Соня родилась на счастье. Так всегда говорила Сонина бабушка.
— А что? Нет? На счастье родилась! Шутка ли, пятнадцать лет тебя родители вымаливали! – утверждала она постоянно, — и вымолили! Родилась ты!
Правда, было непонятно, почему же теперь, вымоленная и рожденная на счастье, Соня большую часть времени вынуждена была жить в интернате.
— Ничего не поделаешь, — вздыхала бабушка, наверное – это главное дело Галеньки. Выполнила его, Боженька и прибрал.
— А папа тут при чем? – не унималась Соня.
— При чем, при чем. Ни при чем! Глупый твой папа, Соня. Не мужик, а… вжик. Нету жены, так и его нету. Справился, молодец… Надо же быть таким: девка грудная в родилке плачем захлебывается, а он…
Мама Сони умерла сразу после родов. А муж ее, Сонечкин папа, не выдержал. Наелся таблеток и не проснулся. Впрочем, бабушка Варя искренне считала, что пусть уж так, коли совести нету – ребятенка сиротить! Бабушке Варе малюсенькую Соню, слава богу, отдали. Но со временем, когда здоровье начало бабу Варю подводить, пришлось устроить девочку в интернат и забирать ее лишь на выходные и праздники. Бабушка очень часто переживала по этому поводу и просила у девочки прощения.
Соня не обижалась. Кто-то должен быть в их маленьком семействе мудрым и терпеливым? Пусть Соня и будет такой. Она решила познавать свою жизнь в сравнении: у многих воспитанников школы-интерната вообще никого не было, даже бабушек. Даже четвероюродных теть. Но они как-то жили? На что-то ведь надеялись? И еще – эти ребята так смотрели на Соню, собиравшую сумку, чтобы отправиться на все лето домой… Так смотрели… Лучше и не вспоминать! Соне казалось, что она слышит их тоску. Она звучала так: и-и-и-и-и-и. Как тоненький плач.
— Мама твоя теперь на небушке. Что по ней тосковать? За все она заплатила, сердешная! – говорила баба Варя.
— А папа?
— Папе хужее, папа нагрешил. Нет, чтобы радоваться – Бог ангела лично в руки дал! Так ведь нет, отказался! Дурачина. Теперь его черти на сковороде жарят. Пусть и жарят себе, паразита!
Она много ворчала на папу. Но Соня знала: не со злости, а от горести. Чтобы с ума не сойти от слез. Папа Сони был сыном бабы Вари. Выходило так, что папа Сони никого, кроме покойной Галеньки, не любил. Разве не обидно это бабе Варе? Соня слышала: «о-о-о-о-у-у».
А Соня что? Не человек? Она ведь на счастье рожденная. Как же так?
Соня провела не очень счастливое детство – это так. Лет в двенадцать уговорила она бабу Варю приютить лохматенького щеночка, которого нашла на помойке во время прогулки. Баба Варя поворчала, но все-таки согласилась: дом некому охранять, а тут будет хороший охранник. Вон какой лохматый, здоровый вырастет, со слона. Щеночка назвали Буяном. Кормили от пуза: Соня тайком ему носила приварок – остатки от обеда. И сосиски давала, хоть они в доме бабушки были редкостью. Но Буян вырос совсем немножко. Так и остался шпенделем с пушистым хвостом и лисьей мордочкой с умильными, будто обведенными черным карандашом, хитрыми глазками.
Бабушка весело смеялась, когда Соня приходила на выходные:
— Ты глянь, ты глянь, че делат! Хвостом-то машет, машет-то как! Вот-вот улетит!
А Буян, и правда, весь вертелся и крутился, подпрыгивая, как мячик.
— Вот видишь, как он счастлив! – говорила бабушка, вот тебе и счастье.
Правда, когда Соня уходила из дома, глаза у Буяна были совсем другими. И у Сони – тоже. И у бабушки. И Соня слышала все то же «и-и-и-и-и-о-у» от обоих, и бабушки, и Буяна.
Вот оно, все их счастье, от пятницы до субботы. И так – всю жизнь.
