— Вставай, соня, — Мишка трясет меня за плечо, — на рыбалку пойдём, вчера собирались.
Мишка – мой двоюродный брат, он старше меня на шесть лет, ему тринадцать лет, мне, соответственно, семь.
Я сплю в деревенском доме. Дом этот принадлежит двум сёстрам: старшая — Варвара, младшая — Вера. Они сейчас у печки гремят посудой. Вера была замужем, но потом развелась, Варвара никогда не была замужем, но родила сына, который сейчас трясет меня за плечо.
Я открываю глаза, передо мною ковёр с оленями, вернее, плюшевый гобелен с бахромой по краям, где изображены светло-коричневые олени на водопое у горного озера, на фоне сосен такого же цвета, что и олени.
Утро. Солнце на противоположенной от моей кровати стене проникает в комнату сквозь два оконца. Обои на стене порванные, это Барсик мышей ловил. Барсик — большущий котяра, белый с большими чёрно-серыми пятнами по всей шкуре. Обычно вечером он сидит посредине комнаты и двигает ушами. Мышь бежит по впадине между брёвнами под обоями. Барсик это слышит: прыжок, удар когтистой лапой, кусок от обоев оторвался, в когтях мышь. Кот зажимает её в пасти и бежит под печку, чтобы спокойно насладиться добычей.
Отхожее место — на скотном дворе, он под одной крышей с избой, проход через сени. Там стойло для коровы по имени Нежка. Шкура у неё нежного кремового цвета. Сейчас её нет, она в стаде на пастбище. Тётя Вера рассказывала потом, через несколько лет, как Нежку отправили на скотобойню по старости. Корова спокойно вышла со скотного двора и, только проходя по улице мимо дома, остановилось, как бы понимая, куда её отправляет хозяйка, повернула рогатую голову к окнам и долго протяжно промычала, прощаясь с домом и жизнью. Потом покорно пошла дальше.
Куры с кудахтаньем ходят то во двор, то на улицу сквозь прорезь в воротах. Ещё есть телёнок. Его тоже отвели пастись, но не в стадо, а на луг недалеко от избы, привязали верёвкой к колышку, чтобы он никуда не ушёл.
***
Как две бабы справлялись с хозяйством, мне сейчас сказать сложно, а тогда я этим не интересовался, воспринимал жизнь такой, какая она есть. Но раньше, я помнил, скотины было больше: были овцы, поросёнок. Но правительство решило облегчить жизнь колхозному крестьянству и ввело налоги на скотину, чтобы личное хозяйство не отвлекало народ от работы в колхозе или совхозе. Скотину в деревне стали резать. В городе мяса стало больше, но потом оно пропало, и появилось только после «перестройки», и то не отечественное.
***
Я умываюсь под умывальником. Это такая конусообразная алюминиевая ёмкость со штырём. Подденешь снизу штырь рукой вверх — вода течёт, опускаешь — вода прекращает течь. Умывальник прибит к стене, под ним деревянный ушат с помоями.
Завтрак: каша и парное молоко с хлебом. На обед мы с Мишкой грозимся принести рыбы.
Готовим снаряжение. Снаряжение для рыбалки – это обыкновенные столовые вилки, закреплённые на длинные палки. Впрочем, вилки не совсем обыкновенные. Евдокия, младшая сестра Варвары и Веры, привезла их из Германии. Она служила там с мужем после войны. Зубья у вилки острые и твёрдые.
Рыбалка заключалась в следующем: на речке надо осторожно поднять камень и, если там оказывалась рыба, ударить её вилкой. Не сказать, что это всегда удавалось, но при определённой сноровке без добычи мы не возвращались. Вилку на палку можно было и не насаживать, что мы раньше и делали, но Мишку интересовали рыбы, которые не прятались под камнями: всякие там уклейки, щуки и, особенно, голавли. Речка мелкая, нам и по колено не будет, но встречались и глубокие места. Вот в этих местах и водилась рыба, которую Мишка мечтал достать палкой с вилкой на конце. Мы пытались несколько раз ловить удочкой, но как-то неудачно. Да и неинтересно: сидишь на берегу, комаров кормишь. То ли дело пройтись с вилкой по реке.
***
После завтрака мы вышли на рыбалку, неся импровизированные остроги на плечах. Телёнок, завидев Мишку, замычал и рванулся к нему навстречу, верёвка натянулась, не пуская малыша дальше. Телёнок обиженно замычал. Мальчик и телёнок — тёзки. Сёстры их назвали в честь своего брата, он погиб поздней осенью в далёком 1943 году. Потом, когда я вырос, я задался вопросом: зачем сёстры называли телёнка именем брата и каждую осень его резали? Но спросить уже было не у кого.
