Репетировать пришлось поздно вечером. Лена была совершенно одна в огромном, абсолютно темном зале. Из освещения был только большой фонарик, который дала Лене Тамара.
Темный, пустой зал, рояль в пятне тусклого света, секретность — вся эта атмосфера произвела на Лену сильное впечатление. Рояль оказался хорошо настроен и звучал прекрасно. Клавиша, правда, продолжала западать, но пьесу это почти не портило.
Лена несколько раз прошлась по темной сцене, подошла к краю и уставилась в черноту пустого зала. Ей казалось, что оттуда исходит какая-то удивительная энергия, проникающая до самых костей. Она принялась раскланиваться, воображая, что сцена залита светом, а зал полон аплодирующих ей зрителей. От этой фантазии все волоски на теле встали дыбом, а в животе запорхали бабочки.
Отрепетировав сложную прелюдию и фугу из «Хорошо темперированного клавира» Баха, Лена вышла из зала с сильно бьющимся сердцем. Никогда раньше она не испытывала ничего подобного.
— Решено, я поступаю в музучилище! Больше никаких сомнений! — заявила она дома родителям. — Можете меня больше не отговаривать! Я так решила!
Мама восприняла новость довольно спокойно, но папа пришел в ужас. Он стал ругательски ругать все КВНы на свете и втолковывать дочери, что ей нужно бросить маяться дурью, и готовиться поступать в нормальный (как он выражался) вуз.
Страсти накалялись, спорщики горячились, и дело, возможно, закончилось бы крупной семейной ссорой, но мама нашла способ разрядить обстановку. Она предложила Лене продолжать усиленно готовиться к поступлению в технический вуз, а когда придет время, тогда уже и будут решать, куда она будет поступать. Ведь до поступления еще целый год. На том и порешили.
***
До выступления оставалась пара дней, и тут начали происходить досадные неприятности. Лена, поливая цветы, умудрилась случайно занозить палец иголкой кактуса. Ранка была небольшая, но болезненная. Шевелить травмированным пальцем было довольно-таки больно. Из-за этого происшествия Лена так сильно разволновалась, что на подбородке у нее выскочил большущий прыщ.
— Ну, эту беду мы тональным кремом скроем, — утешала ее мама.
— А пальцу этим не поможешь, — нервничала Лена.
— Все нормально с твоим пальцем, — говорила мама, — ты нормально играешь, не накручивай себя!
Папа, случая их разговоры, только презрительно хмыкал.
— Привыкай! Если будешь пианисткой, то такие казусы всю жизнь преследовать будут.
Но, если честно, казус был пустяковый, и только добавлял остроты ощущений.
***
В день выступления Лену ждал неприятный сюрприз. Она струсила, когда увидела заполненный зрителями зал. Такого от себя она никак не ожидала. Ей каждый год приходилось играть на отчетных концертах музыкальной школы, где она училась. Но эти концерты проходили в крошечном актовом зале школы. Учеников в ней было очень мало, а зрителей на концерт приходило еще меньше. В зале обычно сидели несколько бабушек, которые, не переставая, шушукались друг с другом. Конечно, им было скучно слушать ритмические этюды, которые, спотыкаясь почти на каждом звуке, исполняли ученики. Каждая из немногих бабушек-зрительниц хлопала только своему внуку, а Лениным виртуозным пассажам аплодировали только учителя.
Перед такими концертами Лена никогда не нервничала, и поэтому привыкла думать, что у нее железные нервы. Как раз такие и нужны пианисту-виртуозу. Но вид громадного зала, забитого зрителями до отказа, вызвал у нее настоящий шок. Смотреть из-за кулис на это человеческое море было ужасно страшно.
Лена думала, что игру придут смотреть только родители состязающихся учеников, да и то не все. Но оказалось, что зрители приходили целыми семьями, да еще и с друзьями. В результате весь зал на тысячу мест оказался забит до отказа. Мест на всех не хватило, многие зрители сидели на приставных стульях и даже на ступеньках в проходах между рядами.
