Что я здесь делаю?
Николай в очередной раз — какой уже за сегодня? — оглядел площадь. Безумием было сюда приехать. Но еще большим безумием было забыть про сон и ничего не делать. Да и не получилось бы забыть — последнее время Аня приходила к нему очень часто.
Он поддернул повыше воротник куртки и опустил руки в карманы. Мороз разгулялся не на шутку, стоять на одном месте было холодно. А место было тем самым, из сна: за спиной возвышалась громада белоснежного Кафедрального собора. Пришлось изрядно потрудиться, чтобы найти его. Сколько он пересмотрел фотографий в Интернете в поисках этого белоснежного здания с пятью куполами, пока не увидел фото собора в Хельсинки.
Зачем Аня позвала его в Хельсинки? Они же никогда не были здесь. Даже мысли не возникало приехать. И, насколько он помнил, ее ничто не связывало с этим городом, она никогда о нем не упоминала. Тогда к чему этот сон?
Он поднялся на несколько ступеней, ведущих ко входу в собор. Оглянулся. Еще раз обвел взглядом площадь. Новогодняя елка, карусель, яркие ярмарочные палатки. И люди. Много людей. Шумят, суетятся, толкутся возле палаток, что-то покупают, радуются предстоящему празднику. Нет, ничего в этой толпе он не разглядит, а окунуться вместе с ними в радостную предновогоднюю круговерть не было никакого желания.
Может, он оказался здесь не в то время? Может, стоило переждать Рождественскую суету и приехать, когда площадь будет свободной? Но во сне на площади стояла рождественская елка. Да и ждать дальше он не мог — сны становились все настойчивее, и Аня в них выглядела очень беспокойной. Что-то говорила, настаивала, почти умоляла. И он вроде бы понимал, чего она от него хочет, но на утро от понимания не оставалось и следа, одна «картинка».
Николай замерз. Холод прокрался под куртку, ноги в ботинках заледенели. Хотелось в тепло.
Внутри собор удивил своей аскетичностью. Светлые стены с колоннами, два ряда сидений, скульптуры проповедников. Почему-то пока Николай мерз на площади, ему и в голову не пришло, что собор лютеранский. Но сейчас ему даже нравилась эта видимая простота.
До начала службы было еще далеко, но людей хватало. Он сел на скамью — выбрал самую свободную, на другом конце которой сидела лишь одна женщина странноватого вида. Круглолицая, рыжеволосая, в нелепой суконной хламиде с вышивкой. Лицо вроде молодое, а глаза даже не старые — древние.
Последний раз он был в церкви три года назад — ровно через год после гибели Ани и Мишеньки. Поставил свечи за упокой, как научили. Тогда ему впервые после аварии приснилась Аня. Вернее, она снилась и раньше, но он понимал, что это воспоминания, отголоски прошлой жизни, когда они были все вместе, втроем. Но теперь Аня приснилась одна, без сына. Ему даже подумалось, что она специально зачем-то пришла к нему «оттуда».
Сон был настолько необычным, что он поделился им с бабушкой.
— Давно на кладбище был? — строго спросила она.
— Каждые выходные езжу.
— Покойники просто так не беспокоят. Только когда о них забывают или если хотят что-то сказать.
— Забываю? — горько усмехнулся Николай. — Разве я смогу когда-нибудь забыть?
— Поставь свечу, помолись.
— Не умею я молиться, — отмахнулся Николай.
Но, тем не менее, в церковь сходил.
Однако легче не стало, а Аня пришла опять, в ту же ночь.
— Бедная. Значит, нет ей «там» покоя, — наутро покачала головой бабушка. — Раз приходит, значит, сказать тебе что-то хочет, очень важное.
— Что важное?
— Да откуда же я знаю, — бабушка всплеснула руками. — Я же не колдунья.
С тех пор прошло почти три года, но Аня не оставляла Николая, так и приходила во сне — иногда раз в месяц, иногда реже. Зато Мишенька совсем перестал сниться…
Мысли о сыне заставили Николая опустить руку в карман и достать бумажник — там лежала фотография сына. Мишка на ней веселый, синие глазки так и сияют. Улыбается. Только ямочка почему-то на одной щеке…
— Николай?
