Зиночка (2)

Окончание. Начало здесь

— Ты, дочка, не горюй! Главное, домой вернулась. Аркадий погиб, а продолжение его осталось, — кивнул отец в сторону внучки. — Ты лучше скажи, как дальше жить собираешься.

— В город поеду, там буду работать. В деревне не останусь.

— Тоже хорошо. Ты — медсестра, тебя в любую больницу возьмут.

— Нет, отец, насмотрелась я на боль и кровь, не могу больше. На фабрику пойду работать.

— А училась зачем?

— Если бы не война, — Зиночка тяжело вздохнула, вспомнив довоенные мечты. — Аттестат Аркадий оставил. Проживём как-нибудь.

Когда девочка немного окрепла, Зина уехала в городок, в котором когда-то училась и откуда ушла на фронт. Устроилась работать на фабрику, поселилась в общежитии. Жила с такими же, как и она, одинокими девушками и незамужними тётками. Девушки по вечерам убегали крутить любовь с демобилизованными и ранеными из местного госпиталя. А Зиночка каждый выходной бежала на рабочий поезд, который в народе прозвали «кукушкой» и который несколько раз в день курсировал между небольшими полустанками.

Многие фабричные были родом из близлежащих деревень, у них там оставались семьи. Каждый старался отвезти домой городских гостинцев для близких, а из деревни везли картошку и яблоки. Это помогало выжить в городе: время послевоенное — голодное. Поезда были переполнены, шныряли беспризорники, воровали продукты, срезали сумки. В округе тоже можно было нарваться на банду. Хоть и страшно было ходить со станции в деревню, а что делать: там у Зиночки подрастала дочка, которая ждала свою маму. Заветный ридикюльчик с документами, письмами и офицерской книжкой Аркадия, колечком с бирюзой и военными фотографиями Зиночка всегда носила с собой. В общежитии не оставляла, боялась — украдут.

В тот злосчастный выходной она, как всегда, собралась ехать в деревню. Встав очень рано, надела ещё довоенное, крепдешиновое платье, кокетливый беретик по моде, повесила на локоть свой неизменный ридикюль. Мешок с гостинцами оказался увесистым, повезло выменять на рынке тёплую одежду для девочки, конфеты-«подушечки» с пряниками и булки для родителей. Несмотря на ранний час, народу в «кукушку» набилось много, поэтому Зиночке досталось место только на ступеньках поезда. «Ничего, протиснусь как-нибудь в вагон, — подумала она, поддерживая висевший на плече вещмешок и уткнувшись в спину впереди стоящего мужчины в чёрном бушлате.

— Тётка, тётка, дай руку, подсоби, — услышала она детский крик. Следом за набиравшим ход поездом бежал оборванный мальчишка лет девяти. Она было заколебалась, но стало жалко мальца. А вдруг домой едет! Рукой, на которой висел ридикюль, она попыталась подхватить мальчугана, и вроде у неё получилось. Но он вместо того, чтобы крепко ухватиться и повиснуть рядом с ней на ступеньке, вдруг неожиданно схватил заветную сумочку и сдёрнул с руки Зиночки. Поезд уже набрал ход, она отчаянно вскрикнула и безнадёжно смотрела вслед убегавшему беспризорнику. Обида, злость, удивление — всё смешалось в один клубок.

— Гадёныш паршивый, — закричала Зина, — стой!

Она уже собралась спрыгнуть и кинуться следом, но моряк в бушлате неожиданно крепко схватил её за плечо, чуть не оторвав рукав платья.

— Куда, дура! Под колёса захотела? — заругался он на Зину. — Жить надоело?

Кое-как моряк протиснулся в тамбур, таща за собой Зиночку. Она, ничего не замечая, рыдала во весь голос.

— Чего ты ревёшь? Как будто похоронила кого? Подумаешь, сумку украли, не ты первая, не ты последняя, — как мог утешал её мужчина. — Чего у тебя там было-то?

Вытирая лицо полу-оторванным рукавом платья, всхлипывая и вцепившись в свой мешок, Зина поведала попутчику о своей драгоценной потере.

— Да, дела, — вздохнув, сказал он. — Фронтовичка, значит? Так ничего и не осталось, ни аттестата, ни фотокарточки? И документы прошляпила… — потом сердито добавил. — Зачем с собой сумку таскала? Спрятала бы где-нибудь, глядишь, и цела была бы.

Зина сама себя корила последними словами: «Какая же я идиотка! Пожалела мальца! И с документами теперь как?»

Продолжая всхлипывать, Зиночка сошла с поезда и побрела в сторону дома. Народ разбрёлся по окрестным деревням. Попутчик на прощание ещё раз попытался её утешить: «Ну ты, это… не убивайся так! Что ж теперь делать? Всё образуется! Иди к своей дочке и береги её!»

