– Мда… Дела. — Юра с сомнением оглядел поляну.
Несколько цветастых фургонов, стреноженные кони, шумные чумазые детишки, веселящиеся в кучах опавших листьев, и сохнущая на голых ветках одежда — картинка напоминала скорее цыганский табор, чем цирковую площадку. То, что картинка эта развернулась посреди города в центральном парке, только добавляло зрелищу парадоксальности.
Артисты, очевидно, выступали прямо под открытым небом (это в октябре-то!) — в центре поляны влажная осенняя земля была густо засыпана опилками, символизируя манеж. Вместо шатра и гимнастических конструкций — канат, натянутый между деревьями. А вместо кассы у них зазывала с шутовским колпаком в руках? Но, несмотря на этот диковатый антураж, цирк все же привлекал внимание — проходящие мимо зеваки частенько косились в сторону фургонов.
Юра приехал сюда по заявке, оставленной в почтовом ящике рекламного агентства, в котором он работал (странная такая заявка — без адреса отправителя, зато с криво нарисованными завитушками и колокольчиками по периметру листа). В ней говорилось, что бродячему цирку необходимы плакаты для расклейки по городу.
Вообще-то, он предпочел бы не общаться с заказчиками, а просто создавать рекламу. И не в промозглой сырости города, а в теплом уютном офисе. Да и Марина, его коллега, обещала принести сегодня свою фирменную шарлотку.
Но задание нужно было выполнять, и сейчас, глядя на стоянку цирка, Юра понимал, что задание это будет непростым.
Рекламные плакаты тут вряд ли помогут…
— Эй, малец! — он окликнул пробегающего мимо тощего мальчишку лет десяти. — Где мне найти директора?
Ребенок уставился на пришельца огромными изумрудными глазами. Тому даже стало неуютно под проницательным, совсем не детским взглядом.
— Мадам Мате живет в белом фургоне, — наконец сообщило зеленоглазое чудо, мгновенно исчезнув из поля зрения.
— В белом, значит… — пробормотал Юра, шагая к дальнему краю поляны.
Мадам Мате оказалась стройной женщиной, выглядевшей именно так, как и должна выглядеть артистка несуразного бродячего цирка: яркое платье, длинные волосы, бусины, вплетенные в тонкие косички. Только глаза — серьезные, проницательные и узнаваемо-зеленые — не позволяли ей скатиться к внешности ярмарочной гадалки.
— Это вы хотели заказать объявления?
Мадам Мате, сидевшая на ступеньке фургона, внимательно оглядела Юру и кивнула в ответ.
— Тогда мне нужно, чтобы вы заполнили эту анкету и…
— Неет! — женщина хрипло, но вполне дружелюбно рассмеялась, прерывая речь Юрия. — Поверь, анкеты — не то, что тебе нужно!
– Простите?
Мадам вдруг подалась вперед, заглядывая мужчине в глаза, и серьезно спросила:
— Долго ты еще собираешься тянуть? Ее терпение не безгранично.
— Что? Вы вообще о чем?
Женщина кивнула, будто в чем-то удостоверившись, и доверительно сообщила:
— Мой тебе совет: не жди фальшивой улыбки. Как только зазвонит колокольчик — покажи то, что скрывал!
Она снова кивнула и поднялась со ступеньки, скрываясь в недрах фургона:
— А плакаты нам, пожалуй, уже не нужны.
— Ага. Рад за вас! — крикнул ей вслед Юра и пробурчал под нос. — Вот же фрики.
Ох, зря он из офиса уехал…
***
— Что, уже сегодня? Так быстро? — Юра растерялся, застыв с зажатым в пальцах карандашом.
— Ну да, я же тебе еще месяц назад говорила.
Немного нервно дернув плечом, Марина положила в сумку альбом — последнюю вещь из той нехитрой поклажи, что она забирала с работы. Скоро этот альбом вместе с фигуркой мультяшного медвежонка, пузатой чайной кружкой и самой Мариной окажется в другой рекламной фирме, в другом городе. В совершенно другой жизни.
И не будет больше дружного смеха и бесед за чаем в перерыв. И долгих молчаливых взглядов, которые говорят больше слов. И ласковой теплой улыбки тоже не будет.
Она же говорила ему, что подумывает переехать. И смотрела пытливо, ожидая реакции. А он все считал, что время еще есть, не торопился, ждал.
Чего, спрашивается?
— Знаешь, новые места, новые знакомства, – невпопад сказала Марина. — Может быть, там повезет больше?
— Так быстро… — снова повторил Юра и вздрогнул, когда телефон Марины звякнул громким колокольчиком, сигнализируя о входящем сообщении.
Что-то встрепенулось на краю сознания. Этот колокольчик… Ох, черт!
— Это такси, — Марина вышла из-за стола и накинула на плечо сумку. — Ну что ж, мне пора.
— Подожди! — Юра засуетился, почти с головой залез в ящик стола и извлек из его глубин пухлую папку. — Вот. Возьми.
Он знал, что его привычка творить при помощи бумаги и карандаша, несмотря на все обилие новейшей техники, графических программ и всевозможной электроники, заполонившей офис, кажется Марине странной. И очаровательной — каждый раз, видя его рисунки, она мягко улыбалась.
Но эти рисунки она еще не видела. Никто не видел.
— А что это? — Марина с любопытством взглянула на Юру и приняла протянутые бумаги. Он неожиданно для себя смутился.
— По пути посмотришь.
— Ладно. Тогда, — она замялась, — пока?
Он не отвечал, молча глядя на Марину, думая, что вот сейчас он мог бы…
— Пока.
…ну, или не мог.
Она натянуто улыбнулась и, повернувшись, шагнула к двери кабинета.
— Знаешь что, нет! Посмотри сейчас!
Марина остановилась. Обернувшись, она скинула с плеча сумку и раскрыла папку. Первый лист. Второй. Пятнадцатый…
— Мои руки вовсе не такие… хм-м… изящные. – Она задумчиво изучала очередной рисунок. — А глаза не голубые.
— Голубые, — тихо возразил Юра. — Но только когда ты улыбаешься.
Марина порывисто вскинула взгляд, с улыбкой оглядывая друга. Ее телефон возмущенно затрезвонил, — опять этот колокольчик! — но она даже не сделала попытки ответить на звонок и все смотрела на Юру, как зачарованная. Он не отвел глаз.
— Твое такси…
— К черту такси, — выдохнула Марина и шагнула к Юре.
***
Стройный зеленоглазый мальчик прилежно расчерчивал лист бумаги, прикусив кончик языка — для надежности. Закончив, он отложил линейку и обратился к сидящей рядом матери:
— Готово. Что мне написать?
Женщина задумчиво покрутила в пальцах вплетенный в волосы миниатюрный колокольчик:
— Хм-м, пиши! Врачу-ветеринару Власовой Елене Петровне. Просим вас посетить наш цирк для осмотра заболевшего жеребца…
Загрузка...
