Ой, Анька, а я всегда знала, догадывалась, что мой Славка меня не любит. Не любит, как женщину. Нет у него ко мне ничего, кроме привычки. Не интересую я Славку в этом плане. Не то, чтобы он меня не переваривал – в быту как раз все у нас было хорошо: мы не ругались, любили поболтать и посплетничать, ездили на экскурсии, и в кино, воспитывали двоих девчонок… Все прекрасно.
— Ты мой лучший друг, — Славка любил это мне говорить, — корефанчик мой, брателло!
Да, я была «брателлой» для него. Со мной Славке легко и комфортно. Я всегда рядом: пожалею, подставлю плечо, поддержу.
Спасу.
Помню, ехали мы на дачу, а на дороге случился ужасный гололед. Ужасный просто – не дорога, а ледяное яйцо. Машину ( а у нас тогда был грузовичок – стройматериалы перевозить и на доставку не тратиться) несло, и я молилась Богу, чтобы не укатиться в кювет. Глубокие у нас там овраги. Свалишься – не выкарабкаешься. В горку нам не взобраться. Грузовичок покатился обратно. Славка из последних сил старался удержать машину.
— Марина, выскакивай из машины, — крикнул он, — спасайся!
А я кинулась расчехлять фургон.
В фургоне лежали мешки с цементом.
— Держи машину, просигналь, если покатишься, — крикнула я мужу.
И представьте себе, какой же я была дурой! Откинула тент, запрыгнула в фургон (как, до сих пор не пойму) и выкинула мешок с цементом. А потом, выпрыгнув, начала пригорошнями подкидывать цемент под задние колеса. Вместо песка. Грузовичок прекратил скользить. Я не успокоилась: поволокла этот мешок (откуда взялись только силы) за собой, под горку, как сеятель на поле, подсыпая серую пыль по сторонам.
И так мы благополучно доехали до чертовой дачи. Отдышались кое-как, и уж потом я набрала номер дорожников и высказала им все, что об их работе думаю!
— Какая ты у меня, — говорил вечером Славка, — молоток! Четко, без истерик, без бабской тупизны… Господи, за что мне такое счастье!
Ну а потом – ночь любви. Марина заслужила. Молодец, Марина… хорошая девочка…
Да. Хорошая, удобная для жизни девочка. Только свистнешь, а она уже тут, в глаза заглядывает и хвостиком виляет, улыбаясь. С такой, как я, не надо страдать и мучиться. Легко и весело, и перед людьми не стыдно. К тому же, к алкоголю равнодушна, и сигаретный дым не переносит. И никогда не посмотрит на сторону – любит своего единственного. А он – позволяет себя любить. Закон, блин, счастливого брака, как сказал Ларошфуко. Ему, наверное, виднее.
Я знала, что до меня он много лет мучился с одной такой девицей. Ничего особенного, на курицу общипанную похожа. И образ жизни такой-же: сегодня один, завтра другой. Ей просто интересно было играть мужчинами. Это у нее спорт такой, жонглерский. Этакая Кармен местного производства. Роковая женщина Люська Иванова. Целая вереница кобелей, и мой где-то с краю болтается. Страдал. Тьфу, не могу понять, отчего же мужики такие не брезгливые? Что за мода дурацкая – вокруг бл…, простите, куртизанок крутиться? Что в них? Устроены по другому? Раскованнее нас? Порочнее?
Так, извините, уважаемые джентльмены, что же вы от нас-то верности требуете? Почему нам нельзя такой козлятник развести? А? Молчите? Что-то там нам про семейный очаг и девственную чистоту втираете. Ладно. Что-то я разошлась нынче.
В общем, слушай Анюта, дальше. Встретилась я со своим страдальцем нечаянно, на каком-то пикнике, где собрались наши общие друзья. Все веселятся, танцуют, а он с кислой рожей сидит. А я, к слову, с такой же физиономией была. Переживала тоже разрыв со своим парнем Ромкой. Наверное, наши друзья таким образом решили нашу тоску развеять, ну… чтобы мы познакомились. Вот и познакомились: он подсел ко мне, завел разговор, что мол «такая печальная», что «красивым девушкам печаль не к лицу» и прочие «тыры-пыры».
А мне так хотелось с кем-то своей тоской поделиться. И ему – тоже. Так и «встретились два одиночества». Он оказался легким, юморным парнишкой. Я тогда еще возмущалась: ну ведь симпатичный парень, умный, светлый такой! Что этим каракатицам блудливым надо? И Славка, в свою очередь, не понимал, чего этот Рома выкобенивается? Это же не девушка – клад! (про меня так и говорил) И на душе у обоих легче стало. Мне даже смешно потом было: Ромка перед Славкой – ноль без палочки! Ничто! Глупый, капризный, истеричный болван! Он, таким, кстати, и остался – четыре развода за плечами и непросыхающий алкоголизм!
Я его забыла уже на четвертую неделю знакомства со Славиком. Со Славиком никто сравниться не мог! Ну и закрутилось у нас. Все красиво, все счастливо, без выкрутасов и нервотрепки. Славка за год до свадьбы на вахту, на севера устроился, чтобы накопить денег, чтобы жену (меня) содержать достойно! Так я ни разу! Ни с кем! Никуда!
— Какой я слепец был! Чуть свою настоящую любовь не проморгал, — восхищался мной перед гостями потом жених, — я работал как вол, но работал спокойно! Дома – настоящий тыл! Верная и любимая Маришка!
