Валентина Михайловна спешила. Она выключила конфорку – суп готов. Отдельно, в кастрюльке, томились котлеты. Они отдыхали под крышкой в собственном соку. Валентина протерла полотенцем контейнер и аккуратно переложила в него свои «фирменные» котлеты. Куриный суп она перелила в банку и крепко закрутила крышку. Пирожки с яйцом упаковала в бумажный пакет. Готово!
Валентина Михайловна, резво спустившись по лестнице, побежала в дом напротив. Там жила мама ее невестки, Люба.
— Не уехал еще? – спросила Валя сватью.
— Завтракает пока, — сватья, не причесанная еще, опухшая со сна, впустила Валентину в прихожую. Увидев сумку в ее руках, испуганно оглянувшись, сказала:
— Ой, сейчас опять орать будет.
«Ничего. Поорет, поорет, да и успокоится» — решила Валя и прошла в кухню, легонечко отодвинув Любу плечом.
— Гена, здравствуй. Ты моим сумочку не передашь?
Генка допивал чай. В глазах его промелькнула неприкрытая ненависть. Он, еле сдерживаясь, сказал:
— Теть Валь, мне некогда посылки развозить! А не почтальон. Мне и так в три точки попасть успеть надо, я вам сколько раз уже говорил: Питер, пробки! Нет, до вас не доходит! – он нервно вскочил из-за стола и чуть ли не бегом – надевать куртку.
— Геночка, ну пожалуйста! Голодные ребята – та!
— Нет, я сказал! – Генка уже в дверях.
Генкина мать чуть в ноги ему не рухнула:
— Гена, ну что ты в самом деле? Что тебе, сложно? Оля подъедет, куда ты скажешь. Тебе не надо к ним специально идти.
— Я заплачу, сколько надо, Геночка, — просила Валентина.
У Генки опять задергался левый глаз. Он рывком выхватил сумку из рук Валентины Михайловны и хлопнул входной дверью так, что ключница, висевшая на стене, снова обрушилась на пол, звеня связками ключей.
***
Ну ладно, понятно, мать заботится о своих детях, пока они поперек лавки спят. Но когда им тридцатник? И этот супчик, черт бы его драл! Валентина Михайловна повадилась отправлять бесконечные посылочки «молодым» через Генку сразу, как только узнала, что он устроился на новую работу – в автотранспортный цех огромного завода. При заводе – столовая, пять продуктовых магазинов, профилакторий и ресторан. Генка ездил на своем газоне в Питер три раза в неделю, мотаясь по промзонам целый день. Куры, мясо, масло – да чего только не требовалось для снабжения продуктами заводского хозяйства.
Ну ладно, деньги или документы передать – понятно. Но эти котлеты и супчики Генку бесили больше всего. Молодая кобыла, ребенок уже рожен, а мамулька все об ней печется! Огручики, икра кабачковая, грибочки звякали в клетчатой дорожной сумке Валентины Михайловны каждый раз, когда Генка собирался в командировку. Оленька, дочечка любимая, являлась на Софийскую редко. Чаще подкатывал Ромка, брат.
Они по-быстрому перекуривали, обмениваясь новостями, и расставались. Но чаще – лаялись.
— Ромка, задолбал! Я вам, что, таксист? – орал Генка на брата, — что ты в самом деле, свою бабу к ногтю прижать не можешь?
— Блин, я при чем? – орал Ромка на Генку, — за каким… ты вообще у нее эти сумки берешь? Да на … я их вертел! Ехать сюда через весь город, дел у меня больше никаких? Так ведь Ольга ныть начнет: «Мама денюжку прислала, мама покушать отправила».
— Да пошли вы оба в ту степь и куда подальше! Олюшке своей так и передай! Нашли, б…, оленя! – Генка снова психовал, хлопал дверцей газона прямо перед носом Ромки, и, машина, нервно газуя, обрызгивая брата мерзкой питерской кашей из снега и грязи, смешивалась с общим потоком автомобилей и скрывалась из виду.
Настроение Генкино было опять испорчено. И все из-за ерунды с этими посылочками! Казалось, чего тут такого, сложно помочь ему что ли, по-свойски, по семейному? Тем более, петлять по Питеру, по пробкам ему и не надо: Ромка подъезжал, куда Гена потребует. Но это сейчас: а первые раза три Гена лично гонял газон прямо к дому, где снимал квартиру брат с женой. Оля открывала ему дверь, принимала сумку, щебетала слова благодарности и даже предлагала чаю. Пустого. Без сахара.
— Ой, я опять худею. Пью один лишь чай, — чирикала она, — и Ромка со мной постится.
«Блин, курица ты общипанная, драная, страшная! Чучело ты! А ребенка вы тоже чаем кормите?» — думал Генка.
— Мамочка опять еду прислала! Любимочка моя! Для Леночки мне и готовить не надо! Ой, Гена, мне идти нужно, Леночку из яслей забирать!
Она, виляя тощим задом, шла в прихожую, приглаживала перед зеркалом свои жидкие волосенки, мазала блеском губы и надевала куцую шубейку. Ждала, пока Гена «напьется чаю». Тот злой, голодный, выпрастывался из-за стола и тащился следом за Ольгой. Простившись с родственницей, забирался в кабину газона и еще несколько минут смотрел, как легкая, тонконогая Оля, увязая остроносыми ботиночками на тонюсеньких шпильках, перепрыгивала через грязные снежные валы на тротуар, и не шла – вилась как поземка, по куриному склонив голову чуть набок, будто выискивала что-то на земле.
— Тьфу, погань, — сплевывал Гена.