Когда Соне исполнилось восемнадцать – бабушка Варя умерла. Осталась она одна со своей собакой. Вот тебе и счастье: была бабуля, ждала, пока Соня станет взрослой. И не дождалась. Пришлось Соне бедовать одной. Она выучилась на швею и устроилась работать на швейное предприятие. Раньше она жила от пятницы до субботы, а теперь – от зарплаты до зарплаты.
Коллектив подобрался разношерстный: здесь, на швейнике, работали и взрослые женщины, и совсем молодые Сонины ровесницы. Целый день цех гремел и гудел. Предприятие изготавливало разные изделия: и ватружки для катания с ледяных горок, и туристические палатки, и костюмы для охоты и рыбалки. Соня задыхалась от пыли и чихала. Часто она буквально выкашливала комочек разноцветных частиц. Это были волокна тканей. Такая вот «счастливая» работа.
И самое противное, грохот и гул, рвущий нервы и раздражающий слух, не умолкающий ни на минуту, не мог заглушить этого: и-и-и-и-и-и, как бы Соня ни старалась заткнуть уши. То в одном конце помещения – и-и-и-и-и-и, то в другом. Соня издергалась совсем: тоска везде, отовсюду. Неужели все женщины несчастны? Хотя, если судить по Соне – так и есть.
Напротив Сони работала Инга. Симпатичная, молодая, веселая! Она никогда не «шумела». Соня радовалась за нее: красавица, замуж скоро выйдет. Жених – хороший парень! И личико у Инги счастливое! Но однажды Соня услышала тоску и от нее, хотя внешне девушка себя не выдавала. Правда, и не улыбалась как раньше. А это и-и-и-и-и-и-и было таким ужасным, будто человека режут заживо. Когда звук вдруг превратился в у-у-у-у-у-у-у, похожий на утробный вой, Соня не выдержала, остановила швейную машину и подошла к Инге, легонечко коснувшись ее плеча.
Та вздрогнула и посмотрела на Соню. Глаза у Инги были испуганные и такие… Будто она не Соню, а черта увидела.
— Инга, миленькая, что с тобой произошло? – спросила Соня.
— Ничего, — поспешно ответила Инга.
— Точно? Я просто слышу…
Инга изменилась в лице и вдруг закричала на весь швейник:
— Что ты слышишь? Что ты там слышишь, дура! Отстань от меня! – и выскочила из помещения.
Соня отправилась следом, насилу нашла ревущую Ингу в одном из уголков цеха. Соня скромно присела рядом и смотрела на девушку.
— Не плачь. Не держи в себе. Лучше выговорись. Легче будет. Тоска разъедает изнутри. Как рак.
— Ты экстрасенс? – спросила Инга.
— Не. Экстрасенсы видят. А я слышу, — простодушно ответила Соня.
— Слава богу. Хорошо, что ты не видишь.
— А что я должна увидеть?
Инга вытерла слезы. Оживилась.
— А попробуй. Может быть, ты просто не развивала свой экстрасенсорный талант. Может, у тебя получится? Просто, сядь пряменько и отключись от всего лишнего.
Соня не спорила с Ингой и не доказывала ей, что ей не нужно отключаться – она и так все слышит. Она выпрямила спину, закрыла глаза и постаралась расслабиться.
— Что видишь? – спросила Инга.
Соня хотела сказать, что ничего она не видит. Только слышит, но вдруг заговорила совсем не то:
— Я вижу, как твой жених тебя избивает. Сильно. Старается не трогать лицо, целится… — она вздрогнула, — в живот, о, господи! — И вдруг истерически закричала, — а по животу нельзя! Нельзя! Нельзя! Там малыш! – Соня замолчала. На ее лбу выступила испарина.
У Инги округлились глаза.
— Ты правда экстрасенс! Я точно беременна. И Вася меня бьет. По животу!
— Тебе нужно убегать от этого Васи! Убегать, бросая тапки!
Инга покраснела.
— Но как я уйду? Квартира Васина… Я получаю копейки. И как будет мой ребенок без отца?
Соня снова закрыла глаза.