А Маришка, развесив уши, из кожи вон лезла, чтобы марку держать! И дочек рожала, и себя блюла, и дом содержала! Он обнимет, поцелует… Как в кино – сердце заходилось! Такой я себя счастливой чувствовала, гордилась своей семьей! И боялась «зависти богов». Вдруг, увидев, что у меня в душе все искрится, позавидуют мне и все разрушат! Правильно боялась, сердце не обманешь, сердце чувствовало: где-то прячется гниль, плесень. Хоть и не хотелось ее видеть, но…
Каждую осень мамаша этой королевны звонила Славке, чтобы помог ей на своем грузовичке перевезти овощи с дачи в город. Ну что такого? Пожилая женщина – Славка с ней отношения поддерживал – хороший человек. Да и платила за грузоперевозки неплохо. Все деньги в семью. И постоянно свою доченьку ругала последними словами. А мне передавала привет.
И частенько дарила моему мужу бутылочку домашнего самогона. Мой Славка самогонку не любил, мы в подвале ее держали. Ну и ладно. Между делом Славка с ЭТОЙ виделся иногда: тоже на даче толкалась, к земле потянуло, видно. Я помалкивала – работа. Да и глупо из-за какой-то беспокоится. Шлют мне приветы всем своим колхозом, да и ладно.
Потом она серьезно заболела: Славка по доброте душевной ей помогал деньгами. Я ничего не говорила. Хотя уже обидно было: к тому времени и я прихварывать стала по-женски, но по больницам некогда таскаться: то одно, то другое… А он за ЭТУ переживает:
— Допрыгалась! – ругался, — доскакалась!
Я один раз не выдержала. Говорю:
— А может ты всю зарплату будешь своей любови отдавать? Че уж там.
И муж меня ударил по щеке. Потому, что сердца у меня нет. Одни бабы и деньги на уме. И меня такая обида взяла! За что? А Славик вечерком подлил маслица в огонь: подает мне трубку:
— Поговори с ней! Поговори, Марина! Она тебя просит!
Ну уж этого я не стерпела! Это, знаешь, какое-то унижение, просто! Будто я настолько смешная личность, что можно любого человека в нашу семью пустить – я – не стенка! Подвинусь! Раскричалась, конечно. Нервы не выдержали. Славка меня дурой чебурахнутой обозвал. Еле-еле кандал замяли. Я не люблю ссор. Помирились с ним быстро. Зажили дальше. Только что-то у нас не так все. Спим давно на разных диванах: все ему не нравится во мне: то толстая, то кожа у меня не такая, то я – бревно, то он – устал. А я привыкла уже. Десять лет живем, как брат с сестрой.
Да мне уже и не хочется ничего. Одолели болячки на этой почве. Врач спросил: когда в последний раз у вас…, ну, это было… Я и ляпнула. У врача глаза по пять копеек. А я плечами пожала – проблема-то, тьфу…
— Из-за вашего «тьфу» у вас все беды! Молодая женщина! Сорока нет! – ругается доктор.
А я что ему скажу? Извините, муж не хочет? Я что, в ногах у него валяться должна? Делать мне больше нечего – так позориться. И перед доктором, и перед Славкой. Ну… Живем дальше, добра наживаем, девчат в люди выводим. Вот где проблема – девочки мои – красотки. И уж больно шустрые, только следи за ними. Мальчики бегают табором. Они хихикают. Ну, дети совсем. А ведь скоро, совсем скоро влюбятся по-настоящему. Уберечь от обмана их надо. Настоять на том, чтобы учились лучше. Ой, что я говорю – все матери об этом пекутся!
И пока я кудахтала над дочерьми – мужа и прокудахтала! Он, конечно, выпивал по праздникам. Но в последний раз явился пьянее вина. Злой такой, нервный. Я не лезу – зачем к пьяному мужику с руганью приставать? Проспится – поговорим! А он на меня прет быком:
— Где бутылки, которые мне моя несостоявшаяся теща дарила? – орет.
— В подвале, — говорю, — где им быть-то еще?
Он в подвал. Все бутылки вытащил и об камень поразбивал.
— Наговоренные бутылки! Что-то там теща подливала в них, какую-то присуху. Чтобы я обратно к Люське прикипел.
А я в такую ерунду не верю.
— Глупости это все! – говорю, — но то, что выкинул, хорошо. Ты, чего доброго, не к Люське прилипнешь, а к самогоночке приворожишься, — улыбаюсь так ласково. Юморю. А сама его спать укладываю.
И тут он, засыпая уже, поддал жару:
— Да меня и не надо присушивать. Я и без приворота сраного без Люси жить не могу. Тянет…
Поднялся, смотрит на меня абсолютно трезвыми глазами:
— Не люблю я тебя, Маринка. Не люблю, не хочу, не перевариваю. А к ней, к стерве, всю жизнь хожу! – рубаху на груди рванул и взревел даже. Со слезами!
И спать рухнул. А утром сделал вид, что ничего такого не было. И не помнит нифига! Улыбается, виноватится и рассольчика просит. А я сказать ничего не могу. Земля из под ног уходит. Сердце останавливается. Даже не от измены! От того, что он меня за дуру держит! За круглую дуру!
Вот, убежал на работу. Работает, деньги для семьи зарабатывает. То ли для той, то ли для этой…
Что мне делать, ума не приложу… А, Анюта?
—
Записала Анна Лебедева
Канал Фантазии на тему
Загрузка...
