Колдун

Речь в этой повести пойдет по большей части о Митьке Барабанове. Митька — мужичок лет сорока пяти, ничем особо не примечательный. Жил он после скоропостижной кончины жены один, в небольшом деревянном домишке на самом краю улицы. Его сын, Павел, возмужав, перебрался в город, а Митька так и остался на родной стороне, всячески отвергая всякую любую возможность переезда. За свою жизнь Митька успел сменить много профессий, был и водителем самосвала, и кладбищенским сторожем, и грузчиком в магазине. А потом, словно устав от бесконечной беготни с места на место, устроился пилорамщиком на лесопилку. Работенка была тяжелая, но денежная, скучать не приходилось, вот Митька и решил там осесть. Трудился Митька не один: помогать ворочать и таскать тяжелый пиломатериал ему помогали Генка Кудряшов и Ленька Смолин. Такая вот небольшая, но очень дружная бригада. Или, как называл ее сам Митька — артель.

В общем, жил Митька и не тужил, работал и не жаловался, среди остальных ничем не выделялся. Но те, кто знал его получше, были в курсе об одной его странности. Дело в том, что Митька с детства слыл заядлым охотником и рыбаком, с удочкой и двустволкой чуть ли не в обнимку спал. А какой же рыбак или охотник не любит выпить? У костра, да в хорошей компании опрокинуть рюмочку-другую и припомнить пару каких-нибудь эдаких баечек — мило дело! А вот Митька этого не любил. Нет, байки рассказывать он был мастер, благо знал их немало. А вот к выпивке интереса не испытывал. Даже пиво не употреблял. Да куда там пиво — и к квасу, и к кефиру никогда не притрагивался. Мужики, знамо дело, над Митькой то и дело подтрунивали, хотя в глубине души и уважали его за столь небывалый стоицизм. Некоторые из любопытства или из практического интереса пытались разузнать у Митьки причину его отказа от алкоголя, но он молчал как партизан.

— Не хочу, вот и не пью, — бескомпромиссно отрезал Митька, давая понять, что не намерен продолжать разговор, — чего привязались?

Мужики ненадолго отставали от него, но любопытство их не угасало. Как это Митька, который в молодости не чурался обильных возлияний, так в одночасье умудрился завязать с алкоголем?

Этот, будоражащий умы, вопрос еще долгое время оставался без ответа, пока однажды в начале лета Генка не пригласил Митьку и еще пару друзей на рыбалку. Ехать решили подальше от цивилизации, туда, где по заверениям Митьки клевали трофейные сомы. Рыбалка выдалась трудовой: старая Генкина «Нива» застряла на размытой недавним ливнем дороге, и вся компания добрых два часа на изнуряющей жаре пыталась высвободить машину из западни. Зато потом, когда рыболовы, наконец, добрались до Митькиных угодий и уселись в лодку, трофей не заставил себя долго ждать. В половине первого ночи катушка на удочке Митьки пронзительно завизжала и стала стравливать леску в серую предрассветную дымку. Опытный Митька подождал немного, сделал размашистую подсечку и стал аккуратно вываживать большую рыбину. Сорок минут ожесточенной борьбы – и, огретый веслом, пятнадцати килограммовый сом безмолвно разевал обрамленный усами рот, лежа у ног довольных рыбаков.

— После такого и перекурить не грех, — присвистнул Генка, направляя лодку к берегу, — Посидим, отдохнем немного и еще порыбачим.

Возражений не последовало.

***

Сидя за столом в небольшой избушке, вся рыболовная братия с размахом отмечала удачную рыбалку. Все, кроме Митьки. Он угрюмо посматривал на поблескивавшие в свете лампы стаканы с водкой в руках товарищей и налегал на еду. Генка было хотел сунуть ему в руку стакан с выпивкой, но Митька так сердито на него зыркнул, что Генка отпрянул в сторону и невольно поежился. Остальные это заметили и зашептались.

— Узнал тут недавно, что Петр, механик с автобусного депо, пить бросил, — как бы между делом промолвил один из рыбаков, лысый и маленький Жора Быков, — жена его, Татьяна, нашла в городе какого-то гипнотизера и отвела к нему Петра. Гипнотизер ввел его в глубокий сон, побормотал чего-то, ну у них, гипнотизеров, свои фокусы, а потом вдруг будит Петра и подносит к его носу полную рюмку. Петра чуть не стошнило от запаха, посинел он и кубарем из кабинета. А Татьяна довольна, денег гипнотизеру отвалила выше обговоренного, да еще пару сумок жратвы всякой всучила. Не знаю, надолго ли Петра хватит, но пока вроде держится.