— Прекрасно будет! Я вижу чудесную и очень красивую девочку. И ты рядом, такая же чудесная и очень красивая. А Васи нет! Рядом совсем другой человек. И он вас любит!
— Правда?
— Правда! – утвердительно кивнула Соня, — а убежать от этого изувера ты можешь ко мне! У меня целый дом, забор и крепкий замок. И собака злая.
— Точно? – неуверенно переспросила Инга.
— Точно. Настоящий волкодав! Только ты его не бойся. Он с беременными девушками чрезвычайно учтив.
Инга сбежала от Васи в тот же вечер. Буян был чрезвычайно учтив с новой жиличкой. Правда, Ингу он немного рассмешил – волкодав из Буяна был, честно говоря, не очень.
Единственное, о чем переживала Соня, так это о своей лжи. Как бьет Вася Ингу, она увидела. А вот как будет счастлива девушка, да еще и с дочкой, да еще и с новым мужчиной… Но дело сделано, ничего нельзя исправить. Соня помалкивала и себя не выдавала.
Зато Инга выдала Соню с потрохами. На следующий день об Сонином даре знали все работницы швейника. К Соне то и дело подходили женщины, отвлекая ее от работы. И Соня рассказывала каждой о тоске. И даже видела эту тоску.
— Вы думаете, что вам изменяет муж, — говорила Соня одной из них, — у вас дома постоянная ругань из-за его измен.
Женщина согласно кивала и напряженно ждала ответа.
— А он вам верен! Он только о вас и думает! – заканчивала Соня. И врала, — вы проживете со своим Николаем Ивановичем долгую и счастливую жизнь!
Другая дама тосковала о своем сыне, служившем в армии. От него не было писем. И Соня очень строго убеждала несчастную мать, что сын, наоборот, обижается на нее, потому что письма от мамы застряли где-то на полпути.
— Вам нужно прийти на почту и дать там всем разгон! А вообще, лучше позвонить в военную часть и спросить о состоянии Сережи.
— А вы сами ничего не видите? – с надеждой спросила женщина.
Соня очень, очень боялась врать. А вдруг с парнем не все слава богу? Как потом быть матери? И она соврала:
— Очень большое расстояние! И кто додумался так далеко сыновей от матерей увозить? Слабые флюиды. Но, думаю, ничего страшного не случилось. Дозвонитесь до части, прошу вас!
И так со всеми. И у почти всех своя боль, свои огорчения и чаяния. Соня видела женские судьбы и горести, советовала, как поступить несчастным и… не смогла удержаться от слов: «Все будет хорошо».
А потом Соня видела счастливые женские глаза. И не слышала тоски. А как этой тоске появиться? У ревнивицы начался настоящий медовый месяц, у матери с сыном было все в порядке, и он прекратил обижаться на маму, у другой мамы поставили правильный диагноз дочке, и девочку удалось спасти, у девушки поправился отец, еще одна наконец поступила в вуз. Нет никакой тоски! Тишина!
С Ингой Соне жилось замечательно. Инга открыла Соне новый мир. Книжный. Она ведь очень любила книги и читала Соне каждый вечер. И Соня «смотрела» книги, как кино. Прекрасная соседка, лучше и не пожелаешь. И Буяшка думал точно так же. Ой, только бы исполнилось то, что «предсказала» будущей мамочке Соня!
У Инги уже вырос живот. Она удобно устраивалась на стареньком диване бабы Вари, раскладывала на животе, как на столе, яблоки из сада, сливы и шоколадки. И читала, читала, читала… Читать, хрумкая яблоком, очень неудобно. Соня не мучила девушку – читала сама. Про себя. Видеть происходящее в книгах чтение про себя ей нисколько не мешало!
В один из тихих вечеров старенький Буян вдруг насторожил уши и визгливо, заливисто залаял, пятясь пушистым задом к ногам Инги, поджимая пушистый хвостик, дрожа и взрыкивая, неотрывно глядя в черную гладь оконного стекла. Девушки испуганно наблюдали за ним. Соня услышала: за дверью кто-то ходит. И от этого «кого-то» идет черное-черное, злое, страшное…
— Открывай, тварь! Открывай, иначе я вам всем бошки поотрываю! – дверь заходила ходуном.
