Зверь вонзил клыки в холодную плоть и ощутил неприятный вкус. Падаль. Откуда-то снизу поднимался едва уловимый гнилостный аромат. Другой, острый и режущий ноздри запах доносился из разверстого чёрного зева. По спине зверя пробежал страх, шерсть вздыбилась.
Он вскинул морду, насторожённо прижал уши к голове.
В далёкой пещере пошевелился кто-то из существ.
Страх усилился.
Зверь не любил промышлять подобной охотой. Подъём на это плато гневил существ. Они становились жестоки. Однажды зверь не успел скрыться, и одно из них обрушило на него свою ярость. В глазах поплыло от удара, действительность смазалась, всё наполнил тревожный гул. Уши были самым уязвимым местом зверя, и существа знали это.
Они облюбовали два плато на территории зверя, сделали их запретными. Там они приносили друг другу дары любви, терзающие ноздри зверя своим ароматом. Дразнящим. Властным. Шепчущем о том, что и зверь имеет свои права. Может не просить, а забрать добычу. Погрузить в неё клыки, вкусить вожделенный запретный плод. Познать его.
Он грезил об этих дарах.
Но боялся гнева существ.
Иногда зверь набирался храбрости, и его мягкие бесшумные лапы не раз ступали в ночи на более низкое плато. Когда существа спали. Но если поутру они обнаруживали следы его беспечности, если монстр, что пробуждался раньше прочих, не собирал их в своё ненасытное громыхающее нутро, зверя ждала расплата.
Страшные муки голода.
Голод терзал изнутри, вгрызаясь в стенки опустевшего желудка, сводил судорогой внутренности. Голод был страшен.
Зверь так часто испытывал его!
Зверь был гордым. Он знал себе цену. Понимал, что хозяин на своей территории он. Он мог бы царить там, если бы не голод.
Когда нутро рычало громче, чем зверева пасть, приходилось отказываться от тщеславия. Подчиняться. Иногда даже вставать на задние лапы.
И просить.
Он ненавидел просить, ему должны были поклоняться, приносить дары и смиренно отступать прочь. Не распуская свои грязные лапы.
Но они пользовались его голодом в своих целях.
Вот и теперь в ночи сон исчез, спорхнул испуганной пташкой. Вынудил зверя встать, выгнуться, пока ещё горделиво и властно. Осмотреть свои владения. Проверить жертвенный круг полированной стали.
Пустой.
Ему не оставалось ничего, кроме как выйти на охоту. Искать пропитания.
Нужно было спешить, голод нарастал.
Но падаль, брошенная существами, оказалась слишком отталкивающей.
Зверь спустился с плато.
Опять метнулся к своей норе в безумной надежде.
Обнюхал гладкую холодную сталь круга жизни. Ничего не возникло там. Некому было помочь зверю в глухой ночи.
Вокруг круга витал дурманный запах давно поглощённых яств. Зверь бывал не воздержан, когда приходил час кормёжки. Комья летели во все стороны. В такие минуты зверь забывал, что счастье краткосрочно, что подношение кончится. Он спешил насытиться, пока его не прогнали, пока существа не передумали, пока кто-то не отнял его дары.
Он знал, что это может произойти в любой момент. Ему подсказывали это инстинкты, подгоняя его челюсти работать быстрее. Хотя существа ещё не опускались до того, чтобы забрать то, что дали, если он не отвлекался от круга.
Но стоило отойти – и запасы испарялись почти всегда. Даже если зверь силился их сохранить, закапывал круг до боли в лапах, до искр в глазах. Существа всё равно забирали остатки.
Они делали это, чтобы держать зверя в своей власти. Повелевать им.
Он не имел права выживать самостоятельно. Так считали они. Так они решили, когда отняли зверя от матери. Уволокли прочь, не дав научиться жить свою жизнь с достоинством.
Теперь ему оставалось только догадываться, что будет правильным. Пробовать.