Он вздрогнул от неожиданности. Сначала не понял, что обращаются к нему — странная женщина на скамье придвинулась, оказавшись рядом. Откуда она его знает? А, нет, все понятно — собор ведь посвящен святому Николаю. Наверное, она об этом.
Николай кивнул: дескать, знаю. Убрал фото и отсел подальше — вступать в разговоры с незнакомкой совсем не хотелось. Но женщина не отставала:
— Николай.
Теперь она не спрашивала, а утверждала.
Он с трудом разобрал что-то про святого, который благоволит детям, и связь с миром мертвых — по-русски женщина говорила очень плохо.
— Анна просила. Я помогать, — закончила она свою путаную речь.
Анна?! Это шутка или эта странная тетка его с кем-то путает?
— Извините, мне надо идти, — пробормотал он, вставая. Но тетка вцепилась в рукав куртки.
Николай вновь опустился на скамью — не устраивать же в церкви склоку.
— Я гейду — та, кто видит, я помогать, — заявила она, не выпуская его рукав. — Святой Николай тоже помогать.
И вдруг закрыла глаза и начала едва слышно напевать что-то протяжное, раскачиваясь из стороны в сторону и постукивая свободной рукой по скамье.
«Сумасшедшая!» — промелькнула мысль.
Он вдруг рассердился на себя. Сначала нафантазировал, что Аня с того света позвала его в Финляндию, а затем нарвался на ненормальную. Все, хватит. Он хотел подняться, но ноги не слушались. А затем и вовсе он то ли заснул, то ли провалился в какую-то щель между мирами, где не было ничего, только звучал голос, терпеливый и доброжелательный, который говорил, что нужно торопиться, ребенку скоро исполнится три года, и тогда он забудет то, что было «до», и не сможет узнать Николая.
Когда Николай «вынырнул» обратно, женщина уже не пела, но по-прежнему крепко держала его за руку.
— Пора, — сказала она и поднялась.
Он, как привязанный, двинулся за ней к выходу. Они спустились на площадь, обошли ее по краю и направились к трамвайной остановке.
На город опустился вечер. Рождественский, волшебный. Зажглись фонарики на елке, яркие гирлянды украсили дома и улицы. Николай невольно остановился, залюбовавшись, но тетка упрямо тащила его дальше.
Приехал трамвай — Николай даже не посмотрел на номер — и, подталкиваемый сзади этой сумасшедшей, вошел внутрь. Сел на свободное сидение. И только когда трамвай закрыл двери и тронулся с места, пришел в себя. Оглядел полупустой вагон, бросил взгляд в окно. Ведьмы на остановке не было.
Рядом села молодая женщина с мальчонкой — года три или чуть меньше.
Малыш, не отрываясь, смотрел на Николая и улыбался, и взгляд, и улыбка показались Николаю до боли знакомыми — ярко-синие глаза и ямочка на одной щеке — а потом и вовсе перебрался к нему на колени и зарылся лицом в куртку.
— Папа! Ты меня нашел!
Николай растерялся.
Женщина что-то сказала по-фински — видимо, извинялась за сына — затем попыталась его забрать, строго прикрикнув: «Микки!»
Но малыш вцепился в Николая ручонками.
— Ничего страшного, пусть сидит, — пробормотал Николай по-русски.
— О! Вы русский? — удивилась она. По-русски она говорила с небольшим акцентом. — Простите за сына, обычно он себя так не ведет. Вы ему понравились.
— Он мне тоже, — улыбнулся Николай.
— Папа, ты так долго шел! — прошептал Микки. — Но я знал, что ты придешь. Мне мама сказала. Не мама-Соня, а мама-Аня.
Николай крепче прижал к себе малыша. Так вот почему ему показались знакомыми взгляд и улыбка. И вот что хотела ему сказать Аня.
* * *
С того дня Аня больше не снилась Николаю, а следующий Новый год он встречал уже вместе с Софией и Мишенькой.