Колдун

Митька сообразил, куда подул ветер, и нахмурился пуще прежнего.

— А ты, Митька, как завязал? — наконец осмелился задать вопрос Генка. — Может, поделишься секретом? Тут все свои, не растреплем, если чего не так. Да и, глядишь, поможешь кому советом.

Митька выудил из лежащей на столе пачки сигарету, закурил и выдохнул сизый дым прямо Генке в лицо. Нависла тревожная пауза. Все напряглись, как перетянутые струны. Генка напрягся больше всех. Спустя пару минут молчания Митька неожиданно улыбнулся и хлопнул ладонью по столу.

— А черт с вами, так и быть, — гаркнул он, устраиваясь поудобнее на табурете, — все равно ведь не отвяжетесь. Ну, слушайте, значит.

Митька откашлялся, стряхнул пепел и напустил на себя таинственный вид.

— Было это лет двадцать тому назад, — начал он, глядя куда-то в сторону, — мы с тестем тогда решили в Сибирь податься, на охоту. Тесть-то мой из тех краев родом был, знал там кое-какие места. Да и я тогда малость помоложе был, впечатлений искал.

Собрались мы и поехали. Забрались в какие-то дремучие места, целых три дня по тайге рыскали, никого не встретили, ни зверя, ни человека. Наконец, нам это надоело, и решили мы сматываться. Но перед тем, как уехать, остановились мы на ночлег в какой-то избушке, которая неподалеку от тропы стояла. Сидим мы, значит, с тестем за столом, ужин какой-то сообразили, бутылочка у нас имеется, все чин-чинарем, разговариваем. Засиделись далеко за полночь.

Вдруг: тук-тук — в дверь стучат. Открываю — вваливается в избушку мужичонка. Невысокий такой, горбатенький, с ружьем на плече. Эвенк, как потом оказалось. Сел он за стол, мы ему поесть дали с дорожки, ну и выпить предложили, само собой. А он, что бы вы думали, фыркнул так по-лисьи, руками замахал и что-то по-своему забормотал.

— Мой водка не пить, — говорит, — тайгам водка не любить.

Ну не любить так не любить, и пусть, нам больше достанется. А эвенк этот резко так ко мне повернулся и прямо в душу заглянул своими маленькими глазами.

— Водка любить? — спрашивает.

Я кивнул.

— Ты водка пить — черт тебе подножка ставить, — говорит он, — будешь водка пить — помрешь. Водка пить — черт рядом стоять, смеяться. Не пей.

Я тогда не сразу понял, о чем он толкует. Попытался у него конкретнее узнать, но эвенк тему перевел и про охоту заговорил, про изюбров, кабанов и прочее. Так я ничего и не выяснил. Поговорили мы и легли спать. Утром проснулись, а эвенка уж и след простыл, только пустая консервная банка после него осталась. Вот с тех пор я с водкой и завязал. Как посмотрю на нее, так сразу эвенка вспоминаю, и слова его. Колдун он был, что ли. Да и был ли вообще на самом деле? Может, нам с тестем это все почудилось? Я и сам не знаю, братцы…

Митька умолк, сунул догоревший окурок в пепельницу и обвел слушателей тяжелым взглядом. Рыбаки потупились, закивали и принялись сочувственно пожимать плечами. Только Генка сидел и невозмутимо ухмылялся.

— Вот ведь оказия, едрена-матрена, — буркнул он, хитро поглядев на Митьку, — это что же получается: из-за какого-то аборигена ты пить завязал? Честно скажу: коли бы не знал я тебя, сказал бы, что история твоя — брехня брехней.

— Хошь верь, а хошь не верь, — обиженно отозвался Митька, — дело-то не в аборигене, а в том, что и как он сказал. Даже тесть мой, и тот сказал, что эвенк на него нагнал непонятной жути. А тесть мой был калач тертый, на медведя в одиночку ходил.

Генка примирительно хлопнул Митьку по плечу и потянулся к бутылке. Мужики одобрительно загомонили. И в этот момент внутри Митьки что-то оборвалось, будто цоколь у лампочки лопнул. Он резко поднялся, выхватил из рук Генки бутылку и одним махом наполнил пустой стакан.