И ошибаться.
Выходить на охоту, которую он ненавидел и которая почти никогда не приносила достойных плодов. Не удовлетворяла голод.
И вот теперь жажда пищи становилась невыносимой.
Вдруг зверю показалось, что он почувствовал движение. Что-то мелькнуло в расщелине, блеснуло, словно отражая лучик отсутствующего сейчас света.
Еда!
Зверь метнулся вперёд, присел. Вгляделся во мрак.
Его зрачки расширились, стали огромными. Теперь зверь различал клубы пыли в расщелине. И там, за ними – нечто. Круглое. Манящее. Смрад пролитых существами даров, обжёгших язык раскалённой болью на закате, мешал распознать запах.
Зверь чувствовал опасность. Дуновение ветра пошевелило клубы пыли, и он перестал даже дышать, до предела напрягая зрение. Пища или нет? Спасение или гибель?
Смиряя страх, зверь сунул в расщелину лапу. Края впадины больно врезались в кожу. Не достать!
Он выпустил когти. Жалкие обрубки.
Существа отняли его когти в наказание когда-то. Когда он пытался бороться. Пытался доказать, что здесь его территория, а существа только гости, обязанные приносить дары.
Тогда зверь возмужал и почувствовал свободу. Инстинкт подсказывал ему, что нужно обозначить своё главенство. Испугать существ и подчинить их себе.
Он наполнил территорию своим острым, едким запахом. Чтобы отпугнуть иных зверей. Чтобы защитить полированный круг жизни от посягательств. Чтобы стать царём и занять свой законный престол.
Но зверь прогневил существ, и они оказались сильнее.
Хитрее.
О, они оказались очень жестокими!
Тогда существа отняли у зверя его семя, лишили возможности продолжить свой род, наполнить землю сынами и дочерями, и повелевать ими. Лишили удовольствия покрыть самку, породить жизнь в её лоне. Лишили зверя будущего.
Сделали одиночкой. Верным только себе.
И своему голоду.
Поначалу зверь впал в апатию. Почти неделю он не подходил к полированному кругу, только жадно пил воду, которая казалась горькой из-за постигшей его утраты.
Но дни пролетали за днями, и он смирился.
Тогда он понял, что существ нужно уважать. Жить по их правилам. Царить надо всем и вся – кроме них. Существа слишком могущественны. От них зависит его жизнь. Увы.
Обрубки когтей задели край круглого предмета, крошечной надежды утолить голод. Зверь вытянул лапу как можно дальше и смог поддеть добычу. Сминая клубы пыли, она с гулом выкатилась из расщелины и ударила зверя в трепещущий, жадно ловящий запахи нос.
Разочарование наполнило пустое нутро зверя глубинной мучительной тоской.
Эта вещь его не спасёт.
Голод крепчал. Зверь попробовал отвлечься, он ждал рассвета. Устремил глаза в ночь, пытаясь уловить его далёкие проблески. Там, за обрывом, где кончалась его территория, постоянно клубился пугающий непонятный шум. Иногда едва слышный – но порой оглушительный и страшный. Что только ни обитало там! Зверь знал. Иногда в назидание его уволакивали с его территории – туда. В кромешный ад всесторонней опасности.
Гигантские монстры носились там со страшным рёвом, ядовитый смрад ранил обоняние и забивал его вонью, в которой нельзя распознать след возможной пищи. Там зверь забывал даже голод от ужаса, когда яркое солнце дня било по его слепнущим глазам.
Зверь был созданием ночи.
Но теперь он ждал рассвет. Ждал пробуждения существ. Уповал на их милость.
Но как же ему продержаться?!
Зверь метнулся в сторону, промчался со страшной скоростью, вскочил на холм и опрометью бросился с него. Никто не слышал. Никто не видел. Никто не приходил.
Голод клешнями расползался по венам, жалил ядовитыми волнами.
