Продолжение. Начало здесь
Когда приехали на базу, их уже ждал счастливый Василий Сергеевич.
— Петя! У нас водитель новый! Хороший мужик, непьющий. Так что теперь будет у тебя напарник!
— Да не может быть…
Петя не выказал особой радости. Нинки теперь у него нет, а дома сидеть скучно. Ну хоть отоспится.
— Ты как будто не рад.
— Да рад я, Василий Сергеевич, очень рад. Спать буду два дня.
— Вот и хорошо, вот и ладненько. Он там ждет тебя, машину передай, если что нужно, покажи.
— Хорошо, хорошо… что я, не знаю, что ли…
Мужиком его сменщик оказался и правда хорошим. Спокойный, обстоятельный. Расспросил все по делу, а потом сказал:
— Вижу, машину бережешь… Не переживай, я технику тоже люблю. Вещи-то свои не забудь.
Петр улыбнулся.
— Да вроде как все забрал…
Семен протянул ему тот самый блокнот.
— А это?
Объяснять, что к чему, было лень, и Петр просто сунул книжицу в пакет, в котором лежала рабочая одежда.
— Ну, тогда пока, что ли? Ты, Семен, звони, если что, не стесняйся.
— Позвоню, но, думаю, что все в порядке будет. Я в моем городе в такой же организации работал, машина у меня, конечно, попроще была, а так работа такая же.
Петя пошел в сторону дома. Завернул, правда, в парк, буквально на пятнадцать минут. Он всегда туда заходил, если настроение было не очень. Раздвинул кусты, и оказался у небольшого естественного прудика. Он, конечно, размерами до настоящего пруда не дотягивал, но зато на нем и утки водились, и стрекозы вились, а ближе к вечеру лягушки пели. Не орали, а именно пели, потому что их было много, и кваканье сливалось в настоящий лягушачий хор.
Как-то сразу спокойно становилось здесь. Цивилизация сюда не добралась. И, хоть Петя был и не единственным, кто знал это место, никаких скамеечек или дорожек здесь не было. Редкие люди, кто забредал сюда, просто садились в траву и слушали…
Посидев на берегу, Петя пошел домой.
***
— Мам, я дома!
Из комнаты вышла мать.
— Ну, как день пришел? Умывайся, сейчас кормить тебя буду.
— Кормить — это хорошо.
Петя ушел в ванную, и уже оттуда рассказывал матери:
— Сменщика мне нашли, теперь как белый человек буду работать, два через два.
Петя вытер руки и пошел на кухню.
Мать улыбалась.
— Это же хорошо. Петенька, у меня тоже два выходных, может быть, съездим в деревню? Я-то одна собиралась, а так и ты мне поможешь.
Петя задумался. В бабкином доме он давно не был. То работа, то любовь. Мать уж года два там все одна делала. Копала сама, сажала сама…
— А поехали. Все равно в городе делать нечего.
Мать внимательно посмотрела на него, хотела спросить про Нину, но передумала. Захочет, так сам расскажет…
***
В первый же день Петька размялся вволю. Поднял половину огорода, набил мозоли на всех руках, помылся у соседки в бане. Сосед попарить его хотел, но Петр три минуты только и выдержал, вывалился чуть ли не на улицу. К вечеру, когда добрался до кровати, думал, что уснет сразу, как только ляжет…
Чистое тело приятно ныло от усталости, но сон не шел. Петя потянулся к блокноту. Подумал: «Почитаю, может пойму, где хозяина искать».
Первая же запись заставила его сесть в постели.
«Сегодня моя жизнь разделилась на две половинки. Еще вчера я строила планы, хотела стать кем-то, чего-то достичь в этой жизни, а сегодня тот мир рухнул. Его больше нет. Теперь у меня другой мир, и будет все по-другому. Ровно в 10 утра накануне нового года, доктор сообщил мне, что у меня онкология. А потом добавил: «Все очень запущено». Он ушел, а я сижу вот и думаю, может быть, раньше было более гуманно, когда больные просто умирали, так и не узнав, от чего?»
Петя покрылся холодным потом. Он быстро перелистал блокнот до того места, где была последняя запись. Там стояла дата, и было это всего три месяца назад.
Петя вернулся в начало. 30 декабря позапрошлого года. То есть эта девушка вела дневник чуть больше года. А три месяца назад вести его перестала. Дневник не потеряли, его просто выбросили вместе с диваном, видимо, потому, что он стал больше не нужен.
Петя перевернул страницу. Следующая запись была только через две недели.
«Сегодня я приехала в больницу. Буду проходить первый курс лечения. Я не хотела, но мама так сильно плакала. И я подумала, что, наверное, это неправильно. Нужно пытаться делать что-то, даже если все безнадежно. Я пока еще не знаю, зачем. Ведь все безнадежно. Но мама плачет.