Мишка достал из кармана штанов хлеб с солью и угостил телёнка. Хлеб не чёрный и не белый, а серый. Когда надо, он выполнял функцию чёрного хлеба, а когда – функцию белого. Впрочем, он одинаково был вкусен и с вареньем, и с подсолнечным маслом с солью. Брат угощал телёнка и чесал ему лоб, телёнок от удовольствия полу-прикрыл глаза. Мишкина мать и тётка всегда ругались за это, предрекая, что телёнок от этого вырастит бодливым. Но Мишку это как-то не волновало: не он же его будет резать, что ему волноваться?
Оставив опечаленного бычка позади, мы ушли к речке, поднимая мягкую серую пыль на дороге.
— Вон мина противотанковая, — указывая на кусты рядом с дорогой.
Там валялось что-то огромное ржавое круглое. И я с опаской и уважением смотрел на это.
Война отгрохотала в этих местах двадцать четыре года назад, вряд ли это была мина, но старший брат сказал, что это мина — значит мина. Впрочем, в лесах вокруг деревни в оплывших траншеях и рядом с ними находили ржавые советские каски, какие-то железяки, стрелянные гильзы, патроны. А противопехотными минами местные рыбу глушили, так что они точно не сохранились.
И я нашёл недалеко от дороги два патрона от винтовки. Видно, что трактор, когда пахал поле, проехался по ним. На них видно две ровных вмятины от гусениц трактора. Я побежал хвастаться брату.
— Зачем они тебе? – безразлично спросил Мишка. – Выброси их.
— Не-а, — ответил я и положил патроны в карман рубашки.
Мы прошли около двух километров, немного не дойдя до соседней деревни. Дорога поворачивала направо, а мы свернули с неё и пошли между полем и лесом. Поле зеленело всходами и уходило вниз, где кудрявились кусты и деревья. Это – речка, цель нашего похода.
Речка не широкая, течение быстрое, но не сильное. Спускаемся в прозрачную воду. На нас рубашки с длинным рукавом и плотные штаны. Комары не тигры, но загрызть могут. Входим прям в обуви, я в сандалетах, Мишка в ботинках. А как по-другому по каменистому дну ходить?
У нашего берега затончик, и там стоит щурёнок, еле шевеля передними плавниками. Мишка прицелился и ударил своей острогой. Острога воткнулась в песок, щурёнок исчез. Мишка выругался с досады.
— Всё равно я тебя достану, — пригрозил он щурёнку.
Я шёл по правому берегу, а мой брат по левому. Поднимаю большой камень, в воде это легко сделать, под ним стоит большой налим. Я наклоняюсь, осторожно подвожу вилку… И тут из моего кармана падают в воду два винтовочных патрона. Налима и след простыл, только песчинки оседают на дно. Обидно до слёз! Опускаю камень, иду дальше.
— Я говорил, что не надо их брать, — говорит Мишка, он видел мою неудачу.
Мы медленно брели по течению, поднимая камни. Под ними или рядом попадались в основном пескари, чуть реже — налимы, ещё реже – ерши. И нагло на глубине резвились уклейки. Мишка швырнул в них острогу на удачу и, к своему удивлению, обнаружил нанизанную на вилку серебряную рыбку.
Пойманную рыбу насаживали на кукан из алюминиевой проволоки, прикреплённый к ремню брюк.
Солнце блестело сквозь кроны деревьев, иногда они смыкались над речкой, чаще – расходились. Вокруг нас пищали комары, водомерки убегали от нас по воде, над водой висели синие стрекозы. Стая голавлей промелькнула между нами.
— Эх, вершу бы поставить! — мечтал Мишка, глядя на них.
Река всё чаще переходила из перекатов в омуты. Их приходилось обходить.
Время пролетело незаметно.
Ещё одна стая голавлей неслась куда-то против течения. Мишка метнул острогу наудачу. Опять мимо. Зуб у вилки наткнулся на камешек и отломился. Не умеют всё-таки немцы делать столовые приборы.
Миша поднял острогу, огляделся.
— Ну, всё, — сказал он, — на сегодня хватит, пошли отсюда.
Мы выходим из речки. Наловили мы порядком. На куканах висели десяток пескарей, три налима (один сантиметров двадцать, Мишкина добыча), четыре ерша и одна уклейка.
Идём через поле, солнце печёт, вон вдали крыша нашего дома, покрытая серым шифером. Тётя Вера идёт нам на встречу с ведром, накрытым марлей. Нежку доила, возвращается с пастбища.
Мы гордо несём добычу. На обед у нас будет картошка с жареной рыбой. И Барсик сегодня не будет охотиться на мышей, он объестся головами, внутренностями, хвостами и костями рыб и, сытый, будет дремать на печи.
—
Автор рассказа: Анатолий Гусев