоть на работе немного отдохну. Совсем от ирода жизни нет!
Ирод, это Олеженька дорогой, любимый. К тому времени ему уже грибочков не надо было. Лишь бы водка в холодильнике стояла. Да можно и не в холодильнике. И не обязательно, чтобы водка. И самогон, и спирт, и денурат сойдет, лишь бы не сдохнуть от похмелья. Человеческий свой облик Олег давно потерял, и в основном, отлеживался в пустом курятнике: грязный, синий, опухший…
Одна отрада у Тани – Шурик. Умница. Отличник. Помощник. Глазки у Шурика ясные, все понимающие. Сам – еще от горшка два вершка, а уже и на огороде рядом с матерью колотился, и по дому, всегда у Танькиной юбке.
Василий Таньку хоть и не жаловал, часто говорил: «Трепло, а не баба», но иной раз, взглянув, как валится у соседки все из рук, поднимался, заходил в курятник и тряс Олега за шкирку, в чувство приводил:
— Вставай паразит! Или работай или вали на все четыре стороны!
Василий и забор Тане подновил, и печку переложил, и Шурика вместе со своими детьми не раз в Питер на экскурсию свозил. Гмыра гмырой, а сердце живое, жалостливое…
Галя и думать не думала, что таким слабым оказалось сердце у мужа. Однажды (дети уже выросли, разъехались по городам) поднялся Вася утром с постели, умял с аппетитом яичницу из семи домашних, из-под курочки яиц, и, стеснительно улыбнувшись, пожаловался Гале:
— В сон клонит что-то. Дел куча, а я спать хочу.
Прилег (никогда такого не было) и уснул. Галя, пока на утреннюю дойку на ферму слетала, пока вернулась, пока моталась по хлеву, да по двору, даже не заметила, что деловитый Вася так и не появился в мастерской, где торчал с утра до вечера. Управившись с утренними делами, зашла в дом, посмотрела на спящего мужа и удивилась: во дает хозяин! Стареет, совсем мышей не ловит!
Перемыла посуду, включила телевизор: передачу Баженова посмотреть на пару с Васей. Заварила чай. Тронула мужа за плечо, а он не двигается…
***
Хоронили Василия всем селом. Галя лежала бревном. Ей казалось всегда, что особой любви у них и не было: какая там любовь, сказки для дурочек, целыми днями смотревшими турецкие сериалы. Пахота, труд. Труд и пахота. С утра до ночи. Всегда. Они мало с Василием смотрели друг на друга – в одну сторону, будто лошади в опряжи, глядели. Шли вперед, стараясь идти шаг в шаг, чтобы не сбиться.
Ничего такого романтического Василий ей не дарил: ни цветов, ни колечек. Слов красивых не говорил. Да и постельных всяких утех было мало, иначе у Гали детишек не трое, а куда больше детишек в доме было. И вот странность какая – дышать без Васи, оказывается, невозможно. Забывала Галя, как это – дышать своими легкими и думать своей головой, будто не отдельный человек ушел, а от Галины отрезали большую часть, даже разрешенья не спросив.
Автор рассказа: Анна Лебедева
Канал Фантазии на тему
Загрузка...