Зал гудел, как истребитель на взлете, ярко сияла рампа, с потолочных прожекторов тоже бил свет, который беспощадно слепил глаза. Лена с ужасом видела, что зал буквально ощетинился видеокамерами и телефонами. Зрители готовились не просто смотреть, но снимать представление. Больше всего ее напугал вид двух молодых людей с большими настоящими репортажными камерами. «Это из области корреспонденты приехали снимать наше представление», — холодея от ужаса, думала Лена.
— Почему ты не сказала мне, что нас снимать будут по-настоящему? — еле шевеля пересохшими от страха губами, спросила она Тамару.
— Да я и сама не знала! Честно, не знала! — ответила Тамара. — Это все Райкины родители постарались. У ее отца знакомые какие-то на областном телеканале есть. А чем ты недовольна? Зато нас всех по телику в новостях покажут!
От этих слов у Лены скрутило живот.
***
Ждать своего выхода на сцену пришлось долго. После каждого номера зал взрывался настоящей овацией. Лена видела, что зрители аплодируют только своим командам, но все равно грохот стоял оглушительный. Ей становилось все страшнее и страшнее, пальцы дрожали мелкой дрожью, живот скручивали болезненные спазмы, к горлу подкатывала тошнота. Несколько раз она убегала в туалет, но тревога оказывалась ложной. «Да что же со мной такое! — думала Лена. — Неужели я такая размазня?»
Ее выход был после номера Райки. Лена, вся трясясь, смотрела из-за кулис, как Райка, почему-то наряженная в белое, точно подвенечное, платье с нелепо огромным кринолином, уверенно вышла на сцену и запела какой-то слащавый романс про чайку, аккомпанируя себе на плохо настроенной гитаре.
— Вот карикатура-то! Это она погибшую девушку-чайку своим невестиным нарядом изображает. Вот умора! А кринолин у нее, как у купчихи! — ехидно хихикала Тамара. — Сейчас ты ей нос утрешь!
И она радостно обнимала Лену, как лучшую подругу. А Лену от страха тошнило все сильнее и сильнее. В голову лезли строки ее любимого стихотворения Гумилёва «Волшебная скрипка»:
«Ты устанешь и замедлишь, и на миг прервётся пенье,
И уж ты не сможешь крикнуть, шевельнуться и вздохнуть, —
Тотчас бешеные волки в кровожадном исступленьи
В горло вцепятся зубами, встанут лапами на грудь.»
Только она всегда воображала себя отважным повелителем волшебной скрипки, а не тем струсившим неудачником, над которым «злобно насмеялось всё, что пело», и которого загрызли бешеные волки за то, что он перестал играть.
Она с тоской смотрела в зал, и все эти ликующие, аплодирующие зрители казались ей настоящими бешеными волками, которые набросятся на нее, как только она коснется западающей клавиши своим больным пальцем.
***
Когда объявили ее выход, Лена от ужаса впала в ступор и стояла неподвижно.
— Ну, иди же! — подтолкнула ее Тамара.
Лена пошла к роялю, совершенно не соображая, где она, и что она делает. Она чувствовала, что находится на грани обморока, но пальцы все же привычно забегали по клавишам.
Лена заученно отбарабанила пьесу и обреченно опустила голову. Несколько секунд в зале царила тишина, потом он заревел от оваций. Лена с трудом встала, подошла к рампе (прожектора слепили так, что она вообще ничего не могла видеть), неуклюже поклонилась и поспешила уйти за кулисы. Там на нее набросились с поцелуями и объятиями все члены команды.
— Иди, иди, кланяйся еще, — толкала ее Тамара. — Тебя же вызывают!
Лена неподвижно стояла, сгорбившись. Тамара схватила ее за руку и на правах капитана команды вышла вместе с ней на поклон.
***
За кулисами опять начались поздравления.
— Победа! Победа! — раздавалось со всех сторон. — Я же говорила, что она Райку уделает.
