Когда-то, очень давно, эту деревню основали два брата. Один был светлый и душой и помыслами, а второй, скажем так, другой породы. Братья были родными по отцу, матери у них были разными. Ту историю никто точно не знал, поэтому со временем обросла она всякими подробностями, где-то наполовину правдивыми, а где-то совсем выдуманными. А так как было это все лет сто, а может и двести назад, то спорить мужики на завалинке возле магазина могли бесконечно.
А суть начала деревни была такой. Когда-то жил богатый человек в городе. Богатый, наглый, злой. Жена у него была, дети. Ну и любовницы тоже. В то время у многих любовницы были, хоть и говорят, что это сейчас время такое беспринципное. А богатством своим мужик обязан был жене. Поэтому и приходилось ему любовниц прятать.
Одна была девушка из бедняцкой семьи. Светловолосая, нежная и кроткая. А вот вторая была внучкой странной бабки, которая и проклясть могла, и порчу на дом навести. Внучка была жгучей брюнеткой, говорили, что должна она была бабкин дар перенять, но что-то там в роду случилось у них, и дар вместе с бабкой в могилу ушел.
Жена у того помещика страшная была, некрасивая, как мужик после пьяни. Но умная, что в те времена для женщины большая редкость. Любовниц мужа она вычислила, когда у тех уже сыновья родились. Тот, который в семье блондинки-красавицы был, уже восьмой год жизни начал, а тот, который у внучки-колдуньи был, года на два старше.
Нрав у жены крутой был. Купить пришлось помещику земли, поставить там быстро два дома небольших, корову привезти, кур каких-то, да и вывезти туда своих возлюбленных, вместе с детьми, чтоб глаза жене не мозолили. Плакали женщины, на коленях молили, чтоб не оставлял их одних в чистом поле, но уехал помещик, и в город возвращаться строго настрого запретил.
С тех пор стали женщины обживаться. Сыновья помогали, как могли. Все делали. Потом странник к ним какой-то прибился, потом еще кто-то. Собака забежала и осталась. Сбежавшая невеста крова попросила. Общими усилиями еще дом поставили, а потом еще. Горько плакали женщины ночью. От безысходности, от обиды за детей своих, от ненависти друг к другу. Так название деревни появилось «Слезы».
Когда сыновья выросли, то каждый себе дом поставил. С одного края чистого поля один сын, а с другого-второй. Видеть не хотели друг друга и сыновья. А посередине, как границу, деревья посадили, ров прокопали. Время шло, невест откуда-то привезли, те детей родили. Росла деревня, дома потихоньку прибавлялись. Люди там, как правило, обиженные кем-то селились, обозленные, те, кто подальше от народа быть хотел, или от народа прятался. Два брата были как бы главами. Одно время даже разделилась деревня, но потом малец какой-то, у которого невеста на другой стороне деревни была, спилил ночью все деревья, и стыдно людям стало.
Вроде с того времени успокоились немого. Только ров о прежней вражде напоминал. Да и деревня как-то неровной стала. Если с одной стороны всегда детей много, то с другой, где сын внучки колдуньи дом поставил, строго по одному ребенку в семье рождалось.
Времени с тех пор много прошло, а все равно, нет-нет, да прозвучит в разговоре:
— Драка была в Черных Слезах… дом сгорел, в Черных Слезах… Ну, так это ж у них, не зря тот край деревни черным называют.
Здесь, на белой стороне, и правда как-то веселее было, хотя кажется, расстояние-то всего метров пятьсот от рва в другую сторону. Может быть, потому что на «черной» стороне лес ближе подступал. Не рубил его никто, даже за дровами дальше ездили, чтоб красоту не портить. А на белой давно все огородами занято было. Лес отступил, коровы паслись, дети в пруду купались. Причем дети со всей деревни, в том числе и с «черной» стороны.
***
Жил в этой деревне старик. Лет ему было сто, а может быть, всего семьдесят — он говорил, что не помнил, а люди, как ни пытались, никак сосчитать не могли. А дед только ухмылялся в седую бороду, которая у него аж по пояс была. Народ Семена Игнатовича уважал. Любой спор к нему решать шли. И неважно, что в большой деревне и участковый был, и председатель. Люди верили слову Семена Игнатовича, и никто никогда не попытался спорить с ним.
