Как убили Светку, никто особо не докапывался. Дураку понятно – с ее-то профессией — всегда на грани между жизнью и смертью.
Нашли Свету в кювете задушенной. Опер поморщился:
— Очередной дебил, борец с падшими бабами, объявился. Сколько их… А чего такого? Кто она, Светка? Грязь под ногтями, ее задушить – первое удовольствие!
И правда, кто такая Светка? Приманка для повернутых, свихнувшихся «воинов», имя которым – легион. Ничтожества, которых настолько девочки разобидели, что они готовы полмира передушить. Да вот, незадача, у девочек мужья и отцы имеются. Порвут тщедушное тельце (а маньяки в основном тщедушные, жалкие на вид, соплей перешибешь) на тряпки и разрешения не спросят.
Другое дело, Светки. Никому не нужные с детства, пустоголовые и несчастные. Они с малых лет «добра», вытворяемого пьяными мамашами с очередными «папами» насмотрелись. Для них это – норма жизни. А если еще за «это» кормят и копейку дают… Эх…
Света, одна из многих девчонок с искалеченной судьбой. Такая девочка была… Андрюха Рыбкин, опер ОВД, был ее на годик постарше. Учились в одной школе. Света всегда маячила перед глазами. Уж больно заметная. Глаза в половину маленькой, смугловатой мордочки. И красивой формы рот. А сама худущая, мелкая, словно воробышек. Ее даже парни не обижали. Такую стукнуть – грех. Стукнешь, и убьешь.
В школе полно было пацанов и девок из неблагополучных семей. Время такое – бухали почти все. Во всяком случае, папаши. Они, дескать, в депрессию после развала СССР упали. Правда, мамки почему-то упасть боялись. Кто семью будет тащить, Пушкин? Вот и тащили, волокли, надрывались, теряли силы, но не позволяли гнезду распасться. У Рыбкина такая мама и была. Батенька в курятнике дрыхнул, пьяный в муку, а она работала, где могла. А Рыбкина вырастила. И сестру Таньку – тоже.
Ей бы теперь отдыхом наслаждаться, да цветочки сажать, а вот… Прибрал Господь сердешную. Сгорела за три месяца – в поликлинику к маммологу сходить все недосуг. Вот и… А папаша – ничего. Что ему сделается, проспиртованному? Кряхтит, живет припеваючи. Задрал ходить, денег в долг выпрашивать. Танька жалеет «папу». А Андрюха – нет. С лестницы спустил однажды. У Андрюхи глаза краснотой наливаются, когда видит папеньку, скромно сидящего на лавочке под его окнами. Сидит, сука, лапки сложены, глядит кротко, с бабками о жизни беседует и «неблагодарного» сына говном поливает.
Жалко маму. Хорошая была, добрая. А Светке с мамой не повезло. Мама у Светки тоже упала в депрессию вслед за мужем. Упала и забыла про дочку. Напрочь. Чем она питается – маму не волновало. Хорошо, бабка по первости Светку тянула и кое-как одевала. Но бабка с секретом была: не для Светки благородничала, а для денег за оформленное опекунство. Все жить хотели. Бабка тоже. Чтобы опекунства не лишили – гоняла внучку в школу. К чистоте приучила. Спасибо ей, «святой человек». Колотила девку исключительно стиральным шлангом. Воспитывала.
У Андрюхи каждый раз сердце ёкало, когда видел маленькую, несчастную Светку. Ее синие ручки, ее огромные глаза. И она всегда хотела есть. Не есть, а жрать! В столовке подбирала все до крошечки и снова шарила голодными глазами по столу. Благополучные детки, чистенькие, нарядные, в пух и прах разодетые, кидали хлебные корки на стол «отверженных». Это у них спорт был такой – попадут, не попадут. И голодные ребята ловили. Давились этими корками, злобно поглядывая на «элиту».
Андрюха, несмотря на свой всегда зверский аппетит, не выдерживал, откладывал ложку от тарелки с картофельным пюре, разведённым водой, и отдавал голодающим. А точнее, Светке. А потом, за школой, бил морды «домашним» мальчикам и давал пинка «правильным» девочкам. Потом его таскали к директору, и благополучные мамаши готовы были выдрать глаза Андрюхиной робкой маме.
— Зверенышей растят! Быдло! – визжали надушенные бабы матери в лицо.
Андрюха сжимал кулаки и чуть не плакал от ненависти к мамашам и острой жалости к родной, затурканной маме.
Света привыкла к подачкам. Да и не подачки это были, а дружеский дар, это пюре и хлебные котлеты. И компот. Наверное, глупое Светкино сердечко с благодарностью приняло жалость и сострадание Андрюхи за любовь. В шестом классе она, проследив за Андрюхой, поймала его в переулке, взяла Андрея за уши и притянула к себе, чмокнув прямо в губы.
— Хочешь, я тебе что-то покажу? – спросила тогда.
— Что? – багровый от поцелуя Андрей не сразу понял, ЧТО Светка решила ему показать. А когда понял, оттолкнул девчонку и убежал.
Потом их пути разошлись. Окончив девятый класс, Андрюха умотал учиться в техникум. Потом была армия и школа милиции. Вернулся в родной город, и первой, кого он встретил, была Светка. Кака-а-а-я… Тоненькая, точеная, в обтягивающих попу брючках и коротенькой кожанке. Волосы подстрижены, как у героини фильма «Леон». Дерзкие глаза с длинными ресницами и подкрашенный алой помадой алчный до поцелуев рот.
