Солнце село за полупрозрачную белую пелену, и вечер с каждым часом становился всё плотнее. Широкое Марсово поле далеко внизу прозябало под мелким моросящим дождём.
— Женя, вы тоже здесь?
Девушка повернулась медленно, задумчиво, как будто оклик донесся до неё сквозь густой туман. Профессор Рабье сосредоточенно смотрел в тонкое лицо знакомой студентки: оно оставалось неподвижным.
— Я вам помешал?
— Добрый вечер, профессор. Сегодня холодно. Почему вы здесь?
Ветер заглушил тихий голос, но профессор легко угадал вопрос:
— Я часто поднимаюсь на башню, смотрю на огни. Вечерний Париж восхитителен.
Будто услышав его слова, миллионы фонарей по всему городу разом зажглись, озарив дождливую дымку. Женя опустила печальный взгляд и медленно кивнула.
Профессор Рабье не сводил со студентки настороженного взгляда, стесняясь нарушить её грустное уединение. Он чувствовал, что ему нужно быть именно здесь, именно в этот час и в эту минуту; что-то говорило ему, что здесь, на вершине Эйфелевой башни, у него есть своя роль — небольшая, но очень важная. Поэтому он не ушёл:
— Жалко, что вы не были здесь в июне — на Марсовом поле цветут самые душистые липы.
— Да, наверное, — Женя неподвижно посмотрела вниз, и вдруг добавила, — я из Липецка, у нас на гербе липа.
Какое-то время они стояли молча. Затем профессор спросил:
— Ваша стажировка закончилась. Теперь вы поедете домой?
Ему показалось, что восковое лицо дрогнуло — конечно, только показалось, из-за тонких нитей дождя. Девушка, не отрываясь, смотрела на восток.
— Нет, не домой. Я еду в Марсель.
Она покачала головой, легонько стряхивая с себя оцепенение.
— Видите ли, профессор, я выхожу замуж.
— О-о! И кто же счастливчик?
Металлическая конструкция тихо зарокотала под напором ветра, и звук слился с именем.
— Эркюль Рене.
— А, это очень и очень хороший студент! Я вёл семинары в его группе, он, — как вы это говорите… — славный малый! — оживлённо заметил француз, улыбнувшись во всю ширину своего доброго полного лица. — Поздравляю вас, Женя!
Девушка оглянулась на него с тихим «спасибо». Он подошёл к мокрым перилам и посмотрел вниз на блестящий в осеннем дожде город.
— У вас на родине тоже дождь?
— Наверное, уже снег.
Далёкий Париж двигался и жил. Но в эту минуту профессор ярче и полнее ощущал движение в душе хрупкой девушки, стоявшей рядом. Он снова пристально посмотрел на неё: смерил взглядом слабую фигуру, без сил опирающуюся на перила, замёрзшие руки и лишённое краски лицо. Женя прерывисто вздохнула:
— Через неделю там уже всё будет завалено. У нас всегда так плохо чистят снег, — она горько усмехнулась, как будто всхлипнула.
Чуткое сердце профессора кольнула догадка. Оно сжалось от сочувствия, неожиданно осознав всю тяжесть выбора, который девушке пришлось сделать.
— Женя, вы знаете, что вашего жениха зовут Геркулес? — он продолжил, заметив интерес в её взгляде. — Эркюль — это по-французски Геркулес.
Она улыбнулась, и профессор улыбнулся в ответ.
— Похож, правда? Некоторые имена так подходят их обладателям. Рене всегда напоминал мне Геркулеса: такой же могучий, сильный, полный жизни.
Женя заморгала и провела рукой по мокрым от измороси щекам. После недолгого молчания она спросила:
— А я кого-нибудь напоминаю?
Профессор не ответил. Он теперь тоже смотрел на восток и, казалось, сквозь серую пелену видел то, на что с такой тоской смотрела Женя.
— Женя, вы слышали об Антее? — девушка сдвинула тёмные брови и покачала головой, не отрывая взгляд от горизонта. — Настоящий силач, сын богини земли. Никто не мог понять, откуда Антей черпает свои силы. Но Геркулес поднял Антея, высоко-высоко над землёй. Как только ноги Антея оторвались от матери-земли, силы навсегда покинули его.
Теперь Женя тоже смотрела на профессора. По её влажным глазам он видел, что она поняла его намёк. Её губы подрагивали. Наконец, она тихо спросила:
— Профессор, но ведь правда, что мы все живём ради любви?
— Конечно, правда, — с теплотой в голосе ответил профессор Рабье.
— Значит, если тебе повезло встретить любовь, ни в коем случае нельзя её потерять — каких бы жертв это ни стоило?
— А иначе никак.
Профессор наклонился к дрожащей Жене и положил большую мягкую руку на её плечо:
— И только что благодаря вам я увидел такую любовь, равную которой ещё никогда не встречал — а мы, французы, знаем в ней толк.
Женя снова посмотрела куда-то вдаль, на восток, и одними губами прошептала:
— Мы, русские, тоже.
По Жениным щекам текли слёзы, смешиваясь с мелкими каплями дождя и капая с подбородка. Всё лицо её ожило, словно глубокие мысли, раздирающие её душу, разом всплыли на поверхность. Оно, будто штормовое море, двигалось в буре эмоций — мгновение, а может, два — и вдруг успокоилось в уверенном и непоколебимом решении.
— Спасибо вам, профессор.
Женя скрылась на лестнице, и какое-то время профессор Рабье слышал её гулкие шаги по металлическим ступеням. Затем он долго смотрел вниз, высматривая среди крохотных точек Женю. В какой-то момент ему показалось, что он её нашёл: она уверенным шагом двигалась на восток, к студенческому общежитию — а может быть, и дальше.
***
Под Рождество в университет пришла поздравительная открытка на имя профессора Рабье. Раскрыв её, он очень обрадовался и куда-то убежал, растроганно вытирая глаза. Удивлённым коллегам ничего не оставалось, кроме как рассматривать марку на пустом конверте: тонкое дерево липы, держащееся корнями за ярко-зелёный холм.
—
Автор рассказа: Дарья Лысенко
Загрузка...