Он потратил четыре часа. Значит, в родном городе он будет позже на целых четыре часа. Время в Питере летело с космической скоростью, и снег в Питере лежал грязный, черный. Мокредь, сырость, соленый лед и непролазная каша, суета, шум, толкотня и равнодушие. Видела же поганка – голодный мужик. Сволочь безрукая! Умеет морду только мазать и жопой вилять, гадина.
— Валентина Михайловна, я вам не служба доставки! – рычал потом он.
Прилипала Валя придумала другой ход. Пускай Ромка сам за газоном Генкиным бегает. Олю, слава Богу, видеть не нужно было. Зато с Ромкой – каждый раз – скандал.
Нормальный парень. Обычный, не красавчик, но и не уродец, не маньяк, не садист, не дурак… Как его угораздило жениться на прынцессе Оленьке, до сих пор никто не понял. Точнее, как прынцессу Оленьку угораздило выйти замуж за земного человека, а не эльфа? Видать, эльфам особы голубой крови осточертели до изжоги. Наверное, даже эльфам хочется нормально жить. С нормальной, земной женщиной. Чтобы вкусно кормила. Чтобы поругивала за пьяную морду иногда по пятницам (контроль и дисциплина), воспитывала детей, содержала дом в порядке и не водила в этот дом толпы сумасшедших подружек.
А Оленька далека была от «банальной кухни», она была прЫнцессой. Будто бы не обычная мамка ее родила в городском роддоме, а феечка с облачка на грешную землю спустила в розовой корзиночке! Все ей, все для нее!
Мать Ромки и Генки только головой качала, познакомившись с будущей невесткой. А вот с Валентиной Михайловной сошлась легко. Бог знает, может так и надо? Может, нужно дочерям именно такое нежное и трепетное отношение? Откуда Любови было знать – Ромка с Генкой никогда не требовали к себе чуткости и нежности – сорванцы и балбесы. Не успеешь оглянуться, а они уже окно расколотили или костер на ковре затеяли. Уж не раз под горячую материнскую руку попадали, и широкий отцовский ремень висел на самом видном месте, на настенном ковре – много лет подряд.
Ласкового слова из них клещами не вытянешь. Ну и не надо – парни помогали делами. На даче все у них своими руками выстроено, у Генки машина, всегда, куда надо привезет, доставит. Да и зарплата – в общий котел. А вот Оля – слабенькая, хрупкая. Неумеха. Каприза. Спит до часу дня. Никакого толку от такой жены – Люба видела, не слепая. Зато какая чуткая, к родной матери ластится: мамочка, да мамулечка. Завидно…
Поженились, пожили вместе годик и улетели в Северную Столицу.
— Оленька так мечтала. Ну что ей тут гнить, — оправдывалась Валентина Михайловна. Да и самостоятельность, опять же…
Люба в дела молодой семьи не лезла. Сами разберутся. Хоть порой и жалко было Рому. И Гену понять можно: он им не слуга. Но она больше помалкивала, помнила свою свекровь-покойницу, никогда не вмешивавшуюся в ее с мужем жизнь. «Сумели сваляться, сумеют и распутаться» — вот и весь вердикт. Валя помогает, ну и пускай себе… Раз спокойно не сидится. Главное, Ромка любит свою Оленьку, а остальное приложится годами.
Генка пыхтел, возмущался, ругался, но со временем успокоился, отстал. Не до родственников – сам женился. Своих забот – море. Наташка, жена, любимая, справная, хозяйственная, но с характером, строптивая: было, с кем теперь глотку драть.
Ромка с Ольгой купили квартиру, оба работали, все у них нормально. Деньги теперь пересылать легко стало: на кнопку в телефоне нажал – и все дела. У Гены сын родился, у Ромки уже вторая девчонка на свет появилась. Обе бабушки: Люба и Валя – теперь нарасхват. Правда, Наташка не очень-то к свекрови приставала, старалась управляться сама. Крикливая, неласковая, вредная – до принцессы далеко.
Люба понимала: у Наташки – сын. Потому она такая – без лишних сантиментов. Точно, точно, матери сыновей отличаются от матерей дочерей. Любовь восхищалась собственным открытием: как же все интересно все в мире устроено! А Валентина по-прежнему хвасталась, показывая Любе свою страничку в социальной сети:
— Любочка, гляди, какие чудесные слова мне доченька прислала!
Розы, розы, розы на страничке. И стихи.
— Ну это же не она сочинила, — резонно замечала Люба.
— Ну и что? Зато – внимание, — отвечала Валентина.
Она, увидев время на экране смартфона, вскакивала и убегала к себе. Пятница, скоро Оленька с девочками приедет на выходные. Нужно приготовить им что-нибудь вкусненькое.
— Валя, опять ты все праздники у плиты проторчишь? – удивлялась Любовь, — нет, я тоже внучкам рада, но… Зачем им тогда квартиру в Питере покупать? Это же кошмар – столько времени Ромка за рулем! Толком не отдохнет, и опять возращаться.
— Вот ты всегда такая! Радоваться надо – дети про нас с тобой не забывают! – возмущалась Валя.
А Люба все равно не понимала: взрослые, самостоятельные люди таскаются каждую пятницу к матери, надоедают ей, не дают отдыхать, тянут деньги с материнской карточки… Оленька вечно с подружками (Господи, они за ней следом ездят, что ли?), Ромка спит целые сутки, к ней, Любе, даже не заходит. Сил нет. Девчонки на бабушке висят, пока Оленька чирикает со своими приятельницами. Дурдом. Женщина на двух работах вкалывает – нужно ведь и совесть иметь?
Нет, не понимала она сватью. Никак.
Автор: Анна Лебедева
Канал Фантазии на тему
Загрузка...
