— Нина! Скорее беги к нам! — взволнованный голос сестры вырвался из телефонной трубки. И тут же в ухо ударили короткие гудки отбоя.
У Нины сердце оборвалось. Должно было произойти нечто из ряда вон выходящее, чтобы неунывающая оптимистка и хохотушка Ленка вот так забила тревогу. Перезванивать не стала, бросила чёрную трубку на рычаг аппарата и, в чём была, бросилась из дома. Только крикнула дочкам на ходу:
— Если тётя Лена еще раз позвонит, скажите, я уже бегу!
Сестра живёт на соседней улице. Недалеко вроде бы. Только, кажется, что ноги, как в страшном сне, беспомощно подгибаются, а расстояние не становится меньше. И сердце колючим комом бьётся прямо в горле.
Любопытная соседка высунулась из-за забора. Интересно ей, куда это учительша так резво побежала? Ладно, хоть с расспросами не пристала, тут каждая секунда, может, на счету.
Что же у них там опять случилось?
Два года назад ранней весной они с мужем вот так же рванулись по звонку — у сестры в старом гараже случился пожар. Хорошо, ещё снегу во дворе много было, да спасибо соседи подоспели. Общими усилиями справились, огонь не перекинулся ни на другие постройки, ни на смежный двор.
Так… вот поворот в проулок, треть пути одолела. Чтобы унять тревогу, Нина завела сама с собой разговор:
— Немного надо пешком пройти, а то не добегу, сердце выскочит. Шаг, другой. Дыши, Нина, дыши…
Ой, нет, надо бежать, хоть через силу. Вдруг там опять Славка что-то учудил — с племяшом вечно какие-то истории приключаются. Прямо не мальчишка, а магнит для неприятностей. В раннем детстве болел много, намаялась с ним Ленка. С осени до весны строго-настрого запрещала приболевшим родственникам не то, что в дом, ко двору подходить. Кто-то пробовал обижаться, но Ленка была непреклонна. Славка каждый раз заболевал настолько тяжело, что страх потерять его отводил на задний план все остальное. Но однажды мальчик умудрился подхватить болезнь от чихающей кошки!
А эта жуткая история с мелом! Славка, как обычно, болел тяжело и, наконец, стал поправляться, только сопливил немного. Конец зимы, с витаминами напряжёнка. Чем порадовать выздоравливающего сына? Лена попросила сестру принести из школы мел — Славка ел его, как конфеты. Нина по дороге домой зашла к ним, отдала свёрток с несколькими белыми кусочками, завёрнутыми в промокашку. Ленка положила кулёчек на стол и вышла проводить отказавшуюся от чая старшую сестру. Дошли до калитки, посетовали на недавно прошедшие бураны, навалившие сугробы вровень с заборами, и разошлись.
Она не успела ещё завернуть за угол соседского дома, как сзади раздался истошный крик:
— Нина! Скорее! Славка умирает!
Обернувшись, увидела Ленку, стоящую на том же сугробе, что и пару минут назад, но уже босую, в ситцевом халатике, распахивающемся под порывами февральского ветра. Увидев, что сестра обернулась, она бегом бросилась обратно.
Тогда-то Нина впервые испытала это жуткое ощущение бега на месте. Ей показалось, что несчастные двадцать метров, которые она успела пройти, внезапно растянулись до километра. Влетев в дом, увидела посиневшего мальчонку, бьющегося на руках у ошалевшей матери. На губах Славки пузырится что-то белое. Пена? Нет, не похоже.
— Что случилось?
— Я зашла, а он упал. Хрипит. Дышать не может! Я за тобой! А он уже синеет! Славочка, сыночек! Ниночка, милая, сделай что-нибудь!
Нина упала возле них на колени, поднесла руку к губам мальчика. В голове стаей перепуганных птиц носились мысли: «Господи, я же не врач! Фельдшера надо… не успеем! Дыхания почти нет». Что это? На ладони остался знакомый белый налёт. Мел!
— Тихо! Рот ему открывай! Держи!
Так и есть! Глотка забита меловой кашей. За те минуты, что мать провожала тётку, шустрый малец дотянулся до стола и схватил желанное лакомство. Намял полный рот, а проглотить не смог. Нина начала быстро выковыривать пальцем плотную массу. Мальчик закашлялся, вздохнул раз, другой и заревел.
— А я ему говорила: «Не бери, мама сама тебе даст!», а он не слушался! — заявила вышедшая на кухню первоклассница Аня.
— Да что ж ты мне не сказала?! Я же чуть с ума не сошла! — кинулась к ней мать.
— Тише, Лена, тише! Ань, а ты где была в то время, как Славка мел ел?
— Я у него кулёк отобрала и пошла в комнате спрятать. А один кусочек он зажал в кулаке, я его не смогла забрать. Он как начал орать! А меня ругают, когда он орёт, говорят, это я его обижаю. Обидишь такого, как же! — и, сердито поджав губы, девочка вышла.
Они ещё долго сидели втроём на полу, зарёванные, перепачканные мелом и счастливые.
* * *
Ну, вот и добежала! Резная калитка, чисто выметенный двор, две ступеньки, дверь, другая.
Кухня. У печки — взволнованная Ленка, комкает руками передник, закрывает им половину лица, только глаза таращит, пытается делать ими какие-то знаки. У стола сидит муж Лены, Алексей, обычно спокойный, немного насмешливый, а сейчас какой-то взъерошенный. Перед отцом стоит заплаканная Аня, всхлипывает, утирает кулаком распухший нос.
— Что у вас? Славка, да? — Нина с трудом переводила дух.
— Да нет, не Славка! — Алексей свирепо глянул на неё, потом обратился к дочери: — Ну-ка, Аня, расскажи своей учительнице, сколько воды помещается в эту банку?