— Что это, в самом деле, — рявкнул он, глядя на водку, — мало ли, чего там кто-то сказал! Неужто я, и выпить права не имею? Сома вон какого взяли, да и вообще…

И с этими словами он залпом опрокинул содержимое стакана. Мужики дружно ахнули и одобрительно закивали. Митька, чувствуя небывалое окрыление, снова наполнил стакан и выпил. Вскоре хмель взял верх, глаза Митьки затянуло туманом, а тело будто завязло в каком-то густом киселе. Он что-то говорил, качал головой и смеялся, не забывая при этом опрокидывать стакан за стаканом, словно повинуясь какой-то неведомой силе. И рассказ о колдуне, и недавняя рыбалка, и даже трофейный сом — все это мигом позабылось, будто и не было. Через полчаса голова Митьки невыносимо отяжелела, веки склеились и он, кое-как добравшись до топчана, уснул как убитый.

Наутро, когда солнце уже было высоко, Генка, будучи самым трезвым из всей компании, разбудил остальных и велел собираться назад. Митька с помощью товарищей наспех погрузил снасти в багажник машины, затем все, кроме Генки приняли по сто грамм на дорожку и тронулись в путь. Утро было ясное и прохладное, и ничто не предвещало беды. Митька всю дорогу пялился в окно и что-то нечленораздельно мычал в ответ на все расспросы. Единственным его желанием было поскорее добраться до дома и снова лечь спать.

Но выспаться Митьке не довелось. После завтрака к нему наведался начальник и сообщил, что на лесопилку прибыла новая партия леса, которую нужно было срочно пилить. Проклиная себя за вчерашнее слабоволие, а начальника за нетерпеливость, Митька взгромоздился на старенький велосипед и помчался на работу. На лесопилке все было по-прежнему: несколько огромных пилорам, пара деревообрабатывающих станков и целая куча свежих, только что привезенных из леса бревен. Чертыхнувшись, Митька заправил в пилораму новую ленту и, подозвав куривших неподалеку напарников, принялся за работу.

Когда до конца смены оставалось всего несколько минут, и Митька допиливал последнее бревно, случилось то, что он запомнил на всю оставшуюся жизнь. Брус, оставшийся после обработки бревна, был почти разделан на доски; Митьке оставалось пройти всего два десятка сантиметров до конца, когда пилорама неожиданно уперлась во что-то невидимое, потом резко дернулась назад и пронзительно взвизгнула. От неожиданности Митька споткнулся о неубранный кем-то из напарников крюк и упал, едва не задев головой вращающуюся на бешеной скорости ленту с острыми зубьями. Невыключенная пилорама завизжала еще сильнее, и лента, не выдержав огромных оборотов, разлетелась на куски. Один из них просвистел мимо Митькиного лица и оцарапал его аккурат под глазом. Струйка крови тут же побежала из рассеченной щеки, но Митька не обратил на нее никакого внимания. Потянувшись, он каким-то неимоверным усилием отключил пилораму и тут же снова плюхнулся на пол.

— Колдун… — бормотал Митька, загребая негнущимися пальцами свежие душистые опилки, — Проклятый колдун… Эвенк… Вот же, как оно, а я… Что же это…

Мужики, видевшие все своими глазами, тут же бросились к Митьке и принялись поднимать его с пола. Кто-то принес из аптечки нашатыря и сунул пузырек Митьке под нос, но тот грубо отмахнулся и продолжил бормотать какую-то непонятную для всех околесицу. Лишь один Генка, который догадался, о чем идет речь, угрюмо опустился рядом с Митькой и закурил.

— Так значит, правда все это, — буркнул он, нервно посасывая сигарету, — а мы-то, дураки, смеялись…

Дождавшись, когда Митька, наконец, придет в себя, Генка отвел его к себе в машину и отвез домой.

***

С той поры прошло уже много лет. Митька, которого теперь все величают не иначе как Дмитрием Степановичем, ныне все еще трудится на лесопилке, но уже на совсем другой должности. Единственный сын Митьки, Павел, выкупил ее у прежнего хозяина и назначил отца своим заместителем.

Как бы не пытался Митька обойтись без перемен на производстве, они все равно произошли там сами собой. Прежние рабочие разошлись кто куда, старые станки заменили новыми, более безопасными и современными. И Митька, после случившегося с ним инцидента, на всю оставшуюся жизнь стал поборником трезвого образа жизни, расклеил всюду старые антиалкогольные плакаты и пристально присматривался к каждому новому рабочему, отсекая любителей выпить.

Слова старого эвенка всплывали в голове Митьки всякий раз, когда он слышал о водке, и кожа его тут же покрывалась ледяными мурашками. Только вот одно Митька никак не мог взять в толк: знал ли эвенк о том, что случится с ним или просто сказал, не задумываясь? Это так и осталось загадкой.

Автор рассказа: Антон Марков

Канал Фантазии на тему

Ссылка на основную публикацию