Город занесло снегом. На Невском зажглись фонари, туда-сюда сновали прохожие, возки, запряженные сытыми рысаками, лихо пролетали по проспекту. Чувствовалась предпразничная суета: горожане спешили закупиться подарками, а елочный базар работал буквально целыми сутками.
Салон «Дамское счастье» мадам Жюсси собрал хорошую выручку. У хозяйки вообще дела шли недурственно, но сочельник кормил ее маленький магазинчик весь год. Немудрено: салон «Дамское счастье» ломился от разного товара для рукоделья — и чего здесь только не было! Иглы всех размеров, наперстки, ткани, разноцветные катушки с шелковыми нитками, пяльцы и еще много всего того, без чего не могла обойтись любая уважающая себя барышня.
Перед Рождеством мадам Жюсси открывала выставку-продажу елочных украшений и игрушек. Витрина магазина, искусно оформленная, привлекала внимание зевак. Целый месяц в салоне было не протолкнуться. И ясно, почему.
От ассортимента буквально разбегались глаза: тут и длинные гирлянды из позолоченного дутого стекла, и бусы — маленькие серебристые шарики, собранные на прочной нити, и шары разных размеров и форм, и всевозможные игрушки. Кого тут только не было: малюсенькие пушистые зайцы, рыжие лукавые белочки, Снегурушки, скоморохи, паяцы, барыни и медведи с гармошками!
На вид игрушки были такими живыми, что казалось: вот-вот какая-нибудь из белок моргнет бусинкой-глазом, цыкнет и спрыгнет с еловой ветки. На ощупь — теплые, и дети тянули ручонки, чтобы еще раз потрогать веселого зайца, державшего в лапках оранжевую морковку.
— Мамочка, мамочка, хочу Петрушку! — Саша был готов заплакать: вдруг мама передумает и вспомнит, как за завтраком он разбил сливочник деревянной сабелькой, подаренной отцом.
Ольга Петровна улыбнулась и достала деньги из расшитого бисером кошелька. Она не планировала покупку: Сергей предупредил ее неделю назад, что дела совершенно расстроены из-за очередного карточного долга брата, и нужно прибегнуть к жесткой экономии. Но Петрушка был таким очаровательным, а Саша так смотрел на него, что удержаться от случайной покупки не было сил.
Маленький, совсем как настоящий человечек, Петрушка имел забавный вид. Фарфоровое личико его, раскрашенное вручную, сияло румянцем. Лукавые глаза прищурены, наверное, Петрушка задумал очередную проказу, вон какая хитрая у него улыбка играет на губах! Колпак на голове залихватски заломлен на затылок, а крошечные ладошки (даже ноготки можно разглядеть) едва видны из-за широченных рукавов разноцветного балахона.
Он родился совсем недавно, в тесной мастерской. Сначала это был просто скелетик, скрученный из толстой медной проволоки. Потом старый мастер обернул проволоку несколькими слоями мокрой массы, бумаги, перемолотой в кашу и проваренной в клейстере. Он сушился на печке, чувствовал тепло, но ничего не видел. Он обрел зрение в тот момент, когда чьи-то женские руки раскрашивали его. Тонкая кисть вызывала щекотку, но Петрушка мужественно терпел.
Его посадили на витрину, откуда было видно большую, оживленную улицу, и часто гимназисты долго разглядывали Петрушку и его собратьев, прижимая к стеклу свои носики кнопкой.
Рядышком с Петрушкой сидела очаровательная Снегурка. Она была одета в белую шубку и белую шапочку, из-под которой спускалась до самых маленьких ножек, обутых в изящные расписные сапожки, льняная коса. Он влюбился в Снегурушку с первого взгляда и очень хотел сказать ей об этом. Но не успел. Петрушку сняли с витрины и упаковали в бумагу.
Тем же вечером Петрушка поселился на елке, среди других украшений, матово поблескивающих при свечах. Саша то и дело прикасался к нему, когда тайком от маменьки таскал длинные, перевитые лентой конфеты, прочно привязанные к ветвям.
— Здравствуй, Петрушка! Не говори маме, хорошо? — говорил Саша Петрушке, и тот, таинственно улыбаясь, обещал молчать и не выдавать своего нового хозяина.