Когда я пришла в палату, где мне предстоит провести следующий месяц, поняла, что я обычный нытик. Вместе со мной лежит женщина. У нее двое детей, маленькие еще, только в школу пошли. Она уже не встает, но продолжает бороться. Дети с бабушкой, а муж ушел, как узнал, что ему, возможно, придется одному растить своих же детей… Вот где сила воли. Она настоящий герой, настоящая мама. Сейчас вечер, все уже спят, а я вижу, как она мучается, больно ей. Но ни ползвука не издает. Я спросила, может быть, позвать медсестру, но она качнула головой и ответила: «Как только признаешься в своей слабости, сразу подпишешь сам себе приговор. Признаешь свое бессилие». Она герой. Она настоящий герой. Я хожу, я могу пробежать по лестнице. Устаю, конечно, быстро, но, я на своих ногах. И волосы у меня все на месте, и я в отчаянье, а она нет. Она борется».
Петя захлопнул тетрадь. Нет, он не будет это читать. Не хочет, не может…
Положил ее на стол, лег. Долго лежал. Пытался представить, какая она, эта девушка, автор. Ему казалось, что у нее длинные каштановые волосы… Голубые глаза и пухлые губы. Он и сам не знал, почему именно такой образ, но вот примечталось ему так.
Петр отлежал без сна час. Потом на столе завибрировал телефон. Он протянул руку. Смс от Нины.
«Мы можем поговорить?»
Он даже отвечать не стал, просто положил телефон на место. Рука сама потянулась к дневнику…
Петр и сам не заметил, как уснул, а дневник остался лежать рядом с ним.
***
Весь следующий день он думал о девушке по имени Катя. Вчера он дошел до того места, где ее выписывали домой до следующего курса лечения. Петя уже знал, что за несколько дней до выписки Кати не стало Валентины.
— Сынок, ты какой-то сам не свой. Нина позвонила?
— Какая Нина? — Петя смотрел на мать непонимающим взглядом.
— Как какая?
Теперь уж мать смотрела на него с удивлением.
— А нет, не Нина. Да все нормально, мам… Нужно еще чего? Или я тогда полежу пойду. Как-то плохо спал.
Мать сразу успокоилась. Вот в чем причина странного поведения сына! Если причина есть, то все нормально.
— Иди, конечно. Теперь, если что и надо будет, то только к самому вечеру.
«Сегодня я попросила маму, чтобы она отвела меня на то самое место, где я так любила бывать. Мама сначала стала ругаться, говорить, что я устану, это далеко. А я сказала, что возможно, это в последний раз. Тогда мама отвернулась. Мне очень жаль ее, я же знала, что она расстроится, но мне очень нужно было там побывать. После первого курса мне стало намного хуже. Не знаю, переживу ли я второй».
Петя быстро листнул страничку. Девушка жила в его городе, а значит, это место он должен знать. Он все знает в своем городе.
«Как же здесь хорошо. Такой оазис среди каменных джунглей. Мама никогда не была здесь, и сейчас очень удивлена. Говорит, что даже трава здесь зеленее. Народу все так же мало. Когда мы пришли, совсем никого не было. Люди привыкли к цивилизации. Через две недели мне снова в больницу. Я всегда буду помнить этот хор лягушек. Еще такой несмелый, потому что на улице всего лишь весна, и они, наверное, еще толком не проснулись. Валя говорила, что раскисать нельзя, никак нельзя, но я плачу. Как же сильно хочется жить… Я привязала на калину свой алый шарф. Пусть он меня связывает с этим местом. Если бы еще пожить, хоть немножечко, я обязательно сделала или попросила бы сделать кого-нибудь лавочку под этой калиной. Здесь самое лучшее место. Прощай прудка, прощайте лягушки, прощай парк…»
Петя стукнул кулаком по дневнику. Он настолько явно представлял себе эту девушку, как будто знал ее очень давно.
К концу дня он дочитал дневник. Последняя запись была короткой.
«Смотрю на себя в зеркало и вижу уже не человека. Я очень некрасивая, но это теперь уже неважно. Меня никто не увидит, потому что ходить самостоятельно у меня нет сил. Меня видит только мама. Мама и доктора. Вчера меня снова привезли сюда. Я уже проводила и Валентину, и еще двух девчонок. Одна моя ровесница. Почему, почему мир устроен так несправедливо? Ведь мы же не видели этой жизни, а должны уйти из нее. Мама очень похудела. Она не плачет при мне, а я при ней. Мы оба знаем, что держимся только ради друг друга, но делаем вид, что все хорошо. Как же мне хочется, мамочка, прижаться к тебе, расплакаться, и рассказать, как мне страшно… Но я не могу этого сделать, потому что тебе будет очень плохо. Мама еще во что-то верит, или делает вид. Впрочем, я тоже делаю вид, что верю, для мамы… Я очень хочу жить…»
Это была последняя запись. Дата — май того года. То есть… Год. Прошел целый год.
—
Автор рассказа: Ирина Мер
Загрузка...