Буян ощерился. Даже странно было, как у такой миленькой собачки с лисьей мордочкой может быть такой, поистине волчий оскал.
Послышался звон стекла. Инга истошно закричала. Соне показалось, что беременная девушка хочет спрятаться за маленького пса, а тот инстинктивно прикрывает своим хрупким тельцем ее круглый живот. Он был похож на волка, только, к сожалению, карликового и коротконогого.
Посыпались стекла, и в проеме показалась отвратительная рожа Василия. Почувствовался запах алкоголя. Он яростно, несмотря на изрезанные в кровь пальцы, выламывал застрявшие осколки. У Сони мелькнуло в голове: «Он мне казался таким симпатичным раньше». Она в охапку схватила Ингу и огрызавшегося Буяна и толкнула их в соседнюю комнату, крикнув:
— Быстро звони в милицию! – и закрыла дверь.
Стоять на месте некогда. Соня метнулась к печке, около которой лежала кочерга. Недолго думая, раскрыла дверцу, где засыпали яркие оранжевые угли, сунула кочергу в переливающееся красным и желтым черное золото и ни секунды не мешкая, ткнула раскаленным металлом прямо в лицо разъяренного недочеловека. Послышался дикий вой. Кочерга прилипла к роже изверга, оставив на коже вечное клеймо. Запахло паленым мясом.
Тот схватился за лицо и упал навзничь.
«Сейчас оклемается, и мне конец», — подумала Соня. Но в ее голове всплыла совсем другая картинка: Дюжие парни в форме заламывают Васе руки.
Послышался вой сирены. Видение повторилось точь-в-точь.
***
— До чего вы отчаянная девушка! – восхищенно сказал молоденький лейтенант Петров.
— На руках трое: Инга с животом и Буян, — ответила Соня, — не захочешь, будешь отчаянной.
— Страшно представить, что бы он с вами сделал… Мы проверили его подноготную: мерзавец редкостный. Уже отбывал срок за жестокое избиение женщины. Бьет исключительно по животу и голове! Тварь!
— Я знаю, — скромно потупилась Соня.
— Откуда? – у Петрова смешно, домиком вздернулись брови.
— Вижу, — ответила Соня, — а вас месяц назад бросила невеста.
Лейтенант Петров ужасно покраснел. Даже уши занялись огнем!
— Откуда вы…
— Не волнуйтесь! Она и мизинца вашего не стоит! И вообще вы скоро женитесь на замечательной женщине! У нее – небольшой домик с разбитым окном, надежный замок и строгий волкодав!
— Очень строгий? – улыбнулся Петров.
— Ну… такое себе… Вылитый волк, когда злой. Только карликовый. И ноги короткие, — скороговоркой отбарабанила Соня. И вдруг тоже покраснела, став похожей на молодую свеклу. До нее не сразу дошло, о ком она вообще говорит. А как дошло…
***
То, что Соня ни капельки не врала, стало понятно после того, как Инга родила прелестную дочку. Соня еще немного сомневалась, но все ее сомнения отпали, когда Инга влюбилась в прекрасного, светлого молодого человека, принявшего девочку Инги всем сердцем. У них все хорошо.
Ну и окончательной точкой в раздумьях Сони стало собственная свадьба. Лейтенант Петров стал ее первым и единственным мужем. Он мечтает о детях и боится спрашивать у Соне о количестве отпрысков – вдруг что-нибудь не так. А еще он очень переживает за старичка Буяна. Сколько ему еще отмерено?
А Соня не боится. Она «видела» четверых девчонок. То-то порадуется папаша Петров. А Буяну отмерено еще несколько лет счастливой жизни. Мелкие собаки (даже если они волки в душе) живут очень долго, лет до двадцати…
Действительно, мама вымолила Соню на счастье. И не только на свое собственное.
—
Автор рассказа: Анна Лебедева
Канал Фантазии на тему