Сватьюшка (2)

Окончание. Начало в предыдущей публикации.

Так тихо стало на даче… Но тишина нисколько не тяготила Патраковых. Они быстро вернулись в прежний свой ритм: привычный жизненный уклад, сопровождаемый повседневными заботами.

Внезапный приезд Ольги нарушил спокойствие семейства Патраковых. Явилась сватья без предварительного звонка, без предупреждения — как снег на голову. И не одна — к ногам женщины прижимались две маленькие девчушки — близняшки, на вид — шести лет от роду.

— Хозяева! Эй, где вы там затихарились? Принимайте родственников! — зычно кричала через забор Ольга.

Маська совсем растерялась, не знала даже, что ей делать: вроде тетка знакомая, а эти две — кто? Она лаяла, махала хвостом, стараясь не пускать гостей дальше калитки. Маша выскочила на порог, всплеснула руками и привязала собаку, от греха подальше. Церемонно расцеловавшись с Ольгой, взяла за руки оробевших девчулек и повела честную компанию в дом.

— Тетенька, а ваша собачка злая? — спросила одна из близняшек.

— Нет, милая, она просто вас, таких хорошеньких, никогда не видела, — ответила Маша.

— А можно, пожалуйста, мы ее немного погладим? — вторая девочка глянула на Машу такими глазищами…

Что-то екнуло у Патраковой в сердце. Буквально минуту назад она мысленно обрушивала на бесцеремонную гостью все громы и молнии, досадуя на столь неожиданный визит: столько дел было запланировано, да и продукты подходили к концу, чем кормить детей, Олю эту… А тут прямо в душу смотрели чистые, прозрачные, ангельские глаза, совсем не похожие на хитрые, козьи — Ольгины. Сердце обдало горячей волной. Так зарождается любовь…

— Мои девки, познакомься. Кирка и Ирка. Они у меня немного не того… Ай, старший тоже из того теста. Все в бабку блаженную пошли, которая повесилась, дура.

— Оля, тише, — попробовала остановить ее Маша.

— Да прекрати, все они знают! Я эту бабку, висельницу, якорь ей в жопу, сто раз на дню поминаю. Привыкли. Давай, Машка, разгребай котомки, я не пустая приехала.

Нужно было отдать должное Ольге: каким-то образом она приволокла с собой два огромных, неподъемных баула с продуктами.

— Ты с ума сошла, — ахнула Маша.

— Я, знаешь ли, на халяву жить не привыкшая. Пошли все в холодильник загружать. Мясо течет, ежкин матрешкин!

С шутками прибаутками, с легкими Ольгиными матерками, а все-таки справились. Девчонки в это время сидели рядком на диване, не смея сделать и шагу без разрешения матери. Ольга выпрямила сильную, с желобками, спину, выпятила по привычке не по годам высокую грудь в тесной кофточке и гаркнула:

— Ну, девки, что сидим? Скидывайте платьишки, напяливайте штанишки. Сейчас нам тетка Маша наряд на работу будет давать!

Маша ожидала всего, чего угодно: наглая Оля ведь могла просто валяться в шезлонге, отдыхая, временами покрикивая на своих детей. Или могла напиться и устроить кордебалет. Но нет: все дружно, словно по команде, переоделись в простую одежду и выжидающе смотрели на хозяйку усадьбы.

— Да вы хоть позавтракайте, — растерянно бормотала Патракова.

Где там. Бригада дружно отказалась и строевым шагом двинулась за очумевшей Машей на картофельное поле.

Работать с Ольгой было одно удовольствие. Огонь-баба. От перчаток решительно отказалась, махала мотыгой как стахановец. Да и девочки не отставали: такие маленькие, хрупкие — ни единого слова жалобы. Девчата шли по борозде следом за матерью и Машей, аккуратно убирая оставшиеся сорняки.

— Отбой, работники! Обедать пора, — скомандовала Патракова.

Близнецы засмеялись и начали возиться с собакой. А той, дурочке, только того и надо: прыгает как кузнечик, визжит, падает на спину, показывая пушистый белый животишко.

Весело и быстро разожгли огонь в летней печи, поставили чугунки, начистили картошки.

— Твой-то где? — спросила Ольга.

— Да поехал за дровами на делянку. Выписали черт знает где, а мы — мучайся, — ответила Маша, — а твой где?

— А он не поехал. Сказал, что на работу устраиваться пойдет. Может, врет, не знаю, — сказала Ольга, помрачнев, — Не везет ему с работой. Все ведь сама тащу. Раньше сын помогал, а теперь женился. Совестно его обирать… Слушай, а давай по сто грамм дерябнем?

***

Вернувшийся Степан обнаружил премилую картину: вокруг дома носилась, высунув язык, одуревшая Маська, а за ней — какая-то девчушка. При этом девочка оказалась гораздо быстрее, чем собака. Только что пробежала, а через секунду — опять она. Степа побледнел, решив, что у него случился солнечный удар. Хорошо, что жена успела выбежать ему навстречу и все объяснить. Ольга поздоровалась и смачно расцеловала растерянного свата. Обе: и супруга, и родственница были… веселенькие. Зато какой ужин ждал Патракова!