Зверь вонзил обрубки когтей в пахучие волокна. Это его успокаивало. Иногда зверь верил, что сможет отрастить их и заточить вновь, вернуть часть своей силы. Но существа раз за разом успевали всё уничтожить.
Им нравилось унижать зверя. Хватать его гигантскими смрадными лапами, отрывать от земли. Оставлять на шерсти следы своих гнусных игрищ.
Зверь вынужден был терпеть.
Ради круга жизни.
Ради всего, что ещё можно было у него отнять.
Нутро содрогнулось урчанием. Зверь слабел.
Он не дождётся рассвета.
Он должен войти в пещеру. Это единственный шанс спастись.
Он должен пробудить существ, которые сплелись воедино в своём пропахшем потом и властью гнезде. Он должен быть храбрым. Чтобы выжить. Чтобы встретить ещё один ненавистный рассвет, притупляющий его зрение, но дарующий подношения на круг жизни.
По ночам зверь боялся существ. Они становились свирепы. Они ненавидели пробуждаться от его зова.
Бесшумно пружиня на мягких лапах, зверь с лёгким трепетом заглянул в пещеру. Мрак не был кромешным. По своду и стенам плясали блики, которыми монстры за пределами его территории подманивали к себе новые жертвы.
Зверь знал, что это ловушка. А сейчас он вовсе не мог думать ни о чём, кроме своего голода. Не мог дольше ждать. Далёкое холодное солнце ещё нескоро поднимется, чтобы принести надежду и облегчение.
В пещере было душно и смрадно. Зверь скривился. Спёртый воздух терзал ноздри. Тела гигантских существ вздымались и опускались, их конечности беспорядочно торчали из вороха тряпья, составляющего их гнездо.
Однажды старшее и более могучее существо во сне едва не убило зверя своей задней лапищей. Он полетел с обрыва, ушибся о твёрдую землю. А существо даже не заметило своей жестокости.
Этого большого монстра пробуждать не стоило – зверь знал, что от него не будет никакого толку. Оно никогда не наполняло круг жизни по ночам.
Но был другой монстр. И пора было действовать! Пока остаются силы.
Зверь оттолкнулся задними лапами и проник в гнездо. Осторожно, бесшумно прокрался по самой кромке.
Тело менее крупного и более уязвимого существа было доступно зверю в двух местах: у подножья гнезда белели пальцы с пятнами ядовитой краски, а по центру торчал из тряпья мягкий мясистый зад.
Можно было пройтись вдоль него, едва касаясь шерстью на впалом от голода боку, и затаиться. Иногда это срабатывало.
Однако теперь уже не было сил ждать.
Зверь бесшумной тенью скользнул к голове существа. Склонился над изгибами гигантского уха. Выдохнул.
Волосистый покров пах цветами и салом. Зверь различил, как лоснятся в слабых лучах света длинные запутанные волоски. Этот аромат тревожил его нутро, изголодавшееся и молящее. Даже это кожное сало казалось спасением.
Зверь раскрыл пасть. Поддел клыками длинную шерсть существа. По языку растёкся будоражащий вкус пищи.
Дурманный.
И как всегда бывало, когда зверь предвидел насыщение, он забылся. Заработал челюстями. Заскользил языком по голове существа. Весь отдался вкусу и запаху…
Существо дёрнулось, мотнуло мордой, резко распахнуло полыхнувшие очи. Полоснуло зверя яростной, бьющей, словно плеть, ненавистью. Гневно вскинуло лапу.
Зверь отпрянул, опрометью выскочил из гнезда потревоженных существ, едва не врезался в стену их пещеры.
Замер. Отдышался.
Жив!
Теперь нужно ждать.
Разбуженное среди ночи, меньшее существо не могло долго противиться зову природы. Зверь знал, где стоит устроить засаду. Он затаился в тени малого запретного плато. Попробовал смирить свою жажду насыщения. Утихомирить рвущийся наружу крик голода.