— Какая еще победа? — с недоумением спросила Лена.
— Тебе больше баллов дали, чем Райке. Наша команда теперь лидирует. До тебя мы вничью шли! — ликовали одноклассники.
— Ах вы, вруны несчастные! — со слезами прошептала Лена. Сил ругаться не было никаких.
***
На следующий день Лена проснулась совсем больная. В школу она не пошла, лежала в постели и потихоньку плакала.
— О! Послеаншлаговая депрессия у нашей звезды началась! — поддразнивал ее папа.
Несколько раз Лене звонили учителя ее музыкальной школы и поздравляли с прекрасным выступлением.
— Леночка, ты настоящий виртуоз! — радовалась ее учительница. — Ты никогда так отлично не играла! Это настоящий триумф! И перед камерой так замечательно держалась! Ты прирожденная артистка!
Лена выслушивала все это и морщилась, как от кислятины. Ей почему-то казалось, что весь мир стал плоским и черно-белым, что сердце ее разбито, и что это ее вина.
Она вспоминала, как когда-то в раннем детстве объелась конфетами на дне рождения у подружки. Ей было всего пять лет. Мама предупреждала, что «животик заболит», но конфеты были такие вкусные, и Лена продолжала их есть. Мама хотела прекратить это пиршество, но тут вмешался папа. «Пусть объестся, и будет ей урок на всю жизнь!» «Но ведь она же заболеет!» — волновалась мама. «Да, ничего страшного, — отмахивался папа, — слегка прокакается, зато больше так делать не будет».
Папа оказался прав. На следующий день у Лены разболелся живот со всеми вытекающими последствиями. Ей было ужасно больно и стыдно. И хуже всего было сознание, что виновата в этом только она сама и никто другой. С тех пор Лена терпеть не могла шоколадные трюфели.
Сейчас у нее было то же самое чувство: как будто она объелась шоколадом до колик, и сама в этом виновата. Тошно и стыдно.
Невеселые мысли тянулись, как осенний моросящий дождик. «Если мне так плохо после аншлага и триумфа, то что же будет после обычных или неудачных выступлений? — с тоской думала Лена. — Ведь ежу понятно, что жизнь музыканта не может состоять из одних только триумфов. А такого, как вчера, возможно, никогда больше не будет. Скорей всего не будет. Зрители отбивали ладоши, поддерживая каждый своего члена команды, но аплодисменты были для меня, хотя и предназначались не мне. Такого больше не будет никогда».
Потом она представила себе, что было бы, если бы она была уже успешным музыкантом. Тогда вечером (уже через несколько часов) нужно было бы встать, нарядиться и идти играть следующий концерт. К горлу подкатила уже знакомая тошнота. Лена зарылась головой в подушку и заскулила: «Не хочу, не хочу, оставьте меня в покое! Не хочу больше на концерт! Я устала! Мне надо отдохнуть лет сто!»
***
Вволю наплакавшись, Лена решила, что больше не хочет быть пианистом. Ей сразу стало так легко и хорошо, что она спокойно заснула и проспала до самого вечера.
К ужину она вышла уже почти совсем выздоровевшая.
— Пап, радуйся, — обратилась она к отцу. — Я больше не хочу поступать в музучилище. Моя музыкальная карьера закончена.
Отец удивленно посмотрел на нее, потом радостно хлопнул себя по колену:
— Свершилось! — воскликнул он. — Поумнела! Пляшите на площадях!
— Я серьезно говорю, — спокойно сказала Лена.
— И я серьезно, — ответил отец. — Это твое первое настоящее взрослое решение. Со сценой нужно расставаться в зените славы. Вот как сейчас.
— Но в музыкальной школе ты доучишься, или бросаешь? — спросила мама.
— В музыкалке доучусь, — ответила Лена. — Лишний диплом никогда не помешает.
—
Автор рассказа: Светлана Холкина
Канал Фантазии на тему
Загрузка...