Мясо, обжаренное на решетке, в этот раз было особенно вкусным. Тонкая хрустящая корочка сочилась прозрачным жирком. Степан с удовольствием вонзил зубы в стейк и замычал от блаженства: мякоть была нежной, тающей во рту. Никакие добавки в виде новомодных маринадов не перебивали вкус жареного мяса, слегка приправленного черным перцем. Жена подвинула миску с красным луком, а Степан к нему даже не притронулся, набросившись на стейк с жадностью голодного зверя.

— Вот! Учитесь, пока я жива! — Ольга, довольная собой, разглядывала жующего Степана, — Не надо майонезом свинину заливать. Из приправ — соль и перец! Все! Секрет в хорошем мясе. Покупать надо нежирную грудинку. На сильный жар, держать минуты три. А потом перевернуть. И еще минуты четыре подержать. До корочки! И не болтайте кусок туда-сюда — сварите мясо и все! А потом остается подсолить и поперчить. Эти кетчупы, майонезы вообще выкиньте из дома. Гадость! Машка — наливай, а то уйду!

— Так ведь по телику говорили, что мясо лучше всего в виноградном соке мариновать, — Степан, повеселевший от еды и стопочки, любезно предложенной супругой, разговорился.

— Оспадя, ну ты и дундук, Степа, — возразила Ольга, — да мало ли, что там говорят. Что ты на слово всем веришь? У нас в части начальницей одно время была баба одна. Тупая-я-я… Она раньше полы мыла и вдруг — пожарными руководит. Наверное, дала кому-то хорошо. Так вот, как-то раз влетает она к мужикам в комнату отдыха и орет: «Такие-сякие, почему машина до сих пор на ремонте стоит! Парк не укомплектован!» А начкар наш — весельчак, возьми и скажи ей: «Так, Степановна, нужно «лулумпатор» выписать.

«Так почему не выписываете?» — орет.

«Его только у главного можно выписать», — отвечает.

И эта дура побежала звонить в район, «лулумпатор» требовать. В общем, недолго она начальником части поработала.

Степан громко захохотал. А Маша ничего и не поняла. Лулумпатор какой-то, тоже мне, придумают.

Она оставила в покое ржущих, как кони, собутыльников и повела девчонок спать. Они, румяные, усталые, нисколько не сопротивлялись. В комнате детей Маша разместила близнецов на одной кровати, прочитала им сказку. Но девочки так и не дослушали ее до конца — уснули. На коврике свернулась клубочком Мася, ожидая, пока хозяйка выйдет, чтобы забраться к новым подружкам в постель.

Маша смотрела на разметавшихся во сне Иришку и Киру, поправляла их светлые волосенки и чуть не плакала от нежности. Любовь!

Гостила Ольга три дня. Уже перед автобусом Маша, робея, спросила:

— Оля, ну что тебе девчонок в городе томить? Оставь у нас. И тебе спокойнее будет, а?

Сватья согласилась неожиданно легко.

— Ой, да, слава богу. А то не знала, с какого боку к тебе подступиться. И эти мартышки ходят мрачнее тучи.

Иришка с Кирой возликовали! Маша, обрадованная, тараторила:

— Не волнуйся, все будет хорошо! Ой, мы и в лес, и на озеро сходим! Загорят девчонки!

Уже на остановке Маша тихонько спросила:

— А что такое «лулумпатор»?

— Да ничего. Просто набор слов, — устало ответила Ольга и, понизив голос, шепнула, — Только не говори Степке, что этой тупой начальницей я была, покоя не даст!

Сватья уехала, а у Патраковых началась новая жизнь, заполненная родительским счастьем. Степа воодушевленно что-то мастерил на участке. Через три дня были готовы и горка, и песочница, и игрушечный домик с миниатюрной мебелью. Маша вместе с Иришкой и Кирой покрасили поделки в яркие тона. С родными детьми по телефону говорили спешно, торопясь. Николай, услышав, что его сестренки теперь живут на даче у тещи, обрадовался.

— Мария Федоровна, спасибо вам! Я так волновался, когда мама на сутки уходит, детей с этим уродом оставляет.

— А что? А что такое, Коля? — спрашивала Маша, но зять перевел разговор в другое русло.

***

Через десять дней Ольга заявилась опять. Не одна. Рядом с ней стоял высокий, плечистый детина.

— Вот, познакомьтесь, муж мой, Петя.

Этот Петя не понравился Маше сразу. Что-то злое, быковатое было в его глазах. Но виду не подала, а Степан пожал гостю руку. Ольга рядом с ним выглядела иначе: не визгливой хохотушкой, а присмиревшей, покорной женой. Она робко, с обожанием поглядывала на супруга и криво, неестественно улыбалась. Патраковы пригласили их в дом, а сами многозначительно переглянулись.

Дочери, завидев отца и мать, обрадованными не выглядели: как-то нехорошо вытянулись их мордочки, а ясные, умные глазенки заволокло тонкой пленочкой.

— Хорошо себя вели? — кивнув на близнецов, спросил Патраковых Петя.

— Конечно, хорошо, идеальные дети! — поспешила ответить Маша.

— Глядите у меня, — Петя показал им свой громадный волосатый кулачище.

Господи, таким малюткам грозить! В душу Маши скользкой, холодной змеей вползла тревога. Знавала она таких «пап», насмотрелась на них, работая в молодости воспитателем в детской комнате для трудных подростков, сбегавших именно от папашиных волосатых кулаков. Наверное, Николаю крепко доставалось от этого подонка. Ольга тараторила без конца, пытаясь сгладить обстановку. И куда делась веселая, разбитная бабенка? Вместо нее с Машей разговаривала суетливая, запуганная, как собачонка, забитая тетка. Ужас какой-то…

За обедом над столом висело напряжение, которое Ольга неумело, по-бабьи старалась разрядить. Девочки помалкивали и старательно хлебали окрошку, хотя все эти дни они постоянно звенели голосками, донимая Машу и Степу бесконечными вопросами. Петя зыркал в сторону жены и постоянно цыкал сквозь зубы, будто у него там что-то застряло. Степан мрачнел на глазах.

Потом Маша мыла посуду, поглядывая на улицу. Муж сватьи развалился в гамаке, а та без остановки бегала в дом: то за сигаретами, то за квасом, то еще бог знает за чем. Иринка и Кира делали вид, что играют в песочнице. Постепенно они увлеклись игрой, начали беготню с собакой, расшумелись, дети ведь. Маша успокоилась и прилегла на диван отдохнуть. И вдруг…

Вдруг раздался страшный собачий визг, почти человеческий. Ему вторил детский крик — нечеловеческий, объятый страхом и болью. Маша вскочила и побежала на улицу, Степан пулей вылетел из мастерской.

— Папа!!! Не нада, не нада, не нада! — кричали надрывно девчонки.

Мася, завывая, прихрамывая, зло оскалившись, прикрывала своим маленьким тельцем близнецов, дрожа из последних своих силенок.

А Петя бил ногами Ольгу. Страшно бил, злобно, наслаждаясь процессом, целясь попасть в грудь или в живот. Ольга только охала от ударов, едва прикрывая руками лицо, уже окровавленное.

Степан бесшумно, словно зверь лесной, мягко подкрался к Петру. Тот не сразу его заметил, увлеченный своим бесчеловечным делом. А когда, скосив глаз, увидел Степана — было поздно. Мощным ударом крепкого мужского кулака подонок был отброшен метра на два. Оглушенный Петр помотал головой, приподнялся и медведем пошел на соперника. Но тут же упал от серии новых ударов Степана. Патраков был спокоен и сосредоточен, как всегда был спокоен и сосредоточен во время боя на боксерском ринге в молодости.

Петя, понявший, что пощады ему не видать, заскулил и побежал вон, размазывая кровь по лицу.

— Ты в порядке, Оля? — Степа помог подняться с земли сватье.

— Да я привыкла. С Маськой что, посмотрите. Он же ее со всего маху ногой… тварь, — Ольга говорила, с трудом разжимая зубы.

***

Оказалось вот что. Девчата, заигравшись, нечаянно разбили гномика, Катину статуэтку с альпийской горки. Отец, лениво поднявшийся с гамака, подошел к дочкам и наотмашь ударил Киру. А потом замахнулся на Иришку. Мася, не раздумывая, кинулась на защиту детей. Подонок врезал ей под дых своей ножищей, обутой в кроссовки сорок четвертого размера. Ольга, копавшаяся в это время в огороде, услышав крик, кинулась на мужа, расправив руки, как птица, укрывающая свое потомство.

***

Понемногу все пришли в себя. Собака виляла хвостишком и ласково лизала в щеки девчонок. Ольга вытирала слезы. Маша накапала всем валерьянки. Степан сидел, тяжело опустив голову, а потом поднял ее, и Маша заметила, как же все-таки постарел ее любимый муж.

— Вот что, сватьюшка. Обижайся на меня сколько хочешь, но девок я тебе не отдам, пока ты ублюдка этого из дома не выгонишь! Иначе я в суд подам!

Ольга, немного помолчав, ответила:

— Я все понимаю, Степа. Все! У меня же заявление подано. Он улестил меня, увязался следом, с девчонками попрощаться захотел. Попрощался. Сволочь.

— Вот и решай свои дела, Оля, а Иринка с Кирой у нас поживут. Не возражаешь?

Ольга взглянула на свата и улыбнулась.

— Слова не скажу. Не волнуйтесь, ребята. Я всю пожарку подговорю, он и носа к нам больше не сунет. Он же трус, даже Колю боится, убегает, когда тот в отпуск приезжает. Спасибо вам за все.

— Э-э-эх, дура ты, сватья. Какая же ты дура, господи боже мой, — протянул Степан и закурил.

Маша обнимала девочек, прижимаясь к их душистым макушкам. Ей очень хотелось верить, что теперь все будет хорошо.

—

Автор рассказа: Анна Лебедева