На все праздники деревенские Семена Игнатовича на председательской машине привозили, в первые ряды сажали, и домой обратно доставляли. Председатель пот вытирал с макушки, когда видел, что Семен на него смотрит. Это авторитет, не то что председатель.
Жил дед один. Хоть в деревне два сына его было. У каждого дом свой добротный. Как ни уговаривали деда к ним переехать, как ни просили…
— Пап, что же ты нас позоришь, себя мучаешь? У Ромки дом большой, у меня еще больше. И вода есть, и светло, и хорошо. И жены наши будут ухаживать за тобой, как за принцем, что ты сидишь тут, как бирюк, один? — Сергей каждый раз, когда у отца бывал, начинал один и тот же разговор.
— Ты, Сергей, ерунду не городи! Там у вас я кто? Никто. А тут я сам себе хозяин, и никто мне не указ.
— Ну, кто тебе у нас указывать посмеет?
— Не заводи ты это разговор. Я буду у себя жить! А если некогда тебе родного отца навестить, то и не надо, Ромка придет.
— Пап, ну причем здесь некогда? Возраст у тебя, нужно с кем-то жить.
— Все, я сказал!
Сергей чуть ли не каждый раз уходил, дверью хлопал.
А потом приходил Ромка. Они каждый день к отцу заходили. То водички принести, то так, чайку попить. И разговор повторялся точь в точь, только теперь Семен Игнатович грохал по столу кулаком и говорил:
— Не хочется тебе, Сергей ко мне ходить будет.
Братья, конечно, общались между собой, и знали, что отец специально их так доводил. И не потому, что не любил, или вредный был, нет. Просто скучно ему на старости лет. Подарили они ему телевизор огромный. На стену повесили, чтоб с дивана удобно смотреть было. Но где там, как только телевизор включался, так Семен Игнатович ругаться с ним начинал.
— Ишь, чего удумали! Ай, нет власти на вас хорошей!
Люди, когда мимо дома Семена шли, крики слышали, улыбались. Сразу было понятно, что Семен новости смотрит.
Любил Семен в лес ходить. С их краю лес далеко был, а вот с другого конца деревни прямо к домам подходил. Вот туда-то он и ходил. Возьмет корзиночку небольшую, то ягод наберет, то грибочков. На обратном пути в окошко к какому-нибудь сыну стукнет. Невестке лукошко передаст, а сам домой отдыхать. А дальше уже забота невестки — в тот же день чтоб ягоды и грибочки приготовлены-переработаны были.
В общем, личность Семена Игнатовича была колоритная, узнаваемая и почитаемая.
***
А на другом конце деревни, как раз там, где Семен Игнатович любил в лес ходить, стоял большой, красивый дом. Там вместе с мамой и папой жила девушка. Звали ее Настя. Когда маленькая была, ребята с ней не играли, взрослые недолюбливали, а когда подросла да в красивую девочку превратилась, просто боялись.
Настя была особенной. Создавалось такое ощущение, что она просто понимает всех зверей. Конечно, девушка всегда это отрицала, говорила, что просто любит животных и ничего в этом такого нет. А началось все в детстве.
Тогда Настю еще принимали в свою компанию и мальчишки, и девчонки. Всем им было лет по семь, по восемь, не больше. Играла детвора на берегу. Река уж очень красивая рядом. Медленная, чистая. Взрослые каждый год берег обкашивали, чтоб ребятне резвиться можно было.
Как-то получилось, что птичка упала. Девочки сидели, секретики какие-то друг другу рассказывали. А вот прям с неба упала птичка. Настя видела, как кружила большая птица в небе, видимо она и забила птаху. Одна из девочек пнула, хотела откинуть подальше. В деревне дети к этому просто относятся, но Настя вскочила, оттолкнула ее.
— Что ты делаешь? Она жить еще может.
— Настя, ты ку-ку? Посмотри на нее.
Но Настя уже не слушала, взяла птичку в руку, что-то ласково шептала ей. Минута прошла, не больше. Встрепенулась птаха, выпорхнула из рук и улетела.
Девочка смотрела на это все.
— Я же видела, она дохлая была… Настя, как это у тебя получилось?
Настя плечами пожала. А дети все это родителям рассказали. Кто-то сказал, что птичка просто оглушенная была, а кто-то вспомнил про корни Насти. И стали присматриваться к девочке.
—
Автор рассказа: Ирина Мер
Загрузка...