В пещере послышалась возня. Малое существо, пошатываясь, выбралось наружу. Прорычало что-то свирепо, помянув имя зверя. Скрылось в другой, маленькой пещере.
Зверь сосчитал до пяти и тенью скользнул следом.
Сел на холодную поверхность, устремил пытливый взгляд вдаль. Он держал дистанцию. Должна быть возможность убежать. Нырнуть в лаз, который он обнаружил когда-то – существам было очень сложно добраться туда, чтобы его покарать.
Существо скорчилось в тесной пещере. Зыркнуло на зверя недобрым взглядом.
Он решился. Издал короткий отрывистый звук.
Попросил.
Зверь ненавидел просить, но терпеть голод дальше было уже невозможно. Если существо вернётся в гнездо и завалит вход в пещеру, он не дотянет до утра. Не выживет.
Существо разорвало тишину яростным громом водопада. Сделало шаг к зверю.
Он поспешил. Возомнил, что выиграл эту битву, рванулся к стальному кругу жизни. И вдруг с ужасом понял, что существо ползёт в сторону гнезда.
Пытка продолжалась.
Зверь тоскливо обнюхал полированную сталь, вбирая остатки запаха.
Терять уже нечего.
Нужно вернуться в пещеру. Пока существо не провалилось в сон.
В ушах шумело от лихорадочного стука сердца. Опасливо озираясь, зверь запрыгнул обратно в гнездо.
Существо яростно прошипело сквозь зубы его имя. Слепое в благодарной к зверю тьме, наугад махнуло лапой, не задев его.
Он выждал, потом сделал осторожный шаг. Приблизился. Он был готов оказаться пред ликом гнева пробуждённой стихии.
Второе существо угрожающее захрапело, наполняя пещеру мощными раскатами. Показывало свою силу.
Зверь ждал. Смотрел, не отводя взгляд. Сейчас манящие огни-ловушки чужих монстров внизу играли ему на руку.
Меньшее существо приподняло вспухшие веки, обожгло зверя ненавистью. Он продолжал смотреть. Не шевелился.
Гигантская лапища навалилась сбоку, резко вышибла весь воздух у зверя из лёгких. Его рванули вверх, до боли сдавили рёбра. Ветер ударил в усатую морду. Зверь терял ориентацию, когда его чуткие лапы не касались земли.
Существо, схватившее зверя в охапку, с силой швырнуло его вниз.
Лапы коснулись пола.
– Скотина! – прохрипело существо яростно.
Но стремительным броском двинулось не в пещеру, а к кругу жизни. Свет ударил зверя по глазам, и он на секунду ослеп. В белёсом мареве уловил вожделенный звук. Так шелестели дары перед подношением.
Зверь ринулся к стальному кругу, ещё полуслепой, забыв страх, забыв свою гордость. Упёрся лбом в неловкие ладони разбуженного существа. Издал дружелюбное, подобострастное урчание. Прижался впалым боком к его ногам.
Аромат дара проник через ноздри в опустевшее, конвульсивно сжимающееся нутро. Нельзя было выдержать ни секунды!
Зверь пытался прорваться мимо лапищ существа, припасть к кругу жизни. Забыть обо всём на короткий миг наслаждения. Погрузить клыки и язык в драгоценное яство.
Существо отпихнуло его, жестокое и бездушное. Уж оно-то никогда не терпело подобного голода.
Но вот зверь прорвался к пище, забывая обо всём. Об отнятых когтях и семени, о муках ожидания, о бесстыдных руках, пачкавших его шкуру. Сейчас зверь любил существ, дарующих яства. Признавал их власть, силу и страстно, бесстыдно обожал их.
Ошмётки ему летели во все стороны. Теперь это не имело значения.
Зверь насыщался.
– Ещё раз разбудишь меня среди ночи, засранец, будешь спать на балконе! – уведомила хозяйка кота.
И закрыла дверь в спальню.
—
Автор: Алевтина Варава
Загрузка...