Он быстро зашагал вперёд, а потом неожиданно вернулся к Зиночке.

— Давай я тебя провожу до деревни, а то опять обидит кто-нибудь. Время неспокойное. Тебя как зовут-то? А меня Жоркой зови.

Пытаясь отвлечь Зиночку от грустных мыслей, Жорка показал на видневшуюся невдалеке деревню, Лукьяновку, рассказал, что приехал погостить к другу.

— Воевал я на торпедном катере. Когда катер на мине подорвался, меня контузило и ранило в плечо, еле живой остался. Одной рукой держался за доску, пока наши не подобрали, — он приспустил тельняшку и показал плечо, сплошь покрытое свежими шрамами. — Осколки остались там, не смогли хирурги вытащить. Полгода отвалялся по госпиталям, а теперь вот демобилизовался. Дружок мой фронтовой позвал к себе. Домой нет сил возвращаться, все мои погибли под бомбёжкой. Осмотрюсь и поживу в ваших краях.

Татьяна Матвеевна, увидев заплаканную дочь рядом с незнакомцем, сразу поняла: случилось неладное.

— Господи, что с тобой? Бандюганы напали? Почему рукав разорванный! — не получив от Зиночки ответа, запричитала: «Отец, беда у нас!»

Поняв, что Зиночка не в состоянии говорить, Жорка сам рассказал о происшествии и как мог успокоил стариков. Татьяна ахнула: «Что, и аттестат украли? Как теперь без денег?»

Алексей Иванович остановил её: «Подожди, мать, разве ж это главное?» Он, обняв дочь, участливо сказал: «Не горюй, Зиночка, как-нибудь проживём. Видно, судьба твоя такая. Главная память у тебя осталась от Аркадия — дочка! А документы выправишь!»

Родители суетились возле стола, пытаясь повкуснее накормить и напоить неожиданного защитника дочери. Георгий тем временем огляделся, заметил, что добротная изба-пятистенка уже дряхлеет. Ступеньки крыльца прогнили, в сенях просела дверь. Видно, что крепких мужских рук не хватает, а у старика силы уже не те. В памяти всплыла картинка родного дома, мама, сёстры, когда все ещё были живы. Показалось, что вернулся домой, так ему было тепло и уютно здесь, и он вдруг сказал:

— А что, Алексей Иваныч, работники вам не нужны? Я ведь могу и дом подлатать, и с хозяйством помочь. Хоть и городской, но к работе привычный. До войны на тракторном заводе работал, все инструменты знаю, как свои пять пальцев! В войну мотористом служил. Да и с деревом умею работать.

Старик обрадованно вскинулся: «Неужто, правда, можешь помочь? Сколько возьмёшь за работу? Хозяйство у меня разваливается, а сыны пока не приезжают. Григорий в госпитале лечится, в ногу его ранило. Павел с Дальнего Востока письмо прислал, для него война ещё продолжается».

— На постой возьмёте, пока шрамы не заживут? А потом в город уеду, на завод устроюсь.

— Вот и договорились!

— Сегодня с Зиночкой вернусь в город, постараюсь найти гвоздей и кое-какой инструмент, обменяю на тушёнку. Через неделю приеду.

Жорка развязал вещмешок, вытащил банку американской тушёнки, сало, завёрнутое в тряпочку, и кусочек сахара: «Девочка проснётся, угощу!».

На шум из-за перегородки вышел ребёнок. Маленькая девочка словно почувствовала, что говорят о ней. Она стояла в проёме двери и прижимала к груди тряпичную куклу, свёрнутую ей бабушкой. Девочка проковыляла на своих ещё неокрепших ножках к матери и гостю, которые рядышком сидели на лавке, и неожиданно обняла за колени обоих. Жорка подхватил её на руки и уткнулся в детскую головёнку.

Всю неделю Георгий пытался найти беспризорника, который утащил Зинину сумочку, но куда там! Зато помог ей выправить новые документы, а потом поймал себя на кощунственной мысли: благодарил мальца, который невольно соединил его с Зиной.

В ближайшее воскресенье переполненный поезд вёз Жорку и Зиночку с тяжёлыми вещмешками не только в деревню, где их ждали старики и маленькая девочка. «Кукушка» везла их в новую мирную жизнь!

Когда приходит День Победы, в Бессмертном полку среди других людей идёт большая дружная семья. Дети несут два портрета: на одном — бравый моряк в лихо сдвинутой бескозырке — дед Георгий, на другом — строгая молоденькая девушка в гимнастёрке — бабушка Зинаида.

—

Автор рассказа: Юлия Морозова