Сидеть на ели вовсе не было скучно: отсюда было видно всю залу. Большие окна впускали в себя много белого зимнего света. Лучи скупого утреннего солнца отражались в натертом мастикой до блеска паркетном полу. На столе, покрытом кипенно-белой скатертью к праздничному обеду, поблескивали серебряные приборы.
С утра глава семейства, воровато оглядывающийся, прятал под елью какие-то коробки и кульки. Затем он, вытянувшись во весь рост, щелкнул Петрушку по носу и прижал палец к своим губам: тссс, не говори никому.
Петрушка, конечно же, никому ничего не сказал. Зачем портить сюрприз? Тем более, что у него появился интересный друг. На соседней ветке восседал игрушечный слоник, надувший от важности щеки. Наверное, это был очень серьезный слон, потому что на Петрушку он даже не взглянул ни разу.
Вечером зал наполнился множеством детей, женщин и мужчин. Вокруг елки водили хороводы, пели песни, дарили подарки. Столько счастливых лиц! Столько радости!
«Хорошая это вещь — Рождество», — подумалось Петрушке. Но он ничего не сказал. Игрушкам разговаривать запрещено.
А потом, когда иголки с елочки потихоньку начали осыпаться, Петрушку вместе с остальными украшениями убрали в большую коробку, выстланную ватой. И даже важного слона. Внутри было темно и тихо. Петрушка уснул.
***
Разбудил его яркий свет.
— Какая чудесная вещица, Саша, — прозвучал рядом женский голос.
— Ого, да это Петрушка! — какой-то мужчина взял его в руки и поднес к глазам, — а я хотел выкинуть коробку на помойку! Столько лет пылилась в кладовой!
— Одного не понимаю, Коля, как Горячевы ее не заграбастали себе? Зинаида Петровна вряд ли упустила бы такую красоту. Она, наверное, от прежних владельцев квартиры осталась. Семь комнат, Коля, семь комнат! Уму непостижимо!
Петрушка оглянулся вокруг. Он узнавал и не узнавал место, где раньше сидел на праздничной ели. Зал казался очень тесным. Множество вещей окружало его: комод, кровать, спинка которой была увенчана никелированными шариками, сундук у стены, примус на подоконнике, простой деревянный стол и два венских стула, швейная машинка и еще множество разных полезных штуковин. Паркетный пол больше не пах мастикой и был затерт до невозможности.
Елка, на которую посадили Петрушку, теперь была гораздо меньше и ютилась в углу, рядом с радиоприемником. Но все равно, окружающая обстановка понравилась Петрушке. В тесноте да не в обиде! Тем более, что в комнате, помимо взрослых, жила еще одна маленькая, но очень симпатичная девочка.
— Ой, какие красивые гирлянды, мама! А это кто? Петрушка! А можно его потрогать? Такой хорошенький!
— Аккуратно, Танечка. Такие игрушки еще при царе делали! Раритетная вещь! — сказал мужчина.
Потом девочка и ее родители украсили маленькую елку. Они долго спорили, какие бусы повесить на ветви, какие шары, и стоит ли крепить к верхушке ели большую рождественскую звезду.
— Нет, мои дорогие! Мы не будем украшать елку религиозными символами. Смотрите, что у меня есть!
Мужчина достал из портфеля красную пятиконечную звезду.
— Такие же гордо сверкают на кремлевской башне! — похвастался он.
Петрушка с удивление разглядывал своего нового соседа. Это был маленький стеклянный человечек в смешной шапке, на которой тоже красовалась красная пятиконечная звезда.
— Как тебя зовут? — спросил Петрушка человечка.
— Сразу видно, какой ты старорежимный гражданин! — строго ответил человечек, — я — конник самого Буденного!
Потом семья собралась за столом, и все напряженно считали минутки, пока в радиоприемнике не пробьют самые главные в стране куранты. А потом папа открыл шампанское, а мама и дочка закричали: «Ура! С Новым Годом!»
Хоть и мало было народу, но смеха и веселья хватало. И подарки никуда не исчезли. Девочке подарили большую куклу, маме торжественно вручили коробку с туфельками. Папе подарили теплый мохеровый шарф, и он шутливо навертел его вокруг шеи.
А на следующий день Петрушку опять спрятали в коробку, не дав посидеть на елке до Рождества. Странно и обидно. От этого Петрушка долго не мог уснуть, но деваться некуда — сон поборол его так же, как и конника самого Буденного!
—
Автор рассказа: Анна Лебедева