Бой часов на башне разрезал тишину июньского утра. «Десять!» — лениво подумал Митя, вставая с кровати, где до этого читал старую, невесть как оказавшуюся в его доме книгу со сказками про рыцарей, драконов и принцесс. Жителям Митиного городка узнавать время было ни к чему: работали здесь исключительно по велению души, кто когда хотел, но часы на башне не останавливали – они стали доброй традицией городка. Как и трамваи, в которых люди катались просто так, не оплачивая проезд, как старинные фонари вдоль улиц, мостов и каналов, как скрипач Йохан, выходящий каждый вечер на главную площадь города и игравший прекрасные мелодии собственного сочинения. Иногда Йохана заносило, и он начинал играть другую музыку. Музыку, от которой жители городка мрачнели и расходились по домам. Музыку, пробуждавшую память. Память по прежней жизни, память по людям, с которыми жители городка никак не могли встретиться. Пока не могли…
Митя покинул свой домик и отправился вниз по улице: сегодня следовало навестить Анну Семеновну. Почему семнадцатилетний мальчик так подружился с восьмидесятилетней старухой, жители городка не знали. В городе жило несколько Митиных ровесников, но при встрече они лишь неловко раскланивались: каждый из них существовал обособленно, а если с кем и дружил, то только не со сверстниками. Вот как Митя, к примеру, дружил с Анной Семеновной.
Анна Семеновна жила на самой окраине городка. Ее дом напоминал русскую избу и совершенно не походил на те пряничные домики, в которых обитал весь город. Когда Анна Семеновна переехала в городок, она наотрез отказалась жить в этих «катежах», как она их называла. «В деревне в избе родилась, всю жизнь прожила, и тут буду так жить», — заявила старуха.
Анна Семеновна держала огород. И хотя в городке все росло само собой, хозяйка огорода не привыкла сидеть без дела, поэтому овощи она поливала, подвязывала, удобряла. В общем, делала все то, к чему привыкла за свои восемь десятков. Анна Семеновна гордилась урожаем, а соседи лишний раз старались ей не напоминать, что даже без прикладывания каких-либо усилий урожай у всех выходит на славу.
Дорога Мити лежала мимо дома Кузнецовых. Большая семья Кузнецовых жила в двухэтажном «катеже» у реки. Они держали лодку и часто плавали на ней по речке все впятером. Мальчишки бузили, ныряли с лодки, брызгались водой, а их родители только смеялись. Кузнецовы любили воду, до переезда в городок они тоже жили у реки. А вот огонь Кузнецовы не любили, избегали костров и свечей. И их можно было понять: прежнее их жилье сгорело дотла — ночью замкнула проводка.
Митя издалека наблюдал за семьей Кузнецовых и отчаянно завидовал им. Он живет здесь один, а они всей семьей. Хотя, если вдуматься, чему тут завидовать? До переезда в городок у них явно были еще родные. И друзья были наверняка…
Анна Семеновна встречала Митю у ворот. «Что-то ты припозднился сегодня, миленький!» — проворчала она, однако в дом пустила сразу. «Чай пить будешь?»
Чай Анна Семеновна заваривала из травок, которые выращивала у себя в огороде. Напиток получался душистый, отменный на вкус. К чаю старушка подавала варенье из малины. Жители городка почти не испытывали голода, однако от варенья Анны Семеновны и от ее чая никто из редких гостей никогда не отказывался. Не отказался и Митя.
За чаепитием Анна Семеновна обычно рассказывала Мите истории из своей жизни. Всю жизнь, до выхода на пенсию, она проработала продавцом в деревенском магазине. Замужем не была, с детьми тоже не получилось. «Косьма обещал узнать про маму с тятей, но вот сколько жду, все никак не приходит», — сетовала она. Митя согласно кивал и просил рассказать еще. Он-то в родном городе, до переезда, прожил всего семнадцать лет, последние два года сильно болел, и мало что видел за всю свою жизнь, однако и он поведал Анне Семеновне про маму с папой, семилетнюю сестру Ленку и друга Костю. Анна Семеновна после этих рассказов вздыхала и гладила Митю по голове. Вот и сегодня, увлеченные историями друг друга, они не заметили, как хлопнула входная дверь. На пороге стоял Косьма.
«Косьма!» — всплеснула руками Анна Семеновна. «Неужто родителей моих нашел?»
«Я не к тебе, Аннушка», — сказал Косьма. «Я за Митюхой».
Митя побледнел, а Анна Степановна схватилась за сердце и прошептала: «Кто?»
«Я деталей не знаю, Аня. Сама понимаешь, я человек подневольный, на посылках. Там сказали, езжай за Митяем. Ну я и поехал. Собирайся, Митюш, без тебя никак».
Анна Семеновна заохала, неловко перекрестила Митю, а после долго смотрела им с Косьмой вслед, пока они не скрылись за поворотом.
Железнодорожная станция представляла собой старинный деревянный дом, а поезд, что стоял на рельсах ровно напротив станции, выдыхая из себя белый пар, и вовсе, казалось, был перенесен сюда прямиком из кинокартины братьев Люмьер.