Тут только Нина обратила внимание, что на столе стоят банки — семисотграммовая и пол-литровая, а рядом литровая алюминиевая кружка.
Девочка всхлипнула, взглянула на зажмурившуюся мать, на запыхавшуюся тётку-учительницу и дрогнувшим голосом произнесла:
— Один литр.
— А в эту? — отец взял в руки другую банку.
— Один литр.
— Вот! И вот так битый час! — Алексей вскочил и начал метаться по тесноватой кухоньке. — Я ей объясняю, объясняю. А она… Вот, смотри.
Он схватил со стола кружку, поднёс её к лицу дочери:
— Что здесь написано, читай!
Девочка вжала голову в плечи и прошептала:
— Один литр.
— Так. В кружку вмещается один литр. Наполняем банку, — Алексей зачерпнул воды из ведра, стоящего на лавке. — Банка полная. Выливаем в кружку. Кружка полная? Смотри.
Дочка, даже не заглядывая в кружку, отрицательно мотнула головой.
— Правильно, не полная, воды только половина. Что это значит? Что в этой банке половина литра. Половина! Поэтому банка называется пол-литровая. Так?!
Аня обречённо вздохнула и, шмыгнув носом, пробормотала:
— А нам Нина Степановна сказала…
Договорить девочка не успела. Алексей взревел, словно раненый бык, шваркнул кружку с банкой на стол, сам плюхнулся на табурет, сжал кулаки, тут же вскочил, схватив себя за волосы, и развернулся к свояченице:
— Нина Степановна, объясните, пожалуйста, своей ученице, что не каждая банка называется литровой. У меня уже сил нет.
Нина вздохнула:
— Анечка, детка, я же вам сегодня показывала, банки разные бывают. И большие, по три литра, и вот такие маленькие, на пол-литра. И ещё сказала, что бывают банки литровые. Только они другие. Побольше, чем эти маленькие, и поменьше, чем те, большие.
И, взглянув на зятя и сестру, извиняющимся тоном добавила:
— Только я литровую банку найти не смогла. Дефицит же. А у меня план, я не могу тему перенести. Попросила в кабинете физики мерный цилиндр на один литр. Мы с его помощью большую банку наполнили, чтоб дети сами увидели, что туда три литра входит. Потом я из цилиндра воду в пол-литровую банку вылила и показала, что и банка полная, и в ёмкости ещё вода осталась. И сказала, что бывают ещё литровые банки.
— Тьфу! — слов у Алексея не нашлось. Или они были такими, что произносить их при ребёнке не следовало. Он выскочил в коридор, хлопнув дверью.
У Ани тотчас обмякли плечи, и сами собой потекли слёзы. Мать с тёткой бросились к ней.
— Всё, всё, не реви. Не три глаза, и так всё распухло. Идём, я тебя умою. — Лена вытерла лицо дочери и прижала её к себе. — Ладно, бывает, что ж теперь, из-за всякой ерунды слёзы лить? Ну, всё, перестань. Вот тебе ириска, иди к себе, почитай пока.
И, едва повеселевшая девочка вышла, напустилась на сестру:
— А ты тоже хороша! Объяснила, называется.
— Лен, да я что, нарочно, что ли? Я ж им сказала, что литровые — это другие банки. Ну, кто ж мог подумать, что она вот так выборочно запомнит…
Она робко взглянула на сестру, а та вдруг расхохоталась, без сил опустившись на табурет:
— Ой, не могу! Думала, умом рехнёмся! И мой-то, как взбесился, сроду его таким не видела. Нет, ты не думай, он ей сначала спокойно объяснил раз, другой, третий. Потом и я говорить стала. А она, как пластинка заевшая: «А нам Нина Степановна сказала…». И, главное, упёртая такая, на своём стоит, хоть тресни. Я бегом тебе звонить, а то, думаю, до греха дойдёт. У Лёхи-то, гляжу, как у Змея Горыныча, скоро огонь из ноздрей пойдёт! — и она снова засмеялась, вытирая передником выступившие слёзы.
В коридоре хлопнула дверь. В кухню вошёл Алексей, в руках корзина. Он хмуро взглянул на женщин и буркнул:
— И чего стоим? Давайте хоть чаю попьём. Хотя тут бы и чего другого не помешало, для поправки нервов. Ну да ладно. Я вот в погреб нырнул, варенье достал.
Из корзины на стол перекочевала трёхлитровая банка земляничного варенья. Лена поставила чайник, а хозяин развернулся к Нине:
— Ну, чего стоишь, как неродная? Садись уже. И это, вот ещё… — он показал оробевшей женщине содержимое корзины. — Нашёл я банку литровую в чулане. Забери и покажи им завтра ещё раз, чтоб знали. А то будут тоже: «А нам Нина Степановна…». Родители ж им не указ, им же учительница — свет в окошке, только она всё знает.
Снова хлопнула входная дверь, по коридору раздались тяжёлые шаги. Нина обернулась и увидела встревоженного мужа.
— Что тут у вас? — выдохнул он.
— Ничего. Чай вот пить собираемся. Проходи, садись, — Алексей подставил к столу ещё один табурет.
— Не понял. Я только во двор, девчата в крик: «У тёти Лены что-то случилось, мама туда убежала!», ну и я рванул скорее. А у вас…
— А у нас, зятёк, цирк. А в нём кино про войну. Садись, сейчас расскажем, — усмехнулась Лена, разливая чай.
* * *
Больше четверти века прошло с тех пор. Лена и Нина давно стали бабушками. Но история про банки до сих пор живёт в их большой дружной семье.
Загрузка...