— Не узнал? – Светка выпустила тонкую струйку дыма изо рта, — а я тебя узнала. Ну, здравствуй, кормилец!
Конечно, загудели. Рыбкин уже не стеснялся – повидал кое-чего и без Светки. И когда она расстегнула пуговицы на Андрюхиной рубашке, впился губами в ее губы жадно и бессовестно.
Потом они лежали в Андрюхиной койке, и длинная тонкая Светкина нога покоилась на его теле.
— А я тебя всю жизнь любила, Андрюша. И всю жизнь тебя ждала.
Андрюха хмыкнул тогда. Поганенько так хмыкнул.
— Ага. А выкрутасы в постели устраивать по букварю научилась, да?
Светка отпрянула было. Потом долго-долго смотрела Андрюхе в глаза. Тряхнула челкой и рассмеялась.
— Да брось ты… Букварь… Букварь я еще в пятом классе скурила!
Андрей по-хозяйски обвил Светкину тонкую талию.
— Продолжим?
***
Он несколько раз к ней приходил. Он уже знал, что Светка никого за бесплатно не «любит». Только Андрюху. Выделила, блин. Однажды, из чувства солидарности, кинул ей на тумбочку деньги. Светка округлила глаза, вспыхнула, будто ударили ее.
— Не надо!
— Че так? – улыбнулся Рыбкин.
— Пошел отсюда, урод! Я думала…
— Че ты думала? – Андрей застегивал рубашку.
— Что ты приедешь! Что возьмешь меня замуж! Вытащишь из дерьма! – разревелась она.
— Света, ты дура, что ли? Ты меня за лоха держишь? М.нт и проститу.ка, зашибись, парочка! Извини, дорогуша, но без меня, ага?
Светка забралась в дальний угол огромной кровати. Скорчилась, обняв колени тонкими руками.
— Не приходи ко мне больше никогда.
— Ок, Светланочка. Пока! – Андрей, небрежно засвистев, ушел.
Потом страдал. К ней тянуло, как к наркотику. От нее лихорадило. Но перестрадал через семь месяцев, когда Светку прислали на «субботник». Она была веселенькая, пьяненькая, в высшей степени «профессиональная». Будто не на пиршество унижения и растления явилась, а на дружеские посиделки.
Рыбкин ушел с этого «субботника». Дома его вырвало, и рвало долго. Рыбкин выплевывал что-то… человеческое из себя?
***
Потом Андрюха женился на одной из «правильных девочек». Ее мама, та самая визжащая в кабинете директора бабенка, визжала теперь на свадьбе от радости. Повезло доченьке, такой парень! Такой парень! Девочка стала «правильной» женой. Нихрена по хозяйству делать не хотела, и, родив ребенка, начала таскаться по кобелям в отсутствие мужа, бросив сына ночью одного. После очередной разборки убегала к маме. А мама верещала уже в кабинете Андрюхиного начальства:
— Он! Бьет! Мою! Дочь! Она! Вся! Синяя!
Андрей не мог развестись с ней. Ему было жалко сынишку, Пашку, свет и боль его непутевой жизни.
А Светка ударно работала. Когда ее «коллеги» оставляли карьеру из-за преждевременного старения, отравления алкоголем, смерти от наркотиков, Светка цвела и пахла, как говорится. Они однажды снова увиделись. Андрюха был пьян в дугу, и даже не понял, как оказался в Светкиной квартире.
Он приоткрыл глаз и увидел ее губы.
— Проснулся, милый?
Хотелось ее отпихнуть, оттолкнуть, отвергнуть. И одновременно – зацеловать, обнять крепко… Задушить в объятиях.
А она…
— Тихо, Андрюша. Не торопись. Что же ты… Я бы была тебе хорошей женой. Лучшей на свете! Я бы никогда! Дур-рак! Дур-рак! Ты ведь меня любишь, Андрей! Любишь, любишь, любишь!
— Люблю, Светка. Люблю. Чтобы ты сдохла, Светка…
***
И вот она. Лежит в кювете. А лицо, будто у спящей. Только вот брови скорбно сдвинуты. Кажется, что сейчас дрогнут Светкины ресницы, откроются ее дивные глаза, и губы эти, полные и красивые, алчные до поцелуев губы, раскроются, как створки морской раковины, и скажут:
— За что, Андрей? Ты ведь не такой? Я знаю…
***
— Красивая баба. Была, — санитар застегнул молнию черного мешка.
Светка так и не успела ничего рассказать. Никто теперь никогда не узнает, как убивал ее Рыбкин, как отвез среди ночи на шоссе и выбросил тело в глубокий овраг. Ее хрупкое тело моталось по склону, и колючие ветви дикого шиповника царапали, уродуя ее шелковистую кожу.
— Прощай, любимая, — шепнул тогда Андрей. Машина, взвизгнув, быстро уехала, оставив Светку одну в мокром и холодном овраге. Дело гиблое, кто будет копать убийство жалкой шлюхи? Рано или поздно они заканчивают свое существование именно так.
—
Автор рассказа: Анна Лебедева
Канал Фантазии на тему
Загрузка...