Митя с Косьмой сели в первый, абсолютно пустой вагон, и поезд бодро побежал по рельсам. За окном мелькали поля, леса, небольшие города, так похожие на Митин городок. Наконец, поезд остановился на совсем неприметной станции. Такую станцию Митя видел, когда ему было лет шесть. Они ездили на дачу к маминой знакомой, и там был такой же заброшенный полустанок с покосившимся зданием вокзала и рядом водонапорная башня из порыжевшего от времени кирпича. Именно в такую башню и привел его Косьма.
В башне было три этажа. На каждом из них трудились люди. Одни сидели за большими экранами, другие листали старинные книги, третьи то и дело крутили диски огромных телефонных аппаратов, все время пытаясь куда-то дозвониться.
«Привел?» — спросил Косьму смуглый мужчина лет сорока, назвавшийся Марком. «Ты, главное, не бойся, Мить. Будет тяжело и сложно, выбор будет нелегкий. Но ты слушай себя, сердце свое слушай. Оно не обманет…»
Потом Косьма завел Митю в лифт и перед тем, как нажать кнопку, сказал: «Ты хороший парень, Митюха, все сделаешь правильно. Ничего не бойся. И это… как лифт остановится, будет дверь. Толкнешь ее и войдешь, а там все увидишь».
Лифт ехал, казалось, целую вечность. Взволнованный, Митя успел успокоиться и даже устать. Когда двери лифта разъехались, Митя увидел длинный коридор, а в конце коридора белую дверь. Одну-единственную дверь. Митя долго стоял перед ней, волнуясь, а затем взялся за дверную ручку, толкнул и вошел. Вошел в помещение, оказавшееся больничной палатой. В этой палате находился пациент. Девушка. Длинные темные волосы были рассыпаны по подушке. Она, казалось, просто спала, если б не аппарат искусственного дыхания, делавший за нее сиплые вздохи. Митя долго смотрел в лицо девушки, словно узнавая и не узнавая его, и даже не заметил, как в палату вошли врачи. Они не видели Митю, что его совершенно не удивило и даже играло ему на руку, ведь он смог подслушать разговор.
«Ох!» — сказал старый врач своему молодому коллеге. «Горе-то какое! И куда она на мотоцикле так летела?»
«Мы сделали все, что могли, Виктор Иваныч!» — ответил молодой коллега. «Состояние критическое, сами понимаете…»
«Понимаю!» — вздохнул Виктор Иваныч. «Только родителей жаль до слез. Если случится, то это вторая смерть в их семье. Смерть ребенка, я имею в виду. У них лет тринадцать назад сынишка умер от лейкемии. Дмитрием звали, Саньки моего одноклассник. Хороший был парнишка, да вот настигла проклятая болезнь. Два года боролись, и все напрасно. Если Леночка уйдет, то родителям жить незачем будет».
«Что же делать, Виктор Иваныч?» — ответил молодой доктор. «Будем надеяться на чудо».
А Митя присел на край кровати и, не отрываясь, смотрел в бледное лицо девушки. Он помнил ее младенцем, помнил ее четырехлетней смешной почемучкой, помнил, как она пошла в первый класс. Теперь Ленка, его сестра Ленка, которой было семь, когда он отправился в городок, была старше его самого. Ему так давно было семнадцать, а Ленке уже двадцать. Он знал, что стоит ему взять Ленкину руку, позвать за собой, и Ленка уйдет с ним. И они будут ходить в гости к Анне Семеновне, плавать по реке с Кузнецовыми, слушать вечерами скрипку Йохана. Митя так долго был один, и какое счастье, что теперь он не будет одинок. Сколько всего ему нужно рассказать сестре, сколько историй выслушать. Он долго сидел на кровати, решаясь, как вдруг услышал чей-то взволнованный голос.
«Мария Александровна!» — кричал кто-то. «Это же реанимация, вам туда нельзя!».
«Пустите меня к дочери!» — рыдала Мария Александровна. «Пустите!»
Дверь распахнулась, и в палату вбежала плачущая, осунувшаяся, очень худая женщина лет пятидесяти. «Мама», — отстраненно подумал Митя. «Это мама».
Мама села на Ленкину кровать, схватила руку дочери и начала ее целовать, заливаясь слезами, и призывая вернуться. Митя долго смотрел на это, потом подошел к маме, обнял ее за плечи и положил подбородок ей на темя. Так он делал раньше, до переезда. Они с мамой были очень близки, и Митя никогда этого не стеснялся. Внезапно мама перестала плакать и с какой-то смущенной улыбкой подняла глаза. «Она знает!» — понял Митя. «Она чувствует!»
«Митя, сыночек, ты пришел?» — с надеждой спросила мама. «Митюшенька, ты за ней, да? Сыночек, умоляю тебя, не забирай!»
И тогда Митя еще раз обнял маму, погладил Ленку по руке и шагнул в образовавшуюся в стене белую дверь. Шагнул навстречу своему одиночеству. Одиночеству, в котором не будет задушевных разговоров с сестрой, совместных прогулок на лодке и старинных трамваях, не будет ничего, на что он смел надеяться последние пятнадцать минут. Перед глазами Мити предстал длинный коридор, и он быстро побежал по нему к лифту, пытаясь сглотнуть подступившие слезы.
Митя не знал, что именно в этот момент Лена открыла глаза…
—
Автор рассказа: Ирина