— Никогда не женись на рыжей, — Егора мамка предупреждала еще в далеком детстве, — рыжие – ведьмы. Они и не знают об этом, а все равно – ведьмы. Закружат, завьюжат, обманут. Не женись, сынок.
Честно говоря, Егору рыжие не больно-то и нравились. Кожа белая, бледная. По ней конопушки рассыпались, отчего человек кажется слегка тронутым ржавчиной. Глаза кажутся прозрачными, уж больно прозрачными, стеклянными. Кого-то рыжие и вдохновляли, но только не Егора. Он балдел от блондинок, но не белых, а светло-русых, нежных, невзрачных на первый взгляд, сероглазых девушек.
Они не выделялись особой красотой, куда им до ярких брюнеток. Они, как прохладные, тихие осенние дни в России. На них можно смотреть, как на картины Левитана. Смотреть, улыбаться и успокаивать нервы. Их можно пить, как вкусную воду из колодца. С ними не жарко. Не душно. Хорошо…
Так что, нечего матери гоношиться. Рыжей невестки у нее не будет никогда. Ну, если только не перекрасится сама, отдав дань капризной моде. И то, если Егор разрешит. А то ведь может и не разрешить. У Егора характер – соль с перцем. Не каждая девица его утихомирит, не каждая скрутит – не тот Егор парень, чтобы на поводу у девки ходить.
Профессия у Егора была простая, да денежная по тем временам. Шутка ли, шофер! Да освоены почти все категории! Всегда подкалымить в рейсах можно, да и матери – помощь. Люди намаются, пока лошаденку у председателя вымолят, чтобы дрова перевезти, огород вспахать или сено отволочь с дальнего покоса.
А Егор – сам себе начальник. По четыре куба за раз березовых дровец за одну ходку доставит. И сено, и любой другой груз, необходимый в хозяйстве. И соседей не обидит – под шумок, да в темный вечерок – поможет. Не за бесплатно – копейка неплохая. Так и довольны все. Егору – почет и уважение!
Конечно, председатель, про эти художества знал. Но глаза закрыл. Потому как Егор – человек нужный. Он, в отличие от других водил, за воротник шибко не заливал и в недельный загул не уходил. Трезвый шофер – на вес золота. Трезвый шофер, может, и скрадет на копейку, да зато сбережет на сто рублей. Председатель позволял вольности Егору, но особо распускаться не давал. А то ведь с этим делом шутки плохи. Не успеешь оглянуться, как в тюрьму загремишь.
Так и жили, особо не тужили. Целую неделю Егор ломал работу, а на выходных обряжался в пиджак и сапоги яловые – жених! Вечером субботы в клубе танцы. Лето на дворе, и студентов полный зал. И студенточки городские – там же. Они, как курочки, перед Егором расступаются, глазеют на него и в кулачок хихикают.
Егор не обижается. Сапоги, видишь ли, их смущают. А и что – сапоги? Студентики дохлые в своих ботиночках далеко по деревне не уйдут. Сейчас жара, так ботинки модные только в пыли изгваздаются, да в лепешку коровью вляпаются. А вечером грозу передавали: вот и посмотрим на ваших студентиков, девочки-красавицы!
Любопытно Егору на них смотреть, на красавиц. Против деревенских девах – мослы одни. В чем и душа держится. Штаны на них интересные, джинсы. Иной Матрене и на руку штанина не налезет. А этих соплюх городских — по паре сразу можно запихать. Идут, тощим задом вихляют, между ног (смешно) просвет! Та же Маша Пряникова со стыда бы сгорела: что это за ходули? А этим – плевать, будто так и надо. Егор на таких форсистых еще в училище насмотрелся. Правда, они на него – ноль внимания. Он, хоть и один у матери, да безотцовщина – где бабе одной управиться. Сыт – и то радость. А уж одевать сына… был бы ватник с шапкой, да валенки… Потому тогда и не удостаивался Егор даже взгляда.
А здесь, в деревне, он – у себя дома. Деньжата, Слава Богу, на одежу есть. Вот и пиджачок, и рубашку по модному фасону себе справил. И одеколон имеется, и все, что следует иметь приличному жениху. Потому и улыбается Егор снисходительно, по-свойски. Он – первый парень на деревне и кобель первостатейный. Ему, конечно, жениться уже надо, но пока Егор не торопится. А вдруг, какую из города тут себе на расплод и оставит…
А потом заиграла музыка, и молодые девушки затряслись, задрыгались под какую-то зарубежную мелодию. Это городские пластинку притащили. Егор решительно не понял, в чем тут прелесть. Но когда кто-то объявил белый танец, зазвучала очень красивая мелодия. И какой-то неизвестный певец затянул очень приятную песню на нерусском языке. Но слов понимать и не хотелось, уж больно музыка красивая, аж мурашки по спине Егора пробежали.
Сельские девушки стеснялись, хихикали, прижавшись к стеночкам. Ну и дуры. Потому что бойкие городские студентки, даже самые корявые, быстренько расхватали и своих, и чужих парней.
«Будет драка» — подумал Егор. Он такие ситуевины носом чуял. Но развития мыслей о предстоящей веселухе не получилось: Егора пригласила миленькая девица. Она улыбнулась, блеснув глазками, и проворковала:
— Разрешите пригласить вас на белый танец?
Егор с удовольствием согласился. Потому что, девица была хорошенькая, ладненькая и игривая. Длинные ресницы, брови птичьими крыльями разлетаются, и губки – алые, красивые… Улыбается, румянец во всю щеку – любо дорого поглядеть!
Она прижималась грудью к Егоровой груди и нисколечки не стеснялась этого. Беленькая, кудрявенькая, юркая такая, как молодая козочка. Высокую грудь обтягивал тоненький свитерок, и юбка у девицы была до того коротенькая, до того нахальная, что Егор тайком, про себя любопытничал: а как это она сумочку свою, чинно отдыхающую на полу, в компании других кокетливых сумочек, поднимет? Ведь, если наклонится… ой-ой!
Ну, оттанцевали. Егор, как путевый, девицу обратно, на свое место повел. Оставил в целости и сохранности. Маша Пряникова молнии мечет. Егор решил не бросать городскую козочку: Машка ее со злости удавит. До чего лютая девка, страх! Правда, Егор ей авансов не раздавал. Нечего тут глазами сверкать. Вот понравилась ему девица в короткой юбке, и с нею будет он сегодня танцевать! А, может быть, завтра и на грузовике покатает.
«Покатает, покатает, дура ты, дура толстомясая!»
Так и случилось – весь вечер потом Егор с девчонкой танцевал. Познакомились. Имя красивое у нее – Полина. Возле клуба покурили, а потом… Егор к-а-а-к поцелует эту Полинку… А та, ничего, подалась вся вперед, ответила. Губы у нее упругие, смелые. Правда, табаком пахнут. И немного – карамельками. И самую малость – вином. Вот почему Полинка такая храбрая! Ага-ага.
Но до «ага» дело не дошло.
— Никому не дари поцелуй без любви! – задорно отвела Полинка, когда Егор немножко обнаглел и дал волю рукам. Развернулась и была такова.
— Чао!
— А можно, я завтра к тебе приду?
— Посмотрим!
***
Егор всю ночь не спал. Уж больно узкая у Полинки талия, и целовать ее приятно, и вообще… Обнимаешь ее, будто гитару, вся такая она ладная, вся такая она гармоничная. Стройная. И губы эти карамельные, сладкие. Горячая, нахальная… Но себя помнит.
Егор уж навоображал себе невесть что. Отчего-то представилась она ему в белой фате. Стоит такая, как яблонька цветущая, в короткой юбочке своей, и манит Егора, и манит…
Утром Егор, умывшись, порысил к бараку, где студенты живут. В окошко камешком кинул. А потом – еще раз. Тишина.
— Ничего. Подождем по случаю воскресенья, — сказал и расположился на лавочке, в тенечке.
Пока сидел, Маню увидел. Весь колхозный люд в такое время уже не спит. Скотина, да дела на постельке рассусоливать не позволяют. Маня шла с коромыслом на сильном плече, важная птица. Глаза зареваны, а губы поджаты.
— Эй, ты что такая невежливая? – окликнул ее Егор.
— Да провались ты пропадом, — Маня процедила и дальше поплыла, — Бабник!
Егор фыркнул. Тоже еще цаца.
К обеду студенты проснулись. В окошко чья-то лохматая голова просунулась.
— Эй, девушка, девушка! – шепнул Егор, — Полинку вызови, а!
— Да пошел ты, — огрызнулась «девушка» мужским голосом.
Егор даже сплюнул. Что за мода – парням этакие патлы носить. Он уже хотел было вытянуть из окна за эти самые космы «девушку», но тут дверь барака скрипнула, и вышла его…
Полина, не Полина… Не понять, кто… А куда же делась беленькая козочка, с ресничками и губками?
— Привет, — поздоровалась девица, что, не узнаешь?
Да где тут ее узнать? Белесая, конопатая, глаза голые. И… вместо золотых завитушек – рыжие коски. Жиденькие, тонюсенькие, жалкие такие…
— Полина, да что с вами? – ахнул Егор.
— Ну ты, тундра, конечно, — засмеялась Полина, — я над вами, ребятами, прям фигею! Ха-ха-ха!
Она, стерва, оказывается, на танцы всегда ходит, как на сцену в театре! Ресницы налепит на клей, набелится, нарумянится, парик напялит, юбку до пупа – красавица!
— Я тебя не ждала, так бы причепурилась, — и ржет, как конь!
Егора ветром унесло. А городские вслед гогочут.
***
Мама бате моему так эту Полину и не простила.
— Кобелина, ты, кобелина! На сладенькое его, гляньте, люди добрые, потянуло! – постоянно сворачивала она на эту колею, если отец побеждал в какой-нибудь перебранке.
— Да чего ты разоряешься! – отбивался отец, — у меня же с ней ничего…
— Ничего, потому что истинный облик ее повидал! А если бы она тебе до свадьбы так голову морочила? Увели бы телка на веревочке! Смех один! Утром бы проснулся и заплакал! Права была мама твоя-покойница! Рыжие, они такие!
— Да какие? Какие? – батя держал глухую оборону, — при чем здесь это? Рыжие, буланые…
— Колдовки! Крутят вашего брата! Я всю ночь тогда проревела. Сохла ведь по тебе! А ты… Тьфу на тебя. Бабник!
Папа улыбался. Обхватывал мою ревнивую маму и целовал в нос.
— Не сси, Маха! Ты у меня – краля! Тебя хоть мочалкой три, а брови не смоешь! Красотуха! Да, Светка? – и подмигивал мне своим хитрым глазом.
Я, мелкая соплюха, конечно же, согласно кивала.
***
Так получилось, что я, Светлана Егоровна, стала городской жительницей. И не скрою: если меня помыть с мылом, то лицо у меня будет точно таким же, как у несостоявшейся батиной любви. И еще я курю. Вот такое недоразумение родилось у моих красивых и здоровых родителей. Но муж от меня в панике не убегает. Он меня, вообще-то, не за красоту полюбил, а за ум.
Да и мы теперь с ним уже не очень молодые люди. Многое, что пережили, многое, что потеряли. И родителей – тоже. Но нам все время кажется, что моя бабка была не права: не в рыжине дело. Ерунда это все. Глупые слухи. И не во внешности суть. Любят сердцем и душой. А это приходит не сразу, постепенно, я думаю.
И если любовь от сердца приходит, то двоим уже наплевать, какой они масти, какого цвета у них глаза, парик или туфли… Главное — душа.
Я так думаю…
—
Автор рассказа: Анна Лебедева
Канал Фантазии